В крае далёком, в крае озёрном, там, где сосны растут высокие, реки текут глубокие, горы стоят исполинские, жил да был вдовый купец, и было у него две дочери. Обе красавицы, умницы да рукодельницы на радость отцу-батюшке. Старшая сестрица, Дарья, высокая да статная, ни дать ни взять царевна. Коса у ней чернее ночи, лицо белей сметаны, под соболиными бровями глаза зелёным пламенем горят. А губы-то, губы – ах! – рябинов цвет! Была Дарья рачительна, сметлива да домовита – любая работа в её руках спорилась.

Младшая сестрица, Марья, стройная да гибкая, точно верхушка сосенки. Коса её, что зорька ясная, золотом блещет. Личико румяное, как яблочко наливное. А глаза – ух! голубым сапфиром сверкают! Чисто льдистые озёра в ясный день. Была Марья беззаботна, словно пташка певчая, незлобива да покладиста.

На ту пору, как минуло семнадцать Дарьиных да шестнадцать Марьиных вёсен, проезжал мимо купеческого двора Иван – добрый молодец на вороном коне. Увидал он двух сестриц и потерял сей же час покой и сон.

Два дня ходили к купцу от Ивана сваты, просили:

– Отдай, купец, за нашего Ивана – доброго молодца одну из своих прекрасных дочерей.

Купец всё отказывал, а на третий день спрашивает у Дарьи да Марьи:

– Не хотите ль, дочки, замуж пойти?

Щёки девушек вмиг вспыхнули, точно лучинки в ночи зажглись, и склонили они в согласии головы.

Снова спрашивает купец дочерей:

– Которой же из вас, дочери мои любезные, больше по нраву Иван-молодец?

Сестрицы голов не подняли, голоса не подали, но зарделись пуще прежнего.

В третий раз спросил купец дочерей:

– Которую из вас, мои яхонтовые, за Ивана сосватать?

В один голос молвили сестрицы:

– Выбирай ты сам, батюшка!

Подумал купец, подумал – да и решил выдать за Ивана старшую дочь Дарью. Скоро сказка сказывается, нескоро дело делается. Пока готовилась свадьба пышная, собиралось приданое богатое, отправились сестрицы в лес по грибы-ягоды. Набрали они полные лукошки и остановились у лесного колодца воды напиться.

Встали сёстры по сторонам от колодезного ворота, взялись за ручки и принялись крутить. Восемь раз провернули тяжёлый ворот, а на девятый вскрикнула Марья и выпустила свою сторону из рук. Не удержала Дарья ворот, закрутилась с ним вместе – да и сгинула в колодце. Заплакала Марья, запричитала, но делать нечего. Подхватила она корзинки и пошла домой.

Узнав о гибели старшей дочери, купец страшно горевал, а Марью, младшую дочь, единственную, стал любить и лелеять пуще прежнего.

– Батюшка, – говорит как-то отцу Марья, – сосватай ты меня за Ивана.

Согласился купец и пошёл к Ивану сватать младшую дочку.

Вскоре сыграли свадьбу – пышную, весёлую! – и поселили молодых в высоком светлом тереме, где зажили они в достатке и радости.

Минуло тому три года, и стало Марье казаться, что Иван любит её меньше, чем Дарью любил. И глаз-то его не так ярко горит, когда любуется он своей женой-красавицей; и обнимает-то он её не так крепко; и целует-то не так жарко, как должно! Окутала Марью чёрная тоска, легла на сердце тяжёлая кручина…

Побежала она в лес, нашла колодец, где утонула сестрица, и закричала:

– Я больше твоего за Ивана замуж хотела, а отец тебя сосватал, потому что ты старшая! Отдай мне Иванову любовь, на что она тебе, раз ты уже мёртвая?

– Скажи, сестрица, – послышался из колодца Дарьин голос, – ты ли колодезный ворот отпустила, ты ли меня погубила? Коли скажешь правду да выполнишь три моих загробных желания, помогу тебе, отдам Иванову любовь.

– Я, я ворот отпустила! Я тебя погубила! – призналась Марья.

– Тогда вот моё первое желание: отдай мне то, чего у тебя в избытке.

Воротилась Марья домой, думала-гадала три дня и три ночи, потом пришла к колодцу и говорит:

– В избытке у меня отцовой любви, забирай себе свою часть!

– Хорошо, сестрица, – отвечает Дарья из колодца. – Вот моё второе желание: отдай мне то, чего у тебя в достатке.

Воротилась Марья домой, думала-гадала три дня и три ночи, потом пришла к колодцу и говорит:

– В достатке у меня красы и здоровья, забирай себе свою часть.

– Хорошо, сестрица, – отвечает Дарья из колодца. – Вот моё третье желание: отдай мне то, чего у тебя совсем нет.

Воротилась Марья домой, думала-гадала три дня и три ночи, потом пришла к колодцу и говорит:

– Нет у меня ни жалости, ни раскаяния, что тебя погубила!

В тот же миг, как затихло эхо Марьиного голоса на дне колодца, поднялся в лесу ветер небывалый. Заскрипели дерева, закачались. Одна из сосен наклонилась, нырнула верхушкой в колодец и вытащила Дарью, живую и невредимую.

– За то, что погубила меня, прощаю тебя, сестрица, – молвила Дарья. – Да Иванова любовь, как обещано, вся твоя!

Завыл тут ветер пуще прежнего, затрещал стволами, зашумел ветвями, поднял Марью и понёс к Ивану. Закрутил, завертел ветер мужа с женою, разорвал на мелкие кусочки, понёс по миру. Там, где падали они наземь, вырастал цветок с синими листами и жёлтыми цветками. О тех цветах сложили люди немало легенд и песен, а уж которая из них правда-истина, одному только Богу известно.

Поговаривают в народе, что на месте, где людское жильё стояло, непременно крапива вырастет, да густо, буйно.

Давным-давно люди жили в ладу с крапивой. Отдавала она им себя на мягкие рубахи да нарядные сарафаны. Но предал человек, как водится. Ткут теперь бабы лён, а крапиву недобрым словом поминают. А та в ответ жалит руки до волдырей, но забыть людей не может, вот и льнёт к жилью, тянет листья: «Взгляни на меня, человек!» Как уйдут люди с места, так обнимет крапива всё, что осталось после них. Но то обычные люди. После иных совсем другая трава растёт…

Стоял в былые времена в Холмогорье дом. Ничем не приметный, от других не отличный. Да только всем на селе было известно, что хозяйка его с нечистой силой знается. Место это и поныне там, да так полынью заросло, что будешь мимо проходить – покроются губы горечью. Полынь от порчи наивернейшее средство, про то вам всякий скажет.

*

Не сыскать в Холмогорье девушки краше, чем вдовья дочка Рада. Глаза – весенняя зелень в первый солнечный день, волосы – спелая пшеница в конце урожайного лета, губы – алый зимний закат. Сама станом как берёзка, а силы в руках!.. И воды натаскать, и дров нарубить, и ворота починить.

В большой Радиной семье достатка не было. Кроме неё подрастало у матери ещё четверо младших: двое мальчишек да две девчоночки. Каждый день мать до рассвета уходила к озеру – рыбачить на оставшейся от мужа лодчонке. А Рада хлопотала в огороде, присматривала за домашней птицей, убирала дом, готовила обед. Меньшие помогали, конечно, как могли. Да много ли проку от озорников? Одни игры на уме.

Как отец умер, мать сразу Раде и сказала: «Замуж не отдам тебя. Куда я с малыми одна?» Смирилась девушка, ни слова поперёк не молвила. А сватались к ней часто, не глядя на то, что приданого нет. Опускала Рада глаза и качала головой: нет, мол, не люб ты мне. А про их с матерью уговор никто и не ведал.

Ночами, распустив косу, сидела Рада у окна, подперев щёку ладошкой, и думала об одном: как отказать, если посватается кузнец Яромир? Да нет, не посватается – с чего бы ему?

Когда Рада проходила мимо кузни, Яромир всегда ей улыбался. Бывал он тогда словно яркое солнышко, в чьих лучах отогревалось девичье сердце. Ни одного слова не сказали они друг другу, лишь смотрели издали. Да на что она ему, в самом-то деле?