========== Прощание ==========

Ему говорят — не делай глупостей. Стив не делает глупостей. Это ему в принципе не свойственно. Он просто идет вперед, шаг за шагом, день за днем, час за часом. Все своё несет с собой: темные глаза, кривую улыбку, последний вдох и «теперь ты можешь отдохнуть» заодно.

Все, что его, остается с ним. Темные волосы, запах Олд Спайс, крема после бритья, чего-то неуловимого, древесного.

Все его — с ним. Шуточки, оскорбления, невыносимое презрение, теплота. Одиночество.

Стив несет с собой весь свой груз.

Он не смог его спасти. Вот же как вышло, остальных смог, сам не погиб. А его не спас.

Стив несет это с собой. Несет сквозь время.

— Я надеюсь, мы смогли все исправить, — искренне говорит он Древней, передавая ей последний камень, честно, из рук в руки передавая.

— Ну конечно же, не смогли, — отвечает она, — но непоправимого вреда пока не нанесли. Игры со временем опасны. Ткань бытия истончается, рвется.

Стив думает: «Его нет. Его больше нет». Что ему за дело до этой реальности, где его больше нет?

Стив думает: «Но есть его дочь. Там осталась его дочь. Он мог бы успокоиться… просто жить там… в своем времени… смотреть, как она растет… он мог бы… Но его дочь — не он. Это другой человек. Она — не он».

Стив выпадает из реальности, из этой, чужой и из своей тоже выпадает. Его груз тянет Стива к земле.

Его больше нет. Нигде нет.

«Это должен был быть я. Я, не он. Но его нет. И никогда не будет. Он не увидит, как вырастет его дочь. Ничего больше не увидит».

«У меня ничего не осталось», — думает Стив. Ничего. Ничего. Ничего.

И никого.

— Но ведь еще есть ты. Ты сам, — говорит ему Древняя, словно прочтя мысли. Очевидно, прочтя мысли.

Стив возвращается в реальность, но реальность ускользает, не хочет принимать его.

Стив везде лишний, чужой.

Ошибка кода, баг, как говорил…

Неважно.

«Нет, — думает Стив, — меня тоже нет».

****

Он приходит к той забегаловке, в две тысячи двенадцатом, просто попрощаться. Просто еще раз увидеть его.

Он смотрит на них, таких молодых. Таких юных. У них на плечах еще нет того груза, что пригибает его к земле.

Стив прислоняется к стене дома напротив, не в силах стоять прямо. Смотрит. На себя. На Тора. На Клинта. На Наташу. И на Тони.

Такие юные. Такие счастливые.

У Тора еще есть отец, мать и Асгард. И брат, каким бы он ни был, и девушка. Никто из них не терял столько, сколько потерял Тор.

У Клинта его семья.

Наташа пока не собирается умирать.

У Тони еще не было Альтрона. И их личной битвы тоже еще не было. И Таноса, Танос еще не пришел сюда. Тони жив.

А у него самого все еще есть Тони. Есть все они. И даже Баки где-то там еще есть. И даже Пегги еще жива. Вот только он, тот он, пока что не понимает этого. Тот он, из этого времени, тоже думает сейчас: у меня никого не осталось.

Настоящий Стив знает: тогда он и понятия не имел, что такое терять по-настоящему. Друзей, семью, весь мир.

Теперь-то Стив понимает: это ненадолго. Он мог бы сказать им, тем, из прошлого: цените то, что имеете. Но кто же ему поверит.

Он мог бы сказать самому себе: у тебя есть все.

Но и сам себе он не поверит.

Весь его груз, все, что осталось с ним, давит, прижимает его к земле.

Ни в одном из этих миров Тони не выжить. Потому что однажды он стал Железным человеком. Стал Мстителем. Мстители — не выживают. Мстители не получают счастливый конец.

Но что, если где-то…

— Не делай этого, — Древняя материализуется рядом с ним откуда-то из воздуха, — отпусти его и иди вперед. Ничего не выйдет.

— Простите, мэм, но я не понимаю, о чем вы, — рассеянно отвечает ей Стив. Вот только, кажется, он понимает.

Должна же быть реальность, где Тони останется жить. Хотя бы одна такая.

Кто-то должен его спасти.

У Стива сейчас есть все что нужно. У Стива есть его груз. И есть еще частицы Пима. И где-то есть живой Пим, Стив сможет добыть новые частицы, если этих не хватит. И есть ещё кое-что, куда более важное. Живой Тони. Тони, который сможет пройти до конца свой путь. Увидеть, как вырастет его дочь.

А Стив увидит, как Тони станет счастливым. Откуда-нибудь со стороны. Не смея приближаться.

Что с того? Разве оно того не стоит.

Стив разворачивается, чуть не задевая Древнюю.

— Ты совершаешь ошибку, — говорит она, внимательно глядя в его глаза.

— Простите, мэм, — искренне извиняется Стив, — я, кажется, не могу поступить иначе.

— Ну конечно же можешь! — говорит она. — Просто иди вперед. Не нужно возвращаться назад.

— Вы не понимаете, — даже не пытается объяснить ей Стив. Впереди — больше нет Тони. А там, позади, где-то там, он еще есть.

— Я понимаю, — говорит она, — я тоже теряла. Но отнюдь не все, что нам не нравится, мы вправе исправлять. Мы не можем исправлять некоторые вещи.

— Я — смогу исправить, — говорит ей Стив, — у меня должно получиться.

— Ты ничего не исправишь. То, что произошло — произошло. То, что должно случиться — случится.

Стив до боли в руке сжимает карманную машину времени.

Тони ее создал. Тони ее придумал. Зачем? Чтобы в итоге лишиться всего?

Стив этого не допустит.

Пусть в другой реальности, но не допустит.

— Что ж, — говорит ему Древняя, — тогда иди. Иди и ты сам увидишь.

Стив улыбается ей одними губами, из вежливости, задает координаты и жмет на кнопку.

И оказывает далеко от нее, в пустыне Афганистана.

========== Афганистан ==========

В Афганистане пыльно, сухо, жарко. Стив едет на джипе к одной, ему известной базе. Он прожил тут три месяца, прежде чем выяснил все детали операции. Зато сейчас он подготовлен идеально.

Он успел отрастить волосы и бороду; научился завязывать арафатку так, чтобы сойти за местного. Он практически отвык от обычных людей, и ему кажется — так было всегда. Бескрайние пески, ветер, палящее солнце.

И его груз, который всегда с ним.

Он смотрит в бинокль на похищение Тони, смотрит, но не вмешивается. Тони должен принять решение о прекращении производства оружия. Это важно. Важно, в первую очередь, потому, что у людей будет меньше поводов похищать Тони. Оружие — это опасно. Это может все испортить.

Однако смотреть не вмешиваясь, оказывается сложнее, чем думал Стив.

Он ощущает ноющую боль и сначала ему кажется, что он отлежал руку. И только, поменяв положение, догадывается посмотреть и понимает, что до крови прокусил ладонь.

Так нельзя. Нельзя реагировать настолько эмоционально, можно провалить весь план.

В конце концов, успокаивает себя Стив, он всегда может вернуться назад.

Успокоиться не выходит, потому что в любом случае, один из Тони Старков пострадает по его вине. Как будто их без того было недостаточно.

У базы нет ничего, кроме перекати поля и одиноких гекконов, греющихся на камнях. Стив проводит там три дня, безостановочно ругая себя и свой план, который может стоить Тони Старку жизни. Он не засыпает ни разу, как не старается и предусмотрительно захваченные таблетки ему не помогают.

Он ненавидит себя за это, понимая, что тремор от бессонницы, его несобранность или то, что в нужный момент он не сможет взять себя в руки, может стоить Тони жизни.

Он ненавидит себя за это и все равно не может уснуть, представляя, как в нескольких милях от него Тони пытают, Тони мучают, а он ничего не делает. Неважно, что его Тони давно пережил и забыл обо всем (да и можно ли забыть такое?). Этот Тони испытывает все впервые.

Но, несмотря, на бессонницу, в день операции он собран. Руки не трясутся, зрение не подводит. Стив идет, сжатый будто стальная пружина. Будто тетива бартоновского лука.

Капитан Америка старался не убивать людей. Стив больше не Капитан Америка. Он расстреливает часовых, не задумываясь, есть ли у них где-то семьи и что вообще их подвигло на такую работу.

Это не важно.

Они террористы.