— Постоянно, — говорит Дин, вспоминая себя, будучи демоном, — но я умею сдерживаться. И не люблю пачкать руки, — он мельком смотрит на не-свои ухоженные пальцы, — но, если ты хочешь увидеть пытки, я покажу.

— Нет, — Чак отшатывается, будто боясь, что пытки его заставят смотреть силой, и, судя по довольному смешку Кроули, на такой эффект он и рассчитывал.

— Ты никогда никого не пытал, верно? — интересуется Дин.

— Пытал. И убивал. Как и ты Дин. Но, да, я заранее знал, что он откажется.

— Только не пытки. И не расчленения.

— Убийства? — предлагает Дин со смешком, — жертвоприношения? Поджоги? Как еще доказать, что я — отличный демон?

Чак смотрит на него, раздумывая. Дин уверенно ждет очередного отказа, и крайне растерян, когда слышит:

— Пожар. Думаю, пожара будет достаточно. Полагаю, что ты не упустил момента спасти из огня какого-нибудь невинного ребенка?

— Никого я не спасал, — хмуро говорит Кроули, — и, кажется, мы хотели заканчивать? Дин, я говорю серьезно. После пожара ты должен попросить его уйти.

Дин кивает ему, лишь в последний момент осознав, что фактически кивает Чаку в ответ на вопрос о спасении.

— Что ж, — весело говорит Чак, — посмотрим, какой из тебя демон.

========== Часть 11. Когда Кроули выполняет свою работу ==========

Теперь они оказываются в Англии, чему Дин сначала радуется, почему-то уверенный, что уж в этой чистенькой цивилизованной стране никогда не происходило что-то реально страшное. Не то, что в Испании, или в России.

— И что, по-твоему такого страшного ты увидел в России? Тело ангела? Ему через год новое выдали, даже выше на три сантиметра, — спрашивает его фигура у стены.

— Голодомор, — хрипло отвечает Дин, — я видел… обрывки твоих мыслей… там девочка… ела сено, люди там, они там глину ели… Я знаю, что ты не уехал, когда похоронил его.

— Ты видишь слишком много. Старайся фокусироваться на моей картинке. Я предупреждал, это может свести с ума. Ты можешь увидеть что-то… действительно страшное.

— Разве может быть что-то страшнее? — не может не спросить его Дин.

— Да, — отвечает Кроули серьезно, — и благодари Ее, что ты еще ничего страшнее не видел.

Вот только Англия не желает оправдывать диновых надежд. Нет никаких чистеньких домиков, ухоженных газонов и приятных заведений. Англия — грязная. Она встречает их запахом гниения и криками ворон. Она скалится уродливыми лицами. Она завалена трупами. Англия поражена смертью, словно больна проказой — вся страна гниет заживо.

Кроули едет по мертвым, зараженным деревням, и следом за ним едет всадник, на сером грязном коне, под стать одеянию своего наездника. Конь дышит пеплом, вокруг копыт коня вьются навозные мухи. Это Чума, собирает свой крысиный урожай. Кроули жаждет только одного, оторваться, наконец. И еще, чтобы все это наконец кончилось. Но Чума не отстает.

Его собственный конь храпит, рвется в галоп, дергает повод, иногда выдыхает дым и пламя. Конь жаждет убийств. И Кроули постоянно приходится сдерживать его, иначе здесь начнется адская бойня. Кроме того, конь слишком заметен, слишком выделяется. В аду давно пора начать нормально дрессировать этих тварей. Или по-другому решить вопрос транспорта. Сейчас от коня больше проблем, чем пользы. Кроули давно бы прирезал его, но за тварь пришлось бы отчитываться, а потом получить и дрессировать новую. Этот хотя бы перестал пытаться сожрать каждого встреченного человека.

Немного осмотревшись (бесполезно. Незараженных практически не осталось), Кроули все же пускает коня в галоп, отрываясь от всадника. Он направляется в Лондон. Конь так счастлив бежать, а не идти, что пару раз победно выдыхает пламя.

— Это твой конь устроит пожар? — весело спрашивает Чак, — в таком случае, это не считается.

Дин не понимает, как можно оставаться веселым, при виде чумных деревень. И потому отвечает грубо:

— Увидишь.

На окраине Лондона Кроули встречает ангела. Того, дурацкого ангела, что никак не может перестать лезть не в свое дело. Ангел бледный и изнуренный. Странно, Кроули был уверен, что ангел где-то в чумных деревнях, пытается спасти как можно больше обездоленных.

— А говорил, что ангел не во всех твоих историях, — снова радуется Чак непонятно чему. Дин мысленно желает, чтобы эта история была действительно страшной, чтобы радости в его голосе поубавилось.

— Я не знаю, что делать, — говорит ангел Кроули в серых вечерних сумраках.

Чума еще не здесь, но Кроули чудится, будто он уже слышит крысиный писк.

— Они пытаются сжигать трупы, — продолжает ангел серым потускневшим голосом, — и сами заражаются. И их так мало… Этого недостаточно. Всегда недостаточно.

— Мы ничего не можем, — говорит Кроули горько, — таковы правила этой игры. Не мы их устанавливаем. Мы даже не всегда знаем эти правила. А тот, кто раздает карты, изрядно мухлюет. Мы можем только смириться. Принять.

Они сидят в маленьком зачуханном кабаке, где из посетителей только три моряка поодаль, да местная шлюха. Люди прячутся по домам, надеются, что так они смогут спастись.

Люди копают рвы за городом и сваливают туда тела. Люди гонят из города больных. Люди ничего не способны сделать, а Та, кто могла бы, очень-очень далеко. Слышит ли Она их? Хотя бы кого-нибудь?

— Однажды люди изобретут прививки. И дезинфекцию, — Кроули пытается утешить своего друга, — и Чума отступит, отступит навсегда. Когда-нибудь они полетят к звездам, и колонизируют другие планеты. Заселят Марс и Венеру, и даже Альфа Центавру, подумай только. Нам нужно всего лишь подождать, ангел.

Азирафаэль сутулится на лавке, завернувшись в серый плащ из какой-то дерюги. Края пообтрепались, из них торчат нитки. Кроули еще ни разу не видел, чтобы ангел с таким пренебрежением относился к своей одежде.

— Никуда они не полетят, — отвечает Азирафаэль глухо, — весь мир сгорит в огне, и мы с тобой приложим к этому руку.

Он поднимается, подбирает свою маску со скамьи, и выходит, ссутулившись, будто уменьшившись в размере.

Кроули допивает свое пиво и не ощущает вкус.

Чак пытается развернуть это воспоминание, разглядеть лицо ангела, но Кроули не пускает его. Он будто отбрасывает картинки назад, за стену, подальше от Чака. Но Дин их видит.

Видит Азирафаэля в маске чумного доктора, Азирафаэля у кроватей больных. Азирафаэля, будто старше, чем он сейчас. Но над его волосами тускло сияет что-то, что, подозревает Дин, обычный человек бы не заметил.

Чума уже в Лондоне, а они по-прежнему не знают, что делать.

— Я уезжаю из города, — сообщает ему Азирафаэль утром, в маленькой пекарне, — меня отзывают. Переводят в Россию. Там будет какое-то восстание, его надо предотвратить. Потом родиться великий царь, принесет в страну прогресс, мне нужно проследить, чтобы…

Кроули молча слушает. Азирафаэль не торопиться заканчивать, он потерянно смотрит в свою чашку. Впервые, на памяти Кроули, он не заказал ничего из еды. Чашка глухо стукается о дощатый стол. Азирафаэль старательно прячет глаза.

— Сколько их было, — говорит он мрачно и тихо, — тех великих царей? Много ли они изменили? Меня не пускали в Россию во время голодомора и не дают ничего сделать с болезнью.