— То есть, Чак приходит, я тебя убиваю, он видит, как я оплакиваю якобы Дина, и все? — уточняет Сэм.

— И придется тут сидеть, пока ангел не вернется, — добавляет Кроули.

— А я? — Дин не может представить, что с Чаком будут сражаться без него.

— А вот тебе лучше бы спрятаться. Как ты сам сказал, пересидишь на кухне.

— Дин, ты все равно ничем не поможешь, — добавляет Сэм, и Дину остается только кивать, осознавая в какую ловушку он сам себя загнал, добровольно согласившись на обмен телами с демоном.

— Но… — Кроули смотрит немного напряженно и обеспокоенно, — это, безусловно, нежелательно, но, если вдруг что-то пойдет не так… тебе нужно притвориться мной. Ты сумеешь это, Дин?

— Я? А ты-то сможешь меня изобразить? — возмущается Дин. Он уверен, что его изобразить куда труднее, чем вертлявого демона с характерными жестами и походкой.

— Я могу изобразить любого из вас. Для меня это не имеет значения. А вот ты, Дин, сможешь так? Перестать быть собой? Стать демоном? — отвечает Кроули спокойно.

— Да ты понятия не имеешь, как я хорошо умею быть демоном. Ну-ка пройдись, — требует Дин. Кроули даже не шевелится.

— Тебе не надо изображать демона Кроули, — тянет он лениво, — он меня никогда не видел и не знает. Тебе надо перестать быть Дином, Дином-охотником или Дином-демоном и стать кем-то иным. Справишься?

Дин не уверен. Если бы он хотя бы понятие имел, кем он вообще должен стать, было бы легче.

— Это больно было? Падать? — спрашивает он, немного помедлив. Может быть у Кроули такая походка из-за падения? Кости неверно срослись. Они же говорили, что это их, личные тела.

— Дин, — укоряюще начинает Сэм.

— Не особо, — отвечает Кроули, — не думаю, что ты способен понять.

— Ну куда уже мне, — огрызается Дин, — всего лишь человек. Всего лишь пару раз спасал этот гребаный мир, куда мне до твоих воспоминаний.

— Если хочешь, я могу показать, — Кроули подходит близко, снимает свои очки и смотрит на Дина в упор, не мигая. Глазами змеи.

Дин словно застывает, будто его и впрямь змея гипнотизирует. Он не может и пальцем шевельнуть, по позвоночнику расползается холод. Все-таки вывел из себя демона, молодец, Дин.

Он быстро хватается за первую же пришедшую в голову мысль, только чтобы выйти из ступора.

— Это у всех ваших настоящих тел такие… украшения? — он говорит о глазах.

— У всех, у всех, — соглашается Кроули, наклоняет голову, продолжая смотреть в упор. Все еще не мигая, — тебе повезет, если не увидишь, что Мамочка подарила остальным, — он практически шипит, — она всегда была тааак милосердна.

— Разве это не Люцифер? — прерывает их Сэм. Гипноз заканчивается, Кроули переводит взгляд на Сэма, тот кашляет, — ну, я имею в виду, он вроде как пометил своих последователей. Чтобы люди могли их отличать.

— Может и Люцифер, — говорит Кроули недовольно, — мне они, знаешь ли не отчитывались.

Дин снова ощущает острую потребность присесть и практически падает на диван.

Как интересно, он сможет что-то видеть такими глазами?

— И еще, — Сэм все никак не успокоится, — ты прав, Чак тебя не знает. Но ведь с ним будет Лилит.

— Мы с ней не особо знакомы, — отмахивается Кроули, — раз в тысячу лет может пересекались. Главное, чтобы Дин не выглядел, как Дин.

— Это типа, не быть неотесанным американским мужланом, так что ли? — спрашивает Дин хмуро.

— Это без «типа». Без «очешуеть». И без явной неприязни к этому вашему Чаку. Помни, тебе его не за что ненавидеть.

Интересно, откуда он знает про очешуеть? Но спрашивает Дин о другом:

— Он же тебя типа с неба скинул? Разве ты не ненавидишь свою… маму-богиню?

Кроули морщится.

— У нас с ней… сложные отношения. Я задавал неудобные вопросы, она не любит, когда в ней сомневаются…

— Просто представь, что он твой отец. Наш отец, — советует Сэм, — он — отец, который тебя несправедливо наказал.

— Ну, не то, чтобы несправедливо, — снова протягивает Кроули, — скорее… ты не знал, что за такое полагается наказание. Правил никаких не было, а потом: пуф и ты летишь вниз.

— Ладно… попробую.

— Смотри внимательно.

Кроули несколько раз проходит по библиотеке, потом плавно усаживается на спинку кресла.

— Я так не смогу, — говорит Дин хрипло, — это… я не смогу.

— Ну-ка пройдись.

Дин встает, делает несколько шагов.

— Теперь медленнее. Еще медленнее. Более плавно.

— Дин, представь, что твои колени не гнутся, — советует Сэм.

Дин честно пытается представить, делает несколько шагов и практически влетает в стеллаж с книгами. Он уверен, что влетел бы, если стеллаж не переместился чудесным образом.

— В моем теле будет легче, — обещает ему Кроули.

— Ладно, — Дин подходит к нему, — давай, — говорит он зло, — поменяемся и потренируюсь еще.

Кроули встает напротив и медлит почему-то.

— Послушай, — говорит он, — нам сейчас нужно будет коснуться друг друга. Этого никак не избежать, при обмене, и ты…

— Я не умру, если коснусь другого мужика, — перебивает его Дин, — не знаю уж, за кого ты меня держишь.

Кроули качает головой:

— Не только физически. Еще и ментально. Ты можешь увидеть мое сознание. Краешек, но все же, это может быть тяжело для человека.

— Что, думаешь я ада не видел? — фыркает Дин, — давай уже, не тяни.

Кроули все еще медлит, и Дин сам берет его за руку (это же так работает?). Рука очень теплая, ее приятно касаться, но ничего не происходит.

«Ну давай уже», — собирается сказать Дин, вдыхает и забывает выдохнуть.

Яркие огни вокруг, мириады, миллионы огней, кружатся, сверкают, сливаются в единое целое. Вращаются гигантские галактики, тянутся вдаль молочно-жемчужные полосы млечных путей, желтые карлики плывут мимо, задевая его багровыми протуберанцами. Метеориты сверкают антрацитово-черными боками; яркие, как леденцы, пролетают мимо кометы. И он, он среди всего этого, летит, плывет, вращается, и по взмаху его рук (рук? Каких рук? У него здесь нет ничего подобного) вселенная замедляется, трансформируется послушно, звездные песчинки соединяются в огненные ядра и покрываются магмой. И он не один здесь, вокруг, на расстоянии световых дней и лет, одновременно и рядом и далеко (расстояния еще нет, его не существует): вращающиеся спирали, серебряные, алые, золотые, с сотнями глаз, и рук, и крыльев, ни на что в мире не похожие, излучающие свет и любовь — его братья.

А потом он падает, падает, все ниже и ниже, все дальше от них, огни окружают его, вращаются вокруг: зеленые, желтые, алые, синие…

Что-то ужасно мешает глазам, мешает рассмотреть все, и он срывает это, отшвыривает подальше.

И еще, этот ужасный звук, режущий, раздражающий, этот звук… такой знакомый…

Дин осознает, что это он кричит, кричит стоя на коленях, запрокинув голову, прижав руки к вискам, и, осознав это, замолкает, опускает руки.

— Вы… вы уже поменялись? — спрашивает Сэм испуганно.

— Нет, мы не успели… — начинает было Дин и снова замолкает, увидев в углу отброшенные черные очки, с разбитыми от удара стеклами. Он видит, как он сам (Кроули?) осторожно опускается на колени напротив, вытаскивает из его кармана новую пару очков и протягивает Дину, параллельно уничтожая разбитые щелчком пальцев.