- Так, – отрывисто приказал он архивариусу. – Зови нашего медика… хотя нет, лучше найди справочник. Не энциклопедию, а тот, в желтой обложке, название, кажется, «Неотложная медицинская помощь всех видов для колонистов первой волны» или что-то в этом роде. А ты… – это адресовалось уже Эссену. – Принеси мой дневник. Тетрадь номер, – инквизитор на мгновение запнулся, вспоминая. – Восемьдесят девять. У нее еще уголок надорван, и обложка заляпана кровью, не перепутаешь.

- Вашей кровью? – Эссен ухитрился совместить вопрос с военным разворотом и первым шагом в сторону библиотеки Шметтау.

- Нет, – криво усмехнулся инквизитор. – Жены Фидуса. Матери его сына.

Пале сделал еще шаг, а затем неторопливые, но основательные мысли в его голове совместились, как шестеренки, провернувшись воедино – вероятная группа опытных колдунов, специфический ритм, медицинский справочник для колонистов, кровь жены Криптмана старшего.

- Вот же дерьмо, – прошептал Эссен, который в обычном состоянии обладал впечатлительностью танка, а сквернословие полагал бессмысленной тратой времени.

- Вот именно, – так же тихо отозвался Шметтау. – Вот именно...

*

Ольге было больно. Вообще она привыкла к боли во всевозможных проявлениях, особенно к боли «империумной». Мир несветлого и несчастливого будущего привечал ее главным образом неприятностями, побоями, голодом и страхом. Можно сказать, проблемы гармонично дополняли друг друга, если чего-то становилось меньше, другое существенно прибавлялось, не давая заскучать и напоминая – не в сказку попала. Но в этот раз боль оказалась иной. Она разливалась по телу, наполняла естество, травила чувства и саму душу, как щедрая порция жидкого мыла, опрокинутая в чай. Ольга превратилась в боль.

«Помогите...» – прошептала она, точнее подумала, крикнула в бесконечное Ничего, где никто не мог и не хотел слышать вопль гибнущей души.

Больно…

И эта боль продлится вечность, она будет лишь менять оттенки и фокус, Ольга знала точно, Будут болеть ребра, по которым настучали крепким кулаком, словно по барабану. А затем девчонку бросят, как грязную тряпичную игрушку, в ванну – со сколотой эмалью и желтоватыми потеками от протекающей лейки душа, постоянно намотанной на кран. Там, глотая в прострации горькие слезы, Ольга будет поливать себя горячей водой, не понимая, откуда берется кровь. Затем последуют четыре дня в больнице, куда ее отвезет вызванная, наконец, отчимом скорая, а после две мучительные недели, на протяжении которых девочка сможет спать лишь на животе. Она будет невпопад отвечать на вопросы воняющего табаком и потом мента, а также тетки-медика, устало спрашивавшей, на хера дура подмывалась.

И снова, и снова, без начала и без конца, в закольцованном отрезке времени. Обычно повторение убивает все, в том числе страх. Получи один удар, и он обожжет душу. Однако на тысячном ты лишь поморщишься… Но не теперь. С каждым циклом девушка чувствовала, как приближается к рубежу безумия. Что ее целенаправленно ведут к безумию, в состояние, когда от прежней Ольги не останется ничего.

И снова кулак намотал длинные волосы, крепко, с неторопливой властностью. После этого девушка начала стричься коротко, так, чтобы нельзя было схватить пряди, несколько раз помогало. Но «после» не существует, есть лишь бесконечные «теперь» и «сейчас».

- А кто у нас самый красивый?.. Кто уже готов?

- Возможное правонарушение.

Что-то пошло не так. Странный голос, которого не должно было здесь быть. Комната, брат, ванна, воняющий мент в больнице и тетка-медик – в окружающем мире не оставалось места чему-то еще… И все же это что-то протискивалось в закольцованный мир, ломая его, тесня ужасы настоящего-прошлого, задвигая их на второй план. Ничего не закончилось, но девушка вздохнула чуть полегче.

- Возможно насильственное, несанкционированное ограничение свободы послушника Экклезиархии.

Она уже слышала это… где? Когда?

Брат, наверное, тоже почувствовавший неправильность ситуации, не выпуская жертву, обернулся к двери. В проеме стояла фигура, на которой, словно на вешалке, висела темно-бурая мантия с белой ступенчатой окантовкой. Из-под капюшона на жертву и злодея уставилась ничего не выражающая маска из полированного металла с несколькими прорезями и светящимися окулярами зеленого цвета.

- Протокол реагирования?

Там где у человека был бы рот, запрыгала осциллографическая зеленая полоска, сопровождавшая каждое произнесенное с механическим акцентом слово.

«Дженнифер».

Ольга не поняла, откуда всплыло это имя. Но знание того, что под маской и плащом находится женщина, и ее зовут именно Дженнифер, было абсолютно точным.

- Ты че, присоединиться хочешь?

Последовало еще немного боли, естественным образом перерастающей в много боли.

- Возможно, я была бы и не прочь приобщиться к перверсивному опыту, – Дженнифер шагнула вперед, поднимая руку. – Но, увы, отсутствует функционально необходимое снаряжение.

Металлические шторки на правом глазу вдруг сошлись на полсекунды, как будто странная гостья подмигнула.

- Ты зря так думаешь, есть много очень разных способов, – голос брата вдруг стал каким-то звенящим, обволакивающим… усыпляющим… Не человеческим абсолютно.

А Ольга вспомнила холодный бетонный склад в безумном мире пыли, снега и песка.

Сегментированное щупальце с тремя когтями.

Горький запах. Свист гиперзвукового резака с рабочей частью из магнитострикционного материала.

- Источник опасности. Дезактивация. Исполнить, – голос Дженнифер вновь зазвучал глухо, словно доносился из глубокой бочки или широкой трубы. Округленные ноль целых восемнадцать сотых метрической тонны одним быстрым шагом оказались рядом, буквально вырвали девушку из нечеловеческих объятий.

Ольга моргнула и обнаружила себя в полулежачем состоянии в … комнате. Хотя, наверное, правильным было бы назвать это помещение абстрактной идеей комнаты. У нее не было постоянного размера и формы, кафель тек, будто пластилин, превращаясь в старые, висящие клочьями обои, а те в свою очередь обращались больничными стенами, ненавистными, хорошо знакомыми. Здесь имелась какая-то мебель, разбитая, поломанная, совсем как на Баллистической, а мгновение спустя обломки становились целым советским гарнитуром из ДСП, столь же знакомым и ненавистным, как больничный запах от стен.

И здесь почти не было боли… Точнее была, с избытком и лихвой, однако главным образом физическая, а душу словно окатили ведром чистой воды, смывая кислотную липкость.

- Техновидец Дженнифер Вакруфманн, – вспомнила Ольга, медленно и тщательно выговаривая слова. – Техновидец это твой ранг.

Обхватив руками колени, она сидела посреди комнаты и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько хихикала.

«Я схожу с ума. Я схожу с ума…»

- Те, кто сходят с ума, сами себя полагают абсолютно нормальными, – возразила Дженнифер.

- Ты теперь и мысли читаешь? – продолжила хихикать девушка. Смех то и дело срывался в глубокий рыдающий всхлип.

Свет… кругом стало ощутимо светлее. Как в фильмах про пришельцев, когда сверху бьет ярко-белый конус. Только свет был теплее и мягче, как-то доброжелательнее, что ли.

- Ты ведь понимаешь, что все вокруг – это плод твоего сознания? И надежда услышать что-то новое от образа виртуальной подруги весьма нерациональна?

Ольга моргнула и задумалась над услышанным. Мысль показалась удивительно здравой и производила впечатление якоря. Или камня в неспокойном море. На него можно было залезть, чтобы перевести дух и оглядеться – как далеко берег?

- Ты зануда. Редкостная. Даже в моем воображении, – прошептала девушка.

Но если это все воображаемое, почему она шепчет? Ведь здесь можно все?

- Зануда!!! – завопила она в голос, и эхо вернулось, дробя звук на миллионы осколков.

- Зануда, – повторила Ольга и провела руками по животу.

Да, больно. Но терпимо.

- А кто в этом виноват? – саркастически спросила Вакруфманн. – Если не нравится, могла бы придумать меня и получше.