- Это одно и то же, – бодро уточнила жрица и коснулась висков Ольги теплыми твердыми пальцами. – Сохраняй неподвижность. Говорить можно.

- Одно и то же?..

- Да. Мы служим Омниссии, и наша служба есть работа. Все, что делается с почтением и уважением, есть служение Машине, всякая молитва Ему есть деяние во славу Его.

Ольга не очень поняла эту тираду, но рискнула уточнить:

- И когда я включаю свет, я тоже молюсь... Машине?

- Нет. Ты просто включаешь свет. Но когда нужно починить реостат, это молитва, воплощенная в действии. Или действие, которое само по себе есть молитва. Сложно объяснить, – вдруг пожаловалась Вакруфманн. – Человеческий язык очень беден. Скудный набор символов, ограниченный понятийный аппарат.

Ольга подумала, что вроде ничего сложного, все звучит логично и вполне в русле всеобщей повернутости на религии. Но решила оставить соображение при себе и уточнила:

- Я ничего не чувствую. Так и должно быть?

- Да.

- А что там?

- Грубая работа. Старательная, но безыскусная. Низший уровень поклонения, функциональность без изящества и красоты.

- Красоты... – повторила девушка. – А я думала, у вас не про красивое...

- Кого ты имеешь в виду, говоря «у вас»? – Вакруфманн по-прежнему касалась ольгиной головы.

- Ну... вас, тех, кто служит Омниссии.

- Мы любим красоту. Мы ценим красоту, – Ольге показалось, что синтетический голос жрицы стал чуть жестче и строже. – Но это другая красота. Она во многом совпадает с пониманием обычных людей, не благословленных Омниссией, однако выходит далеко за рамки этого понимания.

И снова Ольга хотела возразить, но девушка буквально схватила себя за язык.

Дженнифер убрала руки, выпрямилась, глядя на девушку зелеными окулярами.

- Микродвижения мышц лица и шеи свидетельствуют о проговариваемых словах. Ты хочешь что-то сказать, однако молчишь. Из этого я заключаю, что ты полагаешь слова неуместными. Как правило, люди молчат из соображений такта или страха. Возникшая между нами эмоциональная связь определяет более низкий порог коммуникативных допущений. Таким образом, я полагаю, ты хочешь что-то сказать, но боишься. Это связано с публичной казнью дезертира, состоявшейся три дня назад?

Ольга упрямо сжала губы, решив для себя, что в прикрытый рот муха не залетит.

Дженнифер издала странный высокий писк, немного похожий на звуки модема из фильма «Хакеры». Откуда-то сверху опустились сразу два сервочерепа. Один вполне традиционный, с красной линзой и смешными ручками. Второй посерьезнее, с длинным кабелем и батареей инструментов, подозрительно смахивающих на хирургические. Из-за спины жрицы, цокая металлическими подковками, вышел несуразный робот, похожий на вешалку. Именно робот, а не сервитор, что было весьма необычно.

- Сейчас я помогу. Будет лучше, – пообещала Дженнифер.

- Я смогу видеть нормально? – с надеждой спросила девушка.

- Если ты имеешь в виду «как прежде» – нет.

Ольга разочарованно выдохнула.

- Функциональность будет доведена до восьмидесяти шести процентов относительно исходного состояния глаза. Также станут доступны некоторые специальные возможности. О них я расскажу потом.

Робот-вешалка подступил ближе и неожиданно крепко взял голову пациентки в захват, фиксируя для операции. Черепа опустились ниже, кровожадно щелкая и дергая лапками. Ну, во всяком случае, Ольге почудилась кровожадность, очень уж зловещими казались летающие головы.

- Не бойся, – посоветовала Вакруфманн.

- А может укол? – робко предложила пациентка.

- Будет, – твердо пообещала жрица. – Кстати, сказанное «не бойся» относилось не только к ожиданию физической боли.

Девушка помолчала, не зная, что тут можно сказать. Вешалка усилила металлическую хватку, но без жесткости. Затем последовал неожиданный укол под больной глаз. Ольга дернулась и вскрикнула.

- Анестезия, – сообщила Вакруфманн. – Устраняет боль.

- Спасибо, – проворчала пациентка. Боль не исчезла, скорее, чуть отдалилась, ушла даже не на второй план, а еще дальше. Теперь она воспринималась как длящийся комариный укус, вроде и не болит, однако весьма и весьма неприятно.

- Я повторю, не бойся.

С этими словами Дженнифер снова начала гудеть, на сей раз исчезающе тихо, как-то успокаивающе и мягко. Ольге вспомнилось (и сразу забылось) давным-давно услышанное слово «инфразвук».

- О чем ты, – буркнула девушка, прислушиваясь к собственному состоянию. Комариное жало словно таяло, растворялось под мягким давлением вколотого препарата и гудения жрицы. Вокруг поврежденной глазницы разливалось тепло, оно уходило дальше под череп, будто обволакивая мозги. Мысли очищались, становились удивительно ясными.

- Оценивая твой поведенческий шаблон и реакции, я прихожу к выводу, что твоя родина относится к среднеразвитым мирам, где почитание Императора выражено слабо, а Омниссию не чтут вовсе.

- Император защитит! – Ольга среагировала уже заученно, изобразив аквилу. – Люблю его всем сердцем! Он отец всех людей, податель благ и милосердный покровитель!

«А еще кровожадный мертвец, чтоб он провалился в ад вместе со всеми почитателями»

Но Дженнифер будто и не услышала энергичное признание в любви к божеству Империума.

- На людей такого рода встреча с более энергичными формами поклонения Богу-Императору человечества оказывает деморализующее впечатление, – жрица помолчала и добавила, видимо в пояснению – Угнетающее.

- Я знаю, что такое «деморализованный», – новая, просветленная Ольга легко вспоминала слова, которые давно забылись. Хотелось поговорить с умным человеком, пусть даже он стальной и весит два центнера. Но было все-таки страшновато.

- Я чту Императора! – на всякий случай повторила она. – И, наверное, Омниссию тоже, ведь он один из обликов… или ликов... в общем, он тоже часть Императора. Или сторона Императора...

Ольга окончательно запуталась и смутилась, но жрица не казалась обиженной или сердитой.

- Это нормально, – успокоила Вакруфманн. – Концепция нескольких ипостасей цельной и непостижимой силы непроста для понимания. Я понимаю, что ты хочешь сказать, я испытываю признательность за уважение, которое ты высказала Омниссии. Но вернемся к прежнему вопросу. Повторю: не бойся. Я не собираюсь делать ничего, что навредило бы тебе и тем более привело к наказанию или смерти.

Только сейчас Ольга вдруг сообразила, что не чувствует половины лица, причем строго по срединной линии, проходящей через нос. Вообще не чувствует, причем это случилось исподволь, незаметно. Девушка удобнее откинулась на проволочном сидении, издав облегченный вздох. Ей было решительно хорошо и спокойно, а также тепло и безопасно. Ольга на всякий случай с подозрением глянула на собеседницу.

- Точно не собираешься? – строго уточнила пациентка.

- Точно, – пообещала Дженнифер.

- Ну, хорошо, – согласилась Ольга и еще раз выдохнула, наслаждаясь ощущением теплого воздуха, омывающего небо и язык. Вдыхать было приятно, выдыхать еще лучше. Каждый глоток воздуха будто прочищал легкие, вытягивал из тела боль и усталость. А если сосредоточиться на процессе, то можно было почувствовать, как вдох устремляется дальше, чуть ли не до пяток, расширяя на своем пути мельчайшие капилляры.

- А зуб дашь? – подозрение почти растаяло, но все же осталось где-то на самом краешке сознания.

- У меня нет зубов, – честно призналась Дженнифер. – И вообще голосового аппарата. Давно избавилась от него. Это неудобно и непрактично.

- Но как же ты ешь? – поразилась девушка.

- Я не ем. Моя биологическая часть нуждается в питательных веществах, но я получаю их в концентрированном виде и с оптимизацией под персональный метаболизм.

- Ой, бедная... – огорчилась пациентка. – Ты и пожрать то нормально не можешь.

Затем она подумала, что «жрать» – не то слово, которое следует использовать в приличном обществе, хихикнула и прикрыла рот ладонью. – Извини.

- Все в порядке, – обнадежила Дженнифер. – Достоинства диффузионного питания на сторонний взгляд могут быть не очевидны.