Осберт недооценивал девушку. Из тихой и перепуганной овцы она мигом в

преобразилась в волчицу, готовуя порвать на клочки весь мир.

- Что-то происходит? Что-то, дьявол вас всех забери, происходит ?!! Да вы издеваетесь, что ли, святой отец? – последнее она словно выплюнула, а после набрала воздух и продолжала: – Ко мне в комнату ввалилась служанка барона! Вся в крови, черт возьми, она отдала мне свою дурацкую куклу и бросилась с окна! А после, уже мертвая, она встала и поползла!

Стражник зажал руками уши, опасаясь, что ещё немного – и он оглохнет окончательно. Но Мабель как с цепи сорвалась.

- Потом ко мне в комнату ворвался мой, тысяча чертей, мертвый отец! Откуда мне знать, сэр Осберт, что это не вы его убили?! – она наставила на рыцаря грозно вытянутый указательный палец, и взяла на одну октаву выше – Я едва успела убежать, и если б не Айлуфа, которая нас предупредила, и де Баже, который вытащил нас с Бланш оттуда, я бы сейчас с вами не разговаривала! – Осберт с опаской взглянул вверх, уверенный, что потолок если и устоял, то уж точно потрескался.

+ Ээээ… – отец Варфоломей отнял руки от ушей и перекрестился. – Господь простит тебе, дитя моё, твое опрометчивое богохульство. А теперь подумайте, сударыня, не передала ли вам Айлуфа чего-то необычного.

- Кроме куклы, она ничего мне не передала, – уже спокойнее и медленнее произнесла Мабель, и вдруг замерла, понимая, о чем говорил Осберт.

- Как вы догадались,что амулет был на кукле? – спросила она его, вновь превращаясь в тихую, испуганную девочку.

- Ваша служанка, Бланш, да упокоится душа ее в свете, рассказала мне о том, как вы героически отбили несчастного оруженосца де Баже, запямятовал, как его звали, от мертвяков. Тогда же она и сказала, что у вас, мол, была с собой кукла старой безумицы, которая умерла. И тогда я сообразил, что амулет мог попасть к вам, если уж в покоях барона мы ничего не нашли.

- Да, я забрала куклу в память о несчастной, почти случайно. В дороге ворох тряпок развалился, и из него выпала деревянная голова куклы. – она вытащила из-за пазухи деревянный шар, размером примерно с ее кулак. На шар была намотана нить, к которой был призязан маленький свёрток.

Осберт взял его из ее рук, осторожно,как святыню.

Свёрток на ощупь казался тяжёлым и теплым. Крови на нем видно не было, и в самой его середине что-то поблескивало, тускло, как блуждающие огоньки на болотах.

- Там, возле тяжёлой двери внизу, я безотчетно вынула шар, и поскользнувшись, упала, рукой, прямо в кровь барона. Получается, я тогда открыла ту дверь?

- Да, милая. Ведь это было твоим заветным желанием? – мягко сказал священник.

- Наверное, мне очень хотелось попасть в безопасное место. Но как он сработал тогда, и почему бы нам сейчас не попробовать его использовать?

- Рискну предположить, что тогда на нем были ещё и травы.

- Я не помню, но возможно, когда я сжимала его в руке, я чувствовала, что-то хрупкое, может, это и была та трава.

- Я думаю, – Осберт с трудом оторвался от созерцания амулета, после чего спрятал его за пазуху, – что мы все ошибались изначально. Амулет был использован случайно, скорее всего Айлуфой. Видимо, она люто ненавидела своего господина, или вообще всех людей и прокляла замок, сама того не желая.

- Она же и стала жертвой собственного проклятия, – кивнул священник.

Мабель нахмурилась, пытаясь припомнить последние слова безумной служанки. Ей казалось, что она и сейчас слышит ее надтреснутый голос: “Я сделала то, чего хотела. Они придут за ним”.

- Она знала,. – девушка прервала беседу между Осбертом и стариком,. – Она говорила,что хочет отомстить.

- Глупости, – махнул рукой рыцарь, – ничего эта старая дура не знала. Просто вообразила, что ей с неба упало могущество, которое она якобы вымолила.

- Кто знает.. .- задумчиво произнес священник,. – может, она в безумии своем и впрямь смогла что-то сообразить? Нужную травку же она подобрала.

- Вряд ли она ее специально подбирала. Просто утащила у послушницы из сумки первое попавшееся.

Вот после того разговора рыцарь и стражник обыскали весь замок, проверили всё сухие и свежие травы, какие могли найти и испробовали все, что только можно было. За эти несколько дней не появилось ни одной достойной мысли. Они зашли в тупик, и это привело к тому, что Мабель целыми днями плакала, священник придумывал все новые способы обмануть амулет, стражник от всех шарахался, а сам рыцарь испытывал непреодолимое желание нализаться с горя.

Воспоминания немного успокоили Осберта. Он открыл глаза, пытаясь понять, какое сейчас время дня и что происходит.

Не так давно им удалось обнаружить следы пребывания остальных в замке, что, с одной стороны, добавило рыцарю забот, но с другой стороны, не особо и мешало. Он все ещё расчитывал в самом скором времени оказаться единственным, кто сможет использовать волшебную силу амулета.

Ле Дюк сел, стараясь удержать вместе обе половинки головы и не дать ей развалиться. Первым, что он увидел, был Андрэ, стоявший на страже. Мабель спала, по обыкновению, свернувшись клубком, и рыцарь вдруг ощутил желание взять ее за горло и держать, пока она не перестанет трепыхаться.

Он никогда не считал себя жестоким, но последние дни знатно изменили его отношение к Мабель. “Девушка может быть опасна”, мрачно твердил он себе, “вспомни ее всплеск ярости”. Когда мы выберемся отсюда, уж и не знаю, с помощью Бога или дьявола, ее придется долго учить, что и кому можно говорить. Впрочем, тогда у меня будут неограниченные возможности, и она будет об этом знать. Можно будет вообще сделать эту капризную дуру безголосой, чтоб ничего сказать не могла”. Помечтав немного о том, как он распорядится неограниченной силой в самом скором времени, ле Дюк сполз с кровати и привел себя в более-менее достойный вид.

Сколько же он вчера выпил? И не понадобится ли сегодня вновь выйти за припасами?

От размышлений его отвлек тихий стон со скамьи девушки. “О дьявольщина”, – подумал Осберт, – “она опять принялась за своё.”

Он умылся, отпустил стражника на отдых и даже попробовал что-то съесть, пока девушка всхлипывала под тонким одеялом.

Амулет Осберт надел на шею, и сейчас бездумно играл с ними, вытаскивая и засовывая свёрток за пазуху. Мысли его текли лениво. Перед его глазами внезапно пронеслось лицо Доминики, и на губах рыцаря заиграла улыбка ,которую можно было бы назвать мечтательной, не будь она столь жестокой.

Тогда, в лесу, страдая от похмелья, он притворился, что ему совсем плохо, и пока послушница беседовала с папашей Мабель, ловко спрятал в сумке Доминики амулет. Знать бы, что так все обернется, он действовал бы по-другому. Эх, надо было ковать железо, пока было горячо. Ведь он же видел, как Доминика смотрит на него, ещё там, на турнире, когда он пришел в лекарскую палатку с каким-то пустяковым ранением, просто чтоб придумать, как бы ему передать амулет старому священнику. Перевязывая ему кисть, девушка трогательно покраснела. Да уж, с женщинами ему, как правило, везло, тут папенька подсобил, да и внешностью господь не обидел. Даже в Палестине, где разыскать чистую и сговорчивую девицу было сложнее, он не страдал от одиночества. Впрочем, тамошние женщины ему всё равно меньше нравились. Вначале новизна ощущений пересиливала некоторую брезгливость, а потом пресыщенность заставляла его испытывать отвращение.

Он мысленно вернулся ранее, в тот страшный день, когда король Ричард продемонстрировал ему свою власть и силу. Бедняга шут не знал, что его хозяин тогда был унижен намного сильнее. А самым страшным была беспомощность.

“Какая-то странная власть есть у этой, в сущности, бесполезной вещи”, – думал рыцарь, поглаживая свёрток пальцем, почти лаская его. – “Ведь он исполняет далеко не все, да и условий для его работы слишком много. Зачем вообще Саладин отдал его королю? Султан никогда не считался дураком, да и обстоятельства были странными. И главное, почему Ричард не колдовал сам? Зачем сделал то, что сделал со мной и Хамоном? Нет ли у амулета дополнительных требований, которые мы, в скудности ума, не видим?”.