Ненависть – в почках набухших томится,

Ненависть – в нас затаенно бурлит,

Ненависть – потом сквозь кожу сочится,

Головы наши палит!

В. Высоцкий, “Баллада о ненависти”.

Сэр Осберт проснулся в состоянии изумительного похмелья.

Голова раскалывалась, и даже бегущий мимо постели жучок- короед явственно топал , словно боевой конь подковами. Во рту была пустыня Негев во время восточного ветра.

Не то, чтоб ему никогда не было так паршиво, но тут звёзды, видно, так сошлись, и все располагало к тому, чтоб допиться до летающих свиней – капризы и хныканье Мабель, которая, видите ли, скучала по служанке и не могла сама зашнуровать платье (а расшнуровать – так просто не хотела), идиотские разглагольствования старого священника, у которого прорезалась очередная гениальная идея примерно раз в десять минут и наконец, угрюмое молчание Андрэ, которому новый господин нравился ещё меньше старого.

Кроме этого, как оказалось, в башне жили полчища крыс и мышей, покушавшихся на еду и одежду, и приводивших девушку в состояние панического ужаса.

Вчерашняя вылазка не увенчалась успехом – несмотря на то, что бывший стражник прошерстил все места, где хранились сушеные травы, несмотря на то, что Осберт изрезал руки себе, священнику, Андрэ и даже едва не подошёл с ножом к девушке, амулет не желал работать.

Отец Варфоломей выдвигал все более нелепые и дикие теории относительно причин неудачи, но ни одна из них не могла помочь, так же как не помогали молитвы и даже жертвы. Кровь несчастной служанки пролилась не напрасно, часть ее даже удалось собрать и использовать при очередной попытке, но тщетно – даже искорки магии не наблюдалось.

Ле Дюк лежал тихо, стараясь не менять позу – малейший поворот головы грозил обернуться потерей вчерашнего ужина – и вспоминал все что знал, стараясь не упустить какого-либо ключевого момента.

В тот день, когда ему пришлось (конечно же, пришлось) бросить занозу тамплиера и дурачка оруженосца, Осберт как раз и проснулся не от шума, который наделал бестолковый стражник, и не от того беспорядка , который развел вокруг себя Сен Клер, а от мысли, пронзившей его мозг, словно молния – ночное небо.

Он знал, где амулет. И ему было очень важно как можно скорее добраться до него, пока остальные, даром что дураки, не сообразили того же, что и он.

Рыцарь никогда не считал себя слишком сильным или ловким. Не было такого, чтоб он побеждал своих соперников лицом к лицу, являя особую стать или благородство. Его оружием всегда был и оставался его острый ум и изворотливость. Просчитывая на три хода вперёд, он опережал других настолько, что постепенно становился для них недосягаем.

Поэтому они с Андрэ захватили всю найденную еду и даже бочонок с вином, и перетащили ее в заранее высмотренную стражником башню, большой плюс которой был в ее относительной укрепленности и близости к воротам. По какой-то неизъяснимой причине ворота отпугивали тварей сильнее всего. Казалось бы, чудовища должны были пытаться сбежать из замка, но пока они довольствовались драками, рычанием и попыткой поймать уцелевших его обитателей.

Закончив с предполагаемым убежищем, рыцарь и стражник направились в подвал, надеясь застать его обитателей в добром здравии.

С трудом преодолев длинный путь, поминутно оглядываясь и отстреливаясь (а то и отбиваясь от чудовищ врукопашную), они добежали-таки до убежища. Дальше было проще – священник сам перешёл на сторону рыцаря, глупая девчонка только хныкала и требовала не разлучать ее со служанкой, а оруженосцу важнее было не дать Осберту добраться до послушницы, чем помочь де Баже. Лишив последнего сознания хорошо рассчитанным ударом по голове, Андрэ и Осберт выскользнули за дверь, надеясь, что твари хоть немного задержат погоню. Уже пробираясь по тоннелю, они услышали странные звуки, но не задерживались, рассчитывая добраться до башни поскорее.

Расчет оправдался частично – ещё в замковом дворе несчастная Бланш подвернула ногу, и быстро бежать ей было не под силу. Задыхаясь и обливаясь потом, служанка ковыляла за рыцарем, но несмотря на все мольбы – ее и ее госпожи – он не сбавлял хода.

Отчасти Осберт понимал, что лишаться верной служанки и как минимум, одного человека, который может сделать хоть что-то полезное, глупо. Но в то же время его подстегивал страх разоблачения и в особенности нежелание иметь лишних свидетелей. Всё-таки рыцарь надеялся, что рано или поздно он сумеет выбраться из замка, и не хотел бы, чтоб настоящая история о произошедшем всплыла.

Так или иначе, Бланш вконец замедлилась и поплатилась за это. Изголодавшиеся по свежатинке упыри сделали свое дело настолько быстро и качественно, что ле Дюк невольно подумал о том, насколько были бы эти твари полезны, если б нашелся способ ими управлять.

Он схватил повыше локтя Мабель, которая от ужаса и горя словно застыла, и потащил за собой в сторону конюшен, остановившись только перед первой дверью из тех, что охраняли их новое жилище.

Пока он возился с засовом, девушка плакала и причитала, не переставая, так что у него уже в ушах кололо.

- Хватит! – наконец рявкнул взбешённый Осберт, вталкивая девушку в комнату.

Но там же Бланш, боже, моя бедная, они убили ее, убили, Господи, я не вынесу! – снова завела она, и рыцарь не выдержал – он схватил ее за плечи и грубо встряхнул.

- Девушка! Твоя служанка спасла нас всех. Она героически пожертвовала собой во имя нашего избавления от упырей! Мы будем чтить ее во веки веков! – дьявольщина, если эта ерунда ее успокоит, значит, она ещё глупее, чем он думал.

- Правда? – глаза девушки, и без того большие, казалось, сейчас вылезут из орбит.

- Ну конечно, милая,. – вмешался старый священник, который быстро понял, что, если бы не служанка, то это он остался бы там, во дворе. – Я буду денно и нощно молиться за упокой ее души, а когда вернусь в монастырь святого Кондратия, похлопочу о том, чтоб Бланш причислили к лику святых.

- Ллладно… – Мабель вышла, наконец, из ступора и села на скамью. Комната была большой, и вполне удобной, из мебели в ней были светильники, тюфяки, скамьи, и даже небольшой столик. Припасы Андрэ аккуратно сложил поодаль, от тварей их отдаляли две тяжёлые двери, и рыцарь тяжело сел на другую скамью.

- Мабель, я давно хотел сказать тебе – гораздо более спокойным голосом обратился он к девушке, – что ты красивейшая из всех женщин мира!

Она с тоской во взгляде обернулась к нему. Растрёпанная, лицо пересекали темные полосы. Глаза страшно опухшие, а волосы и вовсе напоминали древнегреческую легенду о женщине, взглядом обращающей в камень, что в детстве рассказывала ему старая нянька. Да ещё эта вечно скорбная гримаса, и уныло опущенные уголки рта…

Но что поделать, не отправлять же дуреху обратно.

- Спасибо, сэр рыцарь, – меж тем, тускло произнесла девушка.

- А теперь, сударыня, для нашего с вами общего блага, отдавайте-ка амулет.

- Какой амулет? Сэр Осберт, вы здоровы? У меня его нет и не было!

Рыцарь понял, что эта маленькая дурочка даже не знает, каким сокровищем обладала все это время. И вновь ему на помощь пришел отец Варфоломей.

- Ну же, милая девушка, давайте вместе подумаем. Как бы я мог отворить дверь в свое убежище без

вашего на то желания, и помощи амулета?

- Вы же сказали, что Господь вел вас! – пролепетала Мабель, ничего не понимая.

- Да что вы, сударыня, какой уж господь! – священник только рукой махнул, – Я имел в виду, что конечно, Господь заботиться о своих заблудших чадах – тут же поправил он себя,. – но дверь открыли вы!

- Я… я молилась Богу, и он спас нас, он услышал мое отчаяние.

Да, дитя, но Бог в милости своей дал тебе особый амулет, дабы спасти себя и остальных для служения ему.

- Короче, Мабель, – рыцарю явно наскучило упрямство девушки, – давайте нам амулет. Он где-то у вас.

- У меня его нет и не было, сэр рыцарь! – в ее голосе звенело отчаяние.

- Погодите, сэр Осберт, – старик взглядом остановил ле Дюка, у которого на лице отпечаталсь злость и недоумение. – - – Давайте пойдем иным путем. Девочка моя, – обратился он к девушке, вновь всхлипывавшей, – попробуем вспомнить те прискорбные обстоятельства, при которых вы поняли, что в замке что-то происходит.