- Умён, паршивец! – негромко и даже с некоторым восхищением произнес про себя оруженосец.

Кот, кстати, лежал тут же, делая вид что уж он-то здесь совсем не при чем. Правда, когда мыши были убраны, кот предостерегающе зашипел, но Болдуин тоже был не лыком шит и зашипел обратно. Установив, таким образом вооруженный нейтралитет, обе стороны решили подписать пакт о ненападении. Оруженосец спустился во двор, и кот последовал за ним.

Дети бегали вокруг колонн прецептории, нимало не заботясь о том, как грубо они нарушают скромную и аскетическую атмосферу Темплстоу. Впрочем, в те времена, когда здесь не было Луки Бомануара, нравы в прецептории были гораздо более вольными и свободными. Здесь и женщины иногда жили, и музыка звучала, и хорошие вина лились рекой, недаром бытовала в народе поговорка “Пить, как храмовник”.

Амет готовил завтрак на костре, что-то помешивая в котелке, Абдалла разбирал конскую упряжь.

Замор и остальные лошади, рассёдланные и свободные, ходили по двору, щипая травку и явно наслаждаясь погодой.

Первые капли дождя уже упали на плиты двора. Амет позвал детей, которые подбежали и в нерешительности остановились напротив оруженосца.

- Доброе утро, дяденька гадкий и противный! – наконец сказала девочка, улыбаясь так, будто имела в виду что-то очень приятное.

- Доброе утро, господин, – буркнул Мик, с интересом рассматривая свои босые ноги.

Болдуин не знал, как ему реагировать. Вздуть наглецов? Так вроде не за что ещё, да и он сам хорош – поддается на глупые слова несмышлёных детей.

От природы он не был жестким или злым человеком, хотя жизнь и научила его жестокости, а суровый нрав господина и вообще окружения только укрепили в нем мысль о том, что добрым быть невыгодно, да и бесполезно. Но сейчас, когда обстоятельства вынудили его поступить бесчестно, хоть и ради благой цели, ему было стыдно. Как говорил Дамиан, его старый друг, “бывает так, что совести уже нет, а угрызения её ещё остались”.

Отправив детей к Амету, завтракать, Болдуин завел лошадей под навес.

Подкрепившись овсянкой и хлебом, он отправился проверять состояние кладовых Темплстоу.

Храмовники покинули прецепторию в спешке, повинуясь приказу Луки Бомануара, который, будучи весьма сердит на Ричарда Львиное Сердце, по сути возложил на него ответственность за оставленное позади добро. Однако являясь довольно беспечным королем, Ричард Плантагенет и пальцем не шевельнул, для того чтоб как-то защитить имущество храмовников. Конечно, коней, оружие и иную ценную утварь слуги все равно захватили с собой, но многое осталось на местах. В погребах были запасы еды и вина, позволяющие выдержать небольшую осаду. В пресной воде тоже не было недостатка – колодец исправно снабжал ею жителей замка.

В идеальных условиях можно было безбедно жить здесь год на существующих припасах. Однако все же следовало знать, чего и где не хватает.

Дождь полил как из ведра, и дети спрятались в ту же комнату, где они ночевали. Амет разжёг огонь в очаге и подмигнул девочке. Та не обратила на это внимание, занятая рисованием – во дворе она, к своему большому восторгу, обнаружила несколько угольков, оставлявших жирный черный след и теперь при помощи их и куска мела пыталась изобразить на стене дракона в настоящую величину. Картина получалась несколько нелогичной, но художница не слишком обращала на это внимание, с лихвой компенсируя недостатки техники обилием деталей.

Мик вначале с интересом смотрел на то, как рисует сестра, а потом присоединился к Амету, который точил и начищал оружие, свое и остальных. Тот как будто был не против общества мальчишки, на ломаном лингва франка объясняя и показывая различные детали клинков. В особенности мальчишку заинтересовали кривые сабли сарацин, богато украшенные и снабжённые затейливой гравировкой.

Лёгкие шаги возвестили о появлении Ревекки. Девушка спустилась по лестнице, потирая обеими руками затекшую шею.

- Доброе утро! – по-еврейски обратилась она к детям.

- Мик, Элия, вы завтракали?

- Ага, благодарим вас, добрая госпожа, – ответил Мик с лёгким поклоном.

- Дяденька Амет накормил нас кашей и хлебом, вкууусным!!! – не отрываясь от рисунка, сказала девочка. – А дяденька мерзкий Болдуин ушел гулять под дождем! – наябедничала она.

- Элия, сколько раз повторять, он не дяденька, а важный господин, оруженосец знатного рыцаря! Не надо его сердить! – взъелся на сестру Мик.

- А что он мне сделает? – возмутилась девочка, – если он меня накажет, то госпожа Ревекка не будет ему помогать лечить этого самого лыцаря. Правильно я говорю? – она повернулась к еврейке.

Та не знала, смеяться ей или плакать. Амет же, который, как выяснилось, сносно понимал еврейский, громко захохотал.

- Не вижу ничего смешного, Элия, – оборвала веселье девушка. – пока что мы пленники этих людей, и нет никакой нужды их сердить. Я вижу, что твоим воспитанием никто особо не занимался. Это можно и нужно исправить. Отряхни руки от мела и идём, поможешь мне разобрать травы.

Элия скривилась, показала Мику язык и вышла, подняв оборванную юбочку повыше и оставляя босыми ногами грязные следы.

В большом зале мокрый Абдалла как раз зажег очаг, но сквозняки и пространство сводили на нет все его попытки обогреть комнату. Со двора зашёл совершенно мокрый Болдуин, и накинул на волосы одеяло, надеясь избежать простуды.

Ревекка с сомнением посмотрела на него.

- На вашем месте, господин оруженосец, я бы переменила платье, а не мочила бы напрасно одеяла, которых у нас и так мало.

Болдуин ничего на это не ответил, хотя внутренне и признал ее правоту, а осведомился о здоровье рыцаря.

- Он спит, и спит спокойно. Дай бог, он проснётся в сознании, – был ответ. Невысказанной же осталась мысль “и тогда вы нас отпустите”, но оруженосец угадал её и покачал головой.

- Сожалею, госпожа Ревекка, но пока мой господин не встанет на ноги и не станет снова здоров, о том, чтоб отправить вас домой не может быть и речи.

- Но мой отец! – В отчаянии произнесла еврейка, и тень пробежала по ее лицу. Она так и не прикрылась вуалью, понимая, что это не помешает окружающим любоваться ее лицом.

- Я должна хотя бы известить его о том, что жива и здорова. И опекун этих детей наверняка себе все глаза выплакал. Сердца у вас нет, господин!

Болдуин отрицательно покачал головой.

- Как только Бриан де Буагильбер встанет на ноги, я уверяю вас, что отправлю весточку о вас отцу. В остальном, вы – его добыча, его приз, который он сам выбрал себе ещё по дороге в Торкилстон, а он не так-то легко отказывается от того, что уже привык считать своим. Щенков я отпущу, конечно, кому они тут нужны. Но покамест они – мой залог того, что мой господин будет получать хороший уход.

Ревекка почувствовала, как отчаяние поднимается откуда-то из груди и грозит затопить ее целиком. Она яростно посмотрела на Болдуина и сказала, прекрасно осознавая, что теряет над собой контроль.

- А что, благородный – это слово она как выплюнула – рыцарь так и продолжает играть роль насильника? Ну конечно, ему это подходит, не меньше чем его оруженосцу подходит роль похитителя детей и вымогателя! Неужели вы не боитесь, что я, смущённая вашими запугиваниями, совершу ошибку как лекарь, дав больному неправильное лекарство? Выдернув, как говорил однажды другой рыцарь-разбойник, подушку из-под его головы?

- Ты не сделаешь этого!!! – Болдуин пересёк комнату и оказался совсем рядом с Ревеккой. Девочка, все это время державшаяся возле нее, предусмотрительно отбежала подальше.

- Если моему господину станет хуже, эти дети поплатятся своей жизнью!

- Боюсь, достойный слуга своего господина, что не во всем вы властны – насмешливо произнесла Ревекка. Она стояла, скрестив руки на груди, разрумянившись от гнева.

- Я обещаю, что буду заботиться о здоровье храмовника, но не могу дать вам никаких гарантий. Тут решает только он! – она указала тонким пальчиком на небо.

Их спор прервал какой-то звук от дальней стены. Оказалось что это плакала Элия. Они повернулись к девочке, еврейка удивлённо, оруженосец – с брезгливым любопытством