- Как?! – возмутился главарь йоменов, а его люди возмущенно зароптали, – нам по доброй воле отказаться от выкупа за столь знатную особу? Девица, ты, видимо, слишком много дышала ладаном и миррой, чем у вас там кадят, в синагоге? Или этот храмовник сам тебя околдовал?! – из толпы послышались смешки. Исаак в гневе попытался что-то сказать, чтоб заступиться за дочь, но Ревекка остановила его.

- Не надо, отец. Что ж, он ваш пленный. Но он спас мою жизнь, и я хочу отблагодарить его. Я заплачу выкуп, за него и за оруженосца.

Заступничество Ревекки произвело эффект взорвавшегося сосуда с греческим огнем. Разбойники после минутной паузы громко заговорили все разом. Исаак и Рейбен застыли, как громом пораженные. Дик Самострел только качал головой, удивляясь прихотливости судьбы. Буагильбер открыл рот, собираясь отказаться от денег девушки, но главарь разбойников тихо шепнул ему на ухо нечто такое, отчего он замолчал.

- Чадо моё! – в голосе Исаака сквозило изумление и плохо сдерживаемая ярость, – я вижу, что слишком уж избаловал тебя и дал тебе больше самоуправства, чем требуется скромной и добродетельной особе, почитающий отца своего. Этот человек оболгал тебя, назвав колдуньей, из-за него тебя едва не убили, он увез нас в Торкилстон и хотел ограбить и разорить меня. Как ты смеешь ещё говорить что-то в его защиту? Может, он отравил тебя теми ядами, в которых, говорят, весьма сведущи тамплиеры? Или он силой обратил тебя в свою веру? Или, – тут лицо еврея исказилось от ужаса, – он совратил твою невинную душу?

“В точку!” – одновременно подумали храмовник и Дик Самострел.

Ревекка порадовалась тому, что вуаль на ее голове скрывает ее смущение.

- Отец – мягко укорила она еврея – он спас мне жизнь сегодня, выведя меня тайным ходом.

- Если б он не похитил тебя, ему бы и спасать тебя не пришлось!

- Но меня похитил его оруженосец, когда сам рыцарь лежал при смерти. Мой же дядя Натан Бен Израэль потребовал от других лекарей ни в коем случае не помогать храмовнику. Что же ему ещё оставалось делать? Он ужасно поступил, согласна, но ведь все закончилось хорошо?

- Хорошо?

Хорошо? – еврей покраснел от злости – Как же хорошо, если для того, чтоб подкупить этих людей я отдал целое состояние?! Кто вернёт мне эти деньги?!

- Но отец, ты ведь заплатил Уилфреду Айвенго за твоё спасение ценой коня и доспехов на турнире? Отчего же и я не могу честно отплатить тому, кто спас меня из горящего замка Торкилстон и сейчас, из прецептории?

- Айвенго, да продлятся его дни подольше, спас меня бескорыстно – (“Ну ещё бы! Ты ведь не красивая девушка, но богатый еврей” – подумал Буагильбер), от этого чудовища в рыцарском обличье, когда тот хотел обворовать меня в Ротервуде, – Исаак протянул трясущуюся от гнева руку к храмовнику.

Тот изумлённо вскинул одну бровь.

- В Ротервуде? – переспросил он голосом, полным неподдельного удивления,

- Кто тебе такое сказал, еврей? Я никого не собирался грабить, я направлялся на турнир.

- Ничтожный лгун! – завопил Исаак, – Не ты ли сказал своим слугам по-сарацински, что собираешься похитить меня и вынудить к оплате крупного выкупа, по дороге в Ашби? Если б не Уилфред Айвенго, который сопроводил меня и защитил, я сгинул бы в подвалах замка Торкилстон намного раньше.

Тень понимания появилась на лице храмовника. Остальные давно затихли и с интересом прислушивались к беседе Исаака и Буагильбера.

- Еврей! – насмешливым тоном произнес последний. – Уилфред Айвенго сказал тебе, что я собираюсь тебя ограбить? И за его помощь ты заплатил ему кольчугой и конём? Надо же, какая удача – именно то, что ему нужно было. Он прибыл пилигримом, нищим, чужаком в собственном доме. У него не было ни пенни, чтоб собраться на турнир. И вот он, нищий пилигрим, приезжает в собственный дом – сопроводив нас туда, под предлогом знающего тропинки местного уроженца. И совершенно случайно он оказывает тебе услугу, за которую ты ему дорого заплатил. Dispardieux, Исаак, ты же еврей! Ты представитель народа, который ради выгоды продаст снег зимой северянам! И ты не разглядел выгоды Айвенго в этом твоём “чудесном спасении”? Да он обманул тебя, как ребенка, напугав моими сарацинами и выманив у тебя необходимую ему на турнир экипировку! – храмовник, не сдержавшись, рассмеялся и его примеру последовали разбойники, вместе с их главарём.

Ревекка почувствовала, как краска стыда заливает ее лицо. А она-то так благодарила Айвенго за спасение ее отца! Она отдала Гурту деньги для себя и для хозяина, чтобы тот почувствовал ее признательность!

Исаак был не в лучшем состоянии. Как говаривал в подобных ситуациях шут Вамба, “кто бы дал мне мешок, сунуть голову от срама!”. Он бледнел и краснел, губы его шевелились, он явно подсчитывал понесенные убытки.

Хохот стих и глаза всех присутствующих устремились на главаря разбойников, вновь призвавшего к тишине.

- Итак, что решила девица Ревекка? Что решает гордый храмовник? Кто будет платить выкуп?

- Я! – в один голос сказали Буагильбер и Ревекка.

- Экая слаженность! Так что, оба будете платить?

- Ревекка, но ведь не станешь же ты… да, Айвенго и впрямь поступил неподобающе, но ты не должна… – Рейбен запутался и умолк.

- Отец, – еврейка повернулась к нему – я хочу напомнить тебе, что не далее, как неделю назад мне исполнился двадцать один год. По законам этой страны, я считаюсь совершеннолетней и могу распоряжаться своей частью семейных денег по собственному желанию. Это так? – еврей тихо пробормотал что мол, да, так и есть.

- В таком случае, я из этих денег плачу выкуп за рыцаря и оруженосца. Полторы тысячи крон. Дайте мне перо, чернила и бумагу! – Рейбен не решился ослушаться Господи и подал ей требуемое.

Пока Ревекка писала расписку и скрепляла ее своей печатью, Буагильбер с тоской смотрел на нее. Для него было страшно унизительно оказаться вот так, почти раздетым, безоружным и неспособным защитить самого дорогого себе человека, а напротив, быть зависимым от нее. Но в то же время его грела мысль о том, что она пошла против всего, чего знала и во что верила, что защитить его. Это было приятно и волновало кровь, давая шанс его любви.

- Получите, господин Дик Самострел. Я могу удалиться? Вместе с отцом и остальными?

- Можете, девица, конечно можете, вот только храмовника тоже заберите, да и оруженосца его.

- Я не королева, а они не мои подданные. Дайте им коней и отпустите их восвояси.

Страх выдать себя она скрыла за напускной сухостью голоса.

«Боже милостивый, только бы не видеть этой глубокой тоски в его глазах».

- Что ж, госпожа, раз уж мое общество для вас столь нежеланно... Болдуин, лентяй, поторопись, я не желаю торчать в обществе саксонских хамов ни единой лишней минуты! – «Dispardieux, Ревекка, боль моя, как тяжело тебе будет засыпать в одиночестве»

- Как изволите желать, госпожа, однако конь оруженосца пойдет в счёт оплаты пошлины! – лукаво усмехаясь, сказал главарь шайки разбойников. – Отпустите их ребята, и верните им оружие – после того, конечно, как они поклянутся честью, что не применят его против нас!

Дождавшись клятвы, разбойники развязали храмовника и оруженосца. День клонился к вечеру, на небе зажглись первые звёзды.

- Прощай, Дик. Надеюсь, в ближайшее время я обойдусь без твоей помощи, – сказал Исаак, потянув за собою дочь.

- Погоди минутку, Ревекка, – попросил йомен, подойдя к ней вплотную. – Сними на минуту твою вуаль.

- Зачем, Дик? Ты ведь видел меня, когда я лечила тебя.

- Что ж с того? Я видел сотни факелов, но потом я увидел луну – и факелы померкли. – усмехнулся тот.

Ревекка сняла вуаль, и йомены ахнули. Уставшая, с бледным и грустным лицом, она все же была невыразимо прекрасна. Дик-Самострел посмотрел на нее, как-то печально усмехнулся и приблизившись к ней почти вплотную, тихо прошептал: