Но выхода особенно не было. В Темплстоу храмовник без особого труда нашел все недостающие ингредиенты и загодя нанес их на меч. Незаметное движение кресалом – и меч загорелся, ярко осветив жутковатую фигуру рыцаря. Тот поднял коня на дыбы, несколько раз взмахнул мечем над головой, а потом, понимая, что ещё несколько минут – и загорится его драпировка, громко крикнув: «Ожидайте моего приказа! Победим неверных!» – устремился в лес.

Глухо заиграл рожок – это Мик, сообразив, что представление кончилось, бросился вслед за рыцарем, надеясь, что его не заметят во тьме.

Люди остались стоять, как громом поражённые, несколько минут не решаясь даже обсудить увиденное, а только осеняя себя крёстным знамением и повторяя слова молитв.

Буагильбер доехал до границы леса, еле утерпев, чтоб не сразу сорвать с себя уже тлеющие саван и драпировку. Гнилушки посыпались вокруг, Замор пораженно всхрапнул и остановился.

Мик, задыхаясь от хохота и быстрого бега, успел помочь храмовнику избавиться от савана и занавески и прикопать их в лесу. Буагильбер посадил мальчишку впереди себя, и они помчались обратно в Темплстоу.

До прецептории они добрались быстро. На их счастье, по дороге им встретился только какой-то пьянчужка, вознамерившийся было поспать под вкопанным в землю крестом- указателем. При виде белого лица рыцаря, хоть и с изрядно стершимся гримом, тот громко икнул, перекрестился и с диким воплем “Аааааааааа, дьявол!!!” унёсся куда-то во тьму.

- Оно и к лучшему, – подытожил рыцарь, рассказывая Ревекке об их приключениях, – больше слухов будет гулять по деревням.

В соседней комнате оруженосец и сарацины громко хохотали, пока Мик, не стесняясь в выражениях, в лицах изображал им “появление призрака заживо утащенного в ад магистра тамплиеров”.

- Я понимаю, что ты сделал все, что мог, сэр рыцарь – Ревекка выглядела очень обеспокоенной. – но что нам делать дальше? Или ты думаешь, что деревенские увальни будут до бесконечности ждать появления призрака с горящим мечом? И не устроят погром сами, без его руководства?

- Нет, Ревекка, я так не думаю. – храмовник отмывал лицо и руки от остатков грима в лохани с водой. – Экие у тебя, однако, стойкие белила! Смываются только вместе с кожей!

- А в чем же тогда состоит вторая часть вашего плана, господин? – спросил Болдуин, вошедший в комнату.

Рыцарь загадочно улыбнулся.

- Тебе не понравится, Болдуин. – и выдержав многозначительную паузу он сказал – мы предупредим евреев.

Болдуин скорчил такую гримасу, что Ревекка на минуту подумала, что он неосторожно вывихнул себе челюсть.

- Господин, – осторожно сказал оруженосец, – вы уверены, что не падали с коня и не ударялись головой?

За подобную дерзость Болдуина могла ожидать, самое мягкое, порка, но сейчас рыцарь, занятый своим планом, только отмахнулся от него.

- Моя забота, Болдуин, придумывать что делать. Твоя же – тихо и послушно исполнять мои приказы.

- Но господин, вы же не думаете….

Храмовник рявкнул так, что Болдуин отшатнулся.

- Молчать!!!! Я думаю, что наша задача сейчас – не допустить погрома.

Ревекка молча смотрела на Буагильбера. Она не могла поверить собственным ушам, и сейчас силилась поверить в то, что они ее точно не обманули.

Храмовник повернулся к еврейке.

- Ревекка, мне понадобится твоя помощь. Сколько евреев проживают в Фамарсвилле, по-твоему?

- Около сотни человек, включая и моего отца, – после недолгого молчания ответила она.

- Хорошо. Как ты думаешь, с какой скоростью они смогут опустошить свои сундуки и убраться из города?

- Надеюсь, что дня им хватит.

- Ночи, Ревекка, чтоб добрые соседи не заметили, куда они уходят. Отлично. Дьявольщина, до чего я докатился! Помогаю презренным евреям бежать!

- Сэр рыцарь, это, без всякого сомнения достойный и добрый поступок. – Ревекка смотрела на Буагильбера как-то странно. Выражение лица ее было похоже на … благодарность?

-

“Да, скорее всего это благодарность и есть. А я уж было подумал, что пробудил в ее душе…. иные чувства. Что ж, всему свое время.”

Снаружи донёсся голос Амета; он звал Болдуина, и оруженосец спешно вышел.

Храмовник и еврейка остались наедине.

- Бриан, – она подошла ближе, стала к нему вплотную. – Спасибо тебе! Ты рисковал сегодня жизнью, чтоб отвести беду от тех, кто мне дороже всего на свете. Ты помогаешь спасти гонимых, отверженных, несчастных…

- Ревекка! Ты так прочувственно их всех перечисляешь, что я сейчас разрыдаюсь! Я хочу помочь им лишь потому, что это – твои люди, и я чувствую себя обязанным. Я не приемлю быть должным.

- Ты говоришь насмешливо, но я знаю, что твоя душа сейчас гораздо чище, чем тогда, когда ты похитил меня из Торкилстона. Твой запущенный сад расцветает – видно, садовник стал куда серьезнее относиться к своим обязанностям.

Вместо ответа Буагильбер обнял ее и вдохнул запах ее волос. Он поднес ее руку к губам и поцеловал пальчики, когда-то нежные, а теперь загрубевшие от ежедневной работы. Поцеловал ладонь, потом запястье и поднимался губами все выше, неотрывно глядя Ревекке в глаза. Она не сопротивлялась, лишь чуть прикрыла глаза, не выдержав его пристального взгляда.

- Ревекка! – тихо позвал он её. – Неужели же я тебе сейчас столь противен, что ты не хочешь смотреть на меня? – он откровенно поддразнивал ее, не прекращая поцелуев, уже переместившихся на ее плечо.

Вот он уже целовал ее шею, спускаясь все ниже к груди, она тяжело дышала, но не отталкивала его. Он чувствовал, как что-то ноет в груди, не сильно, просто сладко, и страсть разгорелась в нем так, что немели кончики пальцев. Весь мир исчез, пропал, была только она и ее блестящие глаза, в них тлел огонек, о да, он уже видел такой раньше, он может разростись в пламя, в котором так приятно сгорать раз за разом.

Ревекка чувствовала свое сердцебиение, которое отдавалось во всех частях тела, гулко, сильно. В какой-то момент она с ужасом поняла, что не может понять, где кончаются она и ее ощущения и начинается он. Кожа стала вдруг почти болезненно чувствительной, острой сладостью отдалось внизу живота. Почему-то зрение изменило ей, только какие-то световые пятна плавали вокруг и это было так приятно. Его губы были, казалось, везде, щетина кололась, но даже это ей нравилось.

- Бриан – выдохнула она – Я тебя нежно…

Он на секунду оторвался от своего приятного занятия.

- Шея твоя – как столп слоновой кости; глаза твои – Озерки Есевонские, – она не сразу поняла, что он цитирует “Песнь песней”, а когда поняла – даже не слишком удивилась.

- Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других, – прошептала она и с удовольствием заметила, как затуманились его глаза.

- Да, ещё! – прорычал он, уже готовый рвануть на ней ворот, но в этот момент дверь открылась и в комнату влетели Амет и Болдуин.

Храмовник так развернулся к ним, что едва не уронил Ревекку на пол.

- Я. Вас. Убью. – с расстановкой произнес он.

- Осмелюсь просить убить нас чуточку попозже, – заслоняясь рукой, вежливо, но твердо ответил Болдуин. – Господин, мы крайне сожалеем, что оторвали вас от весьма важного...дела, но у нас беда. Сюда идут совершенно ополоумевшая толпа селян. Похоже, кто-то сообразил, что прецептория стоит пустой и хочет попытаться ее ограбить.

Буагильбер мгновенно протрезвел от любовного хмеля.

Со стен замка открывался поистине пугающий вид – точки, пока ещё далекие, обозначали идущих с факелами крестьян. “Наверняка это не крестьяне”, – мелькнула мысль у храмовника, – “точнее сказать, не одни крестьяне”. Он знал, что и в здешних лесах полным полно охотников поживиться чужим добром, а уж сейчас, когда такая толпа заживо спалила в его замке норманнского барона, – наверняка пустая прецептория вызвала у разбойников желание поживиться.

Кроме этого, он был уверен, что его представление в ночи сыграло свою роль.

- Живо на стены! – скомандовал он. – Ревекка, собери вещи и возьми детей. Я хочу, чтоб вы с девчонкой попытались укрыться в подвале.