Обняв Ревекку и нащупывая путь перед собой рукам, он двинулся к выходу.

Они сидели в комнате, наслаждаясь теплом очага. Храмовник обнимал девушку, успокаивая, и легонько касаясь губами ее волос. Она была слишком взволнована, чтоб заметить это.

- Объясни мне, почему ты убежала?

- Потому, что я хотела вернуться к отцу. Ты сам сказал мне, что где-то в подвале есть полуразрушенный ход.

- Глупая девочка. Неужели ты не понимаешь, как это может быть опасно? Ход почти завален, чтоб расчистить его, понадобились бы сильные мужские руки и нужные инструменты. Да и подвалов здесь великое множество.

Она всхлипнула от ужаса, вспоминая произошедшее. Буагильбер крепче прижал ее к себе, осторожно массируя хрупкие плечи.

- Послушай, Ревекка, ты совершенно мне не доверяешь.

- Извини, сэр рыцарь, но как я могу тебе доверять после всего того, что между нами произошло? Даже сегодня ты дал мне понять, что пальцем не шевельнешь для спасения дорогих мне людей.

- Это не так. Ты не дослушала, сразу же сорвавшись. Я считаю затею Амета безумной, но вполне выполнимой. Другое дело, насколько она сработает.

- Не ищи...те отговорки, сэр рыцарь. И вообще, что твои…ваши пальцы делают на моих ключицах?!

- Догадайся с трёх раз, моя мудрая лекарь. Нет, не опускай голову, я хочу видеть твои глаза, когда я будут требовать с тебя свою плату.

- Буагильбер! Ты подлый, низкий, отвратительный….

- Продолжай, мне нравится, когда девушка страстна, а не изображает бревно…ммммм, как сладок твой запах….

- Сэр Бриан, ты хищник…

- Да-да, я такой, я даже ещё хуже….

- Насильник…ох….

- Вот уж неправда, я никого не насилую, ты сама совершенно не против моих поцелуев….

- Искуситель… Бриан, не надо, пожалуйста…. Не сейчас….

- Конечно-конечно, но боже, как сладостно слышать, как твои губки произнесли мое имя. Можешь ещё раз сказать?

- Бриан….

Звук поцелуя.

Ревекка чувствовала, что ее воля плавится, растворяется под напором храмовника. В то же время, он не заходил дальше поцелуев, нежно поглаживая руки и плечи девушки. Какой-то трезвой и холодной частью сознания она понимала, что полностью покорна его воле, однако он намеренно не использовал свою власть над нею. Не хотел развращать её? Играл с ней, как кошка с мышью?

Она отстранилась от него, давая понять, что не уступает, и заглянула ему в глаза. Ох, не стыд она там увидела, и это обожгло ее не хуже поцелуев.

- Ты готов мне помочь…. Бриан?

- Да, мое сумасшедшее счастье.

Они уснули одетыми, но на одной кровати. И до рассвета пришедший кот урчал у очага, сонно глядя на хозяина. Голова еврейки покоилась на плече храмовника, а его рука обнимала его за талию.

Утром храмовник созвал всех, чтоб изъявить им свою волю касаемо ночной затеи.

Болдуин только головой качал, удивляясь, как его гордый и несгибаемый хозяин поменял свое мнение. Мик откровенно скалился, сарацины не выглядели удивлёнными.

- Итак, мы начнем с того, что отыщем в кладовых самую странную и причудливую одежду. Заготовьте факелы. Мне так же понадобятся цепи и попона для Замора, придется ее разукрасить. Амет и Абдалла, займитесь этим. Ревекка, ты должна сшить для меня максимально удобный саван.

- Что вы имеете в виду, сэр рыцарь? – давясь от смеха при словосочетании “удобный саван” спросила еврейка.

- Я должен прятать под ним доспехи, на случай если какой-нибудь ненормальный селянин решит проверить на прочность мою материальность. Не смейся, лилия долин, мне вовсе не угодно чтоб во мне проделали аккуратные дырочки виллами.

- Мик, – продолжал рыцарь, – ты отправишься в то самое село, где Болдуин вчера услышал о погроме. Начни распространять слухи, чем нелепее и страшнее, тем лучше. Ручаюсь, что к вечеру они разрастутся до размеров башен Йорка. Что-нибудь об ожившем мертвеце, о дурных предзнаменованиях.

- Болдуин, замотай Замору копыта тряпками. Он должен появиться бесшумно, так будет страшнее. Но это ближе к ночи. А пока пойдем, ты поможешь мне кое-что проверить. Захвати пару факелов и кремень.

- Зачем, господин?

- Затем, что мы с тобой идём в старый сводчатый подвал около восточной башни.

- Господин? – оруженосец нервно сглотнул. – Там же этот… дух содомита…

- Болдуин…- храмовник говорил ласковым голосом, не сулившим ничего хорошего тому, кто его слышал. – Сколько тебе лет?

- Двадцать четыре, господин. Уже семь лет я ваш оруженосец.

- Вот именно. А мне сорок один год, и это значит, что опыта у меня побольше твоего. Нет там никакого духа содомита.

- Откуда вы можете этого знать? Я там несколько раз проходил на спор, оттуда такие звуки раздавались, я чуть со страху не помер!

- Мало ли что там раздавалось. Я когда-то в Иерусалиме уже слышал что-то подобное. Я хочу обшарить этот подвал днём.

- Воля ваша, господин рыцарь, но я бы туда без надобности не лез.

- Очень может быть, мой добрый Болдуин, – рыцарь в задумчивости тронул свой шрам, – что такая надобность будет, и весьма скоро.

Он дошли до подвала, зажгли факелы и спустились вниз. Как и предполагал Буагильбер, подвал был завален различными кирпичами, обломками старых балок и прочим мусором. Летучие мыши неприветливо смотрели на них сверху вниз.

Они дошли до самого подземного хода, который, как и помнил храмовник, был полузавален. Расчистив его, можно было выбраться в узкий коридор, и там продвигаться едва ли не ползком. В конце длинного коридора путника ожидал выход, почти не заметный снаружи, и пройдя через него, можно было обнаружить себя на добрых две мили в глубине леса.

Не доходя до подземного хода, Буагильбер вдруг остановился, поднес факел к стене и внимательно осмотрел ее. Так он шел, согнувшись и осматривая стены, пока вдруг не распрямился с громким восклицанием.

- Dispardieux! Посвети-ка мне сюда, Болдуин. Что ж, так я и думал.

- Что там, господин?

- Я уже видел такое в Иерусалиме. Вот почему звук мне показался знакомым. Сюда замуровали горлышко бутылки. Наверняка и не одно. Вчера дул слабый ветерок. При определенной силе ветра будет раздаваться громкий звук, похожий на стон. Вот он, твой призрак, Болдуин. Покончивший с собой содомит.

Оруженосец выглядел ошеломлённым. Он и чувствовал себя одураченным. Надо же, как его легко провели. И не только его, целые поколения братьев боялись призрака, живущего здесь, а всего- то требовалось пройти и проверить!

- Болдуин, – тёмные глаза храмовника внимательно смотрели на оруженосца. – Если я не вернусь с этой вылазки, дождись, пока в окрестностях будет безопасно и вывези евреев в надёжное место. Лишь бы они уцелели. Обещаешь мне?

- Господин, что вы такое говорите, вы вернётесь…

- Вернусь конечно, но всё же… Поклянись мне, Болдуин.

- Клянусь честью, господин, что не оставлю их в беде, что бы не случилось!

- Вот и славно. Выйдем на солнце и будем готовиться к нашей дикой затее.

Оруженосец набрался храбрости и посмотрел в лицо рыцарю.

- Господин… осмелюсь спросить, хотя воля ваша не отвечать мне, вы ее любите?

Храмовник молчал. На скулах его ходили желваки и лицо опять покрылось было тем странным румянцем, как в день суда. Болдуин уже сто раз успел проклясть свое любопытство, когда услышал тихое –«Да». Буагильбер отвернулся.

- Поверить не могу, что я согласился на этот бред сумасшедшего!!!

Храмовник поправил на лице полупрозрачную занавеску, которая должна была изображать призрачную вуаль.

Он сидел на Заморе, копыта которого обернули тряпками. Сам же рыцарь был в полном боевом облачении, хотя после болезни с некоторым трудом влез на коня. Поверх доспехов он был облачен в белый саван необъятных размеров, а сверх всего этого – завернут в вышеупомянутую занавесь. К попоне коня приделали маленькие колокольчики, тихий звон которых и впрямь придавал призрачное впечатление могучей фигуре рыцаря. Вдобавок кое-где к латам прикрепили обрывки цепей.

Лицо его Ревекка густо намазала белилами, а углем, смешанным с жиром, очертила жутковатые круги вокруг его глаз и треугольник на месте носа. Губы не были видны под слоем белил, и со стороны казалось, что у рыцаря и вправду череп вместо лица.