Гермиона была уверена в том, что у нее нашлось бы еще много слов, которые стоило сказать, чтобы появившееся на лице родителей выражение стыда стало еще явственнее. Но Сириус несильно потянул ее за одну из кудряшек, заставляя обернуться, и покачал головой, пряча во взгляде серых глаз нечто очень похожее на восхищение. Сглотнув, Гермиона только послушно кивнула и замолчала, вновь устремив на родителей сердитый взгляд. Внутри нее все еще бушевал шторм из эмоций, которые она предпочла бы никогда не ощущать, но жажда спорить, кричать до хрипоты, чтобы достучаться до захваченных неподконтрольным страхом умов, немного поутихла. Гермиона на самом деле не знала, что способна бороться за свои личные убеждения не только в те моменты, когда они касались науки. Но вспомнив о Розмерте, которая не решилась шагнуть за блестящим молодым человеком, а также Гестию Джонс, послушавшуюся родителей и упустившую шанс быть с таким необычным мужчиной, Гермиона четко понимала, что будет бороться до конца и просто уйдет из дома, если ее родители даже не попытаются понять. В конце концов, ей уже было больше двадцати, она получала стипендию, умела жить одна и могла найти себе работу. Например, Гермиона вполне могла заняться репетиторством с учениками младшей школы. И всегда была возможность писать эссе, доклады и курсовые для других студентов, хоть она и считала это неправильным, но была способна наступить на горло своей гордости.
— Конечно, ты права, твой отец и правда погорячился, — на мгновение прикрыв глаза, как можно ровнее произнесла Джейн и снова потянулась к дочери, взяв в руки ее ладони. — Я понимаю, что мистер Блэк действительно может быть чрезвычайно гениален и талантлив. В любом случае, я верю в то, что он очень умен. Но и ты пойми, дочка, что гениальными людьми гораздо безопаснее восхищаться издалека. — Она внимательно посмотрела дочери в глаза, но Гермиона лишь скептически выгнула бровь. Эти слова были самой глупейшей попыткой убедить ее в неправоте своего мнения. — Он старше тебя в два раза, дочка, — видя, что предыдущая реплика не возымела эффекта, уже более настойчиво продолжила Джейн. — Подумай, к чему это может привести, особенно с тем списком неприятностей, которые ему уже довелось пережить. Я ни в коем случае не хочу никого обидеть, но, дорогая, взрослый человек не станет заводить серьезных отношений с такой молодой девушкой. Ты сказала, что он потерял ту, которую любил. Неужели ты не подумала о том, что для него все это лишь попытка отвлечься, забыться, развлечься с красивой молодой девушкой, чтобы потом заменить ее другой, более молодой и красивой. Мы с отцом правда не сомневаемся в твоей сообразительности, но ты ведь так мало знаешь о реальном мире, об отношениях и о том, какие мерзкие поступки могут совершать мужчины. Тем более такие вспыльчивые, да еще и с дурными привычками. Одними наркотиками все не ограничивается, дорогая. Мы не хотим причинять тебе боль, но вам с мистером Блэком лучше больше не видеться. И когда все это пройдет, ты сама поймешь, что это было ошибкой…
— Но ведь я тоже ошибка, мама, — прерывая поток ласковых увещеваний, жестко отрезала Гермиона. Джейн приоткрыла рот, но так и не смогла ничего сказать, растерянно оглянувшись на своего мужа, на которого слова дочери тоже возымели шокирующее действие. — И вы были на четыре года младше меня, даже в колледж еще не поступили. А знаете, почему в вашей жизни все сложилось так успешно, вопреки вашей ошибке? Потому что родители вас поддержали, а не твердили о том, как вы молоды, что это легко исправить, нужно только пойти в больницу, а там хирург избавит вас от всех забот. Я знаю, что вас никогда не обвиняли в случившемся, потому что Джил всегда прямолинейна и не долго подбирает слова. И если бы вам пришлось бороться за возможность оставить ребенка, вырастить и воспитать, Джил рассказала бы об этом без раздумий и сглаживания углов, как говорила о сексе, оторванных конечностях и внутренностях людей, когда мне было всего семь лет. — Гермиона нервно сглотнула и покачала головой, прогоняя ненужные мысли, а затем продолжила уже немного мягче, но по-прежнему твердо: — Скажите мне, мама, папа, как я должна учиться, если не буду совершать ошибки? Откуда я узнаю, пройдет ли то, что я чувствую сейчас, через год или через десять лет, если я не останусь с Сириусом? Посмотрите мне в глаза и скажите честно, что ошибки — всегда плохо, и могут только разрушать жизнь? Скажите мне прямо, если мое рождение было самым ужасным, что произошло в вашей жизни, и вы до сих пор жалеете об этом! Скажите, что это из-за меня вам приходится жить вместе, а ваши мечты обрушились в тот момент, когда вы узнали о совершенной ошибке. Если мое появление наполнило ваши жизни болью, проблемами и лишило возможности быть счастливыми, то я действительно задумаюсь о том, что наши с Сириусом отношения могут быть ошибкой.
— Мы не… мы… — тяжело дыша, просипела Джейн и снова потеряно оглянулась на мужа. Говард, казалось, был готов лишиться чувств от услышанного и стоял, опираясь о спинку дивана, не в силах вымолвить хоть слово. — Никогда, Гермиона! — поспешно стерев выступившие на глазах слезы, решительно произнесла Джейн. — Ты всегда была и будешь нашим лучшим творением, самым огромным достижением и гордостью. Ты была самой замечательной ошибкой в наших жизнях, и я счастлива, что пережила те трудные девять месяцев, что страдала от невыносимой боли восемнадцать часов, рожая тебя, что не досыпала первые годы твоей жизни и едва успевала учиться. Ты стоишь всего, что мне пришлось пережить, и поэтому никогда, Гермиона, никогда в жизни не смей думать, будто ты… Ты самое дорогое, что есть в наших жизнях, Гермиона, доченька моя! Мы любим тебя, всегда любили и будем любить! И не смей сомневаться в этом, слышишь? Никогда не смей, моя умная, красивая и самая лучшая на свете дочь! Никогда!
— Мама! — слабо улыбнувшись, тихо выдохнула Гермиона и, не выдержав, крепко обняла ее, часто моргая из-за стекающих по щекам слез. Конечно, она знала, что ее любили, и что родители были вместе, потому что тоже любили друг друга, хоть и ссорились временами. И Гермиона знала, что ее слова их возмутят. Возможно, она совсем немного схитрила и позаимствовала у Сириуса или у Лили методы манипулирования. Но все ее слова были искренними и честными. И Гермиона была уверена в том, что им следовало прозвучать, чтобы ее наконец-то захотели услышать. — Я знаю, мама, знаю! Я тоже очень вас люблю, честно-честно, — переведя взгляд на отца, громко прошептала она и слабо улыбнулась, когда он выдохнул с явным облегчением и тоже поспешно стер слезы из уголка глаз. Гермиона заставила себя вырваться из теплых материнских объятий и заглянула в наполненные слезами карие глаза. — А вдруг эта ошибка окажется самой лучшей в моей жизни? — сглотнув вставший в горле ком, заставила себя произнести Гермиона. — Если сейчас я поддамся вашим иррациональным страхам и гиперопеке и правда откажусь от Сириуса, сможете ли вы простить себя, когда поймете, что лишили меня возможности быть счастливой? Да, все это действительно может закончиться плохо, но с той же вероятностью все может оказаться очень хорошо. Нельзя отказываться от открывающихся возможностей только потому, что путь к ним пролегает через темный коридор. И я не стану отказываться от Сириуса лишь потому, что он немного отличается от обычных людей. — Она шагнула назад и, не глядя, протянула руку, чтобы в следующее мгновение ее пальцы оказались переплетены с длинными, мега-неприличными пальцами Блэка. — Мне в нем нравится именно то, что он отличается, что он может понять мою мысль, даже если я несу какой-то бред, поддержать разговор о какой-то незначительной ерунде и выслушать все, что я захочу ему сказать. Да, он старше и испытал в своей жизни много плохого. Да, очень вспыльчивый, гиперактивный и, порой, слишком болтливый. Но я уверена в том, что мне нужен именно такой человек. И вы можете либо смириться с моим выбором и дать Сириусу шанс, либо не мешать мне совершать ошибки и жить. Потому что я сделала свой выбор в пользу неизвестности.
