– Понимаю, Юрий Иванович. Друзей с такой работой иметь сложно, с семьёй тоже непросто. Жена ушла, с любовницей не сложилось. Так ведь, Юрий Иванович? – И он посмотрел Константинову прямо в глаза. – Давайте выпьем за жизнь.

– Да, это точно. Кругом проблемы, – вздохнул тот.

Они выпили. В голове Константинова появился какой-то туман, мысли путались. Возникло сильное желание выговориться. И Константинов начал рассказывать, как они познакомились с Людой, а потом про Нину. Про институт, где он учился и про свою работу.

– Так что там у тебя не ладится с разъёмом? – напомнил ему Володя, – я ведь в юности был радиолюбителем, может, что посоветую.

Они уже перешли на «ты». Правда, когда, Константинов уже не помнил.

– Да ты понимаешь, ерунда полная. Всё сконструировали по техническому заданию, а один разъём монтажники подключить никак не могут. Руки у них, видишь ли, не залазят под блок.

– Ну-ка, Юра, давай поподробнее.

Константинов взял лист бумаги с тумбочки и начал рисовать схему изделия и их системы, пытаясь объяснить, плохо разбирающемуся в технике, Володе. Он всё пытался рассказать доходчивее, но ничего не получалось. Мысли все путались, неслись вскачь. Константинов всё рисовал и рисовал, уже не один лист бумаги валялся на полу комнаты. А Володя всё подливал ему водку. Она была в самом деле отличная, с приятным ароматом, но Константинов уже ничего не ощущал. Он всё рассказывал и рассказывал: об институте, об их лаборатории, о том, какой замечательный был руководитель Леонид Парфёнович и как тяжело работать с Анатолием Васильевичем. О том, какие великие учёные работают в институте. В конце концов речь Константинова стала совершенно несвязанной, он уронил голову на стол и провалился в небытие.

Сколько прошло времени он не знал. Голова раскалывалась. С трудом открыв глаза, Константинов увидел яркий свет за окном. Он был в своём номере, на своей кровати. «Как я сюда попал?» – Константинов пытался вспомнить, но ничего не получалось. Кое-как поднявшись, он подошел к окну. День был в разгаре. Люди не спеша шли по своим делам. Росшие у гостиницы берёзы в лучах солнца казались золотистыми. Он вновь попытался вспомнить, что было вчера вечером, и никак не мог. Помнил, как разгорячённый спиртным пытался что-то рассказать корреспонденту. Постепенно он начал вспоминать, как рисовал схемы на бумаге, как рассказывал про изделие. Его прошиб холодный пот и руки мелко задрожали. Он понимал, что наговорил очень много лишнего. «Нужно срочно подняться в номер к Владимиру Петровичу и забрать все исписанные листы, извиниться и попросить никому ничего не рассказывать», – это была его единственная мысль, когда он спешно умывался. Одевшись, Константинов поднялся на этаж, где был номер Владимира Петровича. На стук в дверь никто не отозвался. Тогда он застучал ещё настойчивее, но никто не открывал. Константинов спустился на первый этаж в регистратуру. Там ему сказали, что постоялец ночью вызвал такси и уехал.

– Куда?

– Ничего не сказал.

У Константинова перехватило дыхание и задрожали ноги.

– Там в номере должны были остаться бумаги с рисунками, Вы не видели? – со слабой надеждой в голосе тихо спросил у дежурной.

– Ничего не было. Я сама заходила принимать номер. Всё было чисто, вещи все на месте.

– Какие вещи? – не понял Константинов.

– Гостиничные, какие же ещё. Полотенца, постель.

– Спасибо, извините, – Константинов не спеша побрёл на свой этаж.

«Ну я и влип», – подумал он. Голова болела нешуточно, и он нашёл в своём портфеле пакетик с лекарствами. Брать с собой в командировку лекарства его приучила Людмила, когда они ещё жили вместе. Выпил таблетку от головы и прилёг на кровать. Мысли метались как шальные. Он представлял, что будет, когда об этом узнают в Первом отделе института. Это грозило увольнением с «волчьим билетом». Голова никак не проходила, и он решил сходить пообедать и выпить немного водки. О работе сегодня даже не думалось, хотя дело было срочное. В ресторане он немного успокоился – будь что будет. Но на работу не пойдёт, нужно отлежаться. Что-то финская водка ему не пошла.

На другой день он был свеж и полон сил. Совместно с начальником сборочного цеха они сумели найти место для злополучного разъёма. Переделки их системы были незначительны.

Вернувшись в Москву, Константинов подробно рассказал Анатолию Васильевичу всю историю с разъёмом. Об инциденте в гостинице он ничего говорить не стал. «Поживём – увидим», – успокоил себя Константинов, может, всё обойдётся и он зря нагоняет на себя страх. И Владимир Петрович приличный человек и его рисунки никуда не попадут. Он, кстати, обещал встретиться в Москве». Но, тем не менее некоторое время Константинов ходил сам не свой. Правда, через неделю он начал успокаиваться. Никто его никуда не вызывал, всё было, как всегда. Владимир Петрович, несмотря на обещание, с Константиновым так и не встретился. А через месяц он уже практически не вспоминал о своей командировке.

Однако месяца через три они снова встретились. Константинов с группой сотрудников лаборатории были на испытаниях изделия. Всё прошло хорошо. Они собрали необходимый материал для дальнейшей работы. Теперь им нужно было пообщаться со смежниками с завода и проговорить план дальнейших действий. Этим должен был заняться сам Анатолий Васильевич, а Константинова отправили в Москву, в институт, на совещание по результатам испытаний. Поезд отъезжал вечером. Несмотря на то, что он был проходящий, в купе, где должен ехать Константинов, не было ни одного пассажира. «Это очень хорошо, удастся нормально отдохнуть», – подумал он. Не нравились ему вагонные разговоры, совместные ужины за вагонным столиком, как правило, со спиртным. Константинов переоделся в тренировочный костюм и лёг на свою полку, намереваясь почитать. Но тут в дверь постучали, она открылась и в купе вошёл ещё один пассажир. Он огляделся, увидел лежащего Константинова и весело сказал: «Добрый вечер, Юрий Иванович. Вы уже расположились?» У Константинова спёрло дыхание, и он осипшим голосом ответил: «Владимир Петрович? Добрый вечер. Вы как здесь?»

– Пути Господни неисповедимы, – он повернулся и закрыл дверь на замок, – видимо, судьбе так угодно, чтобы мы с Вами снова встретились.

– Прошлый раз Вы так внезапно исчезли из гостиницы, – проговорил Константинов.

– Срочный вызов в редакцию, даже некогда было зайти к Вам попрощаться. С Вами всё было хорошо?

– Не очень, голова сильно болела и совсем ничего не мог вспомнить. Кстати, как я добрался до своего номера?

– Вот же черти, уверяли, что от финской никогда не болит голова. Но в остальном всё было отлично. Мы славно пообщались, а в номер спуститься я Вам помог.

– Владимир Петрович, я в тот вечер много лишнего, – начал было Константинов.

– Не переживайте, Юрий Иванович, – перебил его Владимир Петрович, – все Ваши откровения никуда не попадут. Так же, как и все чертежи, которые Вы сделали. Они лежат в папочке, в надёжном месте.

Во время этого разговора Владимир Петрович успел переодеться в домашние брюки и футболку. Он раскрыл портфель и извлёк оттуда несколько баночек консервов и бутылку коньяка. Разложил на столе, затем достал металлические рюмки и пластиковые вилки.

– Присаживайтесь, Юра. Вы же помните, что мы с Вами перешли на «ты»? Не знаю как ты, но я ещё не ужинал. Так что прошу, не стесняйся.

Константинов поднялся с полки и сел за столик напротив. Владимир Петрович сноровисто открывал баночки, от которых шёл такой аромат, что даже у перекусившего в буфете Константинова сразу разыгрался аппетит. Надписи на баночках были сделаны не по-русски, так же, как и этикетка на коньяке, который Владимир Петрович разлил в рюмочки.

– Владимир Петрович. Извините, Володя. Мне бы хотелось забрать у Вас папку с чертежами. Давайте встретимся в Москве, и Вы мне её отдадите, – не очень смело проговорил Константинов.

– Юра, давай сначала выпьем, – он стукнулся своей рюмкой о рюмку, стоящую на столе и не спеша выпил коньяк. Затем поддел вилкой кусочек чего-то из баночки и закусил.