– Талла, есть ещё кое-что… Помните, вы говорили, что у вас… у диниту… телепатией обладают только мужчины?

Взгляд девушки мгновенно преобразился. Ни следа усталости, только интерес – острый, как лезвие ножа из легендарной альфа-стали. Которую, кстати, производят исключительно на планете Диниту.

– Да, – мягко ответила она, не сводя с меня засиявших ярко-фиолетовым огнем глаз. – В большинстве случаев это так. С чем связан ваш вопрос?

– М-м… понимаете, я буквально полчаса назад ненадолго отключила эмпатический ограничитель не только на эмоции, но и на мысли, – пояснила сбивчиво. – И услышала от своего раба-управляющего что-то вроде… шёпота. Хотя он и рта не открывал.

Талла Ней смотрела не меня, не мигая, чуть ли не с полминуты. Потом разомкнула крепко сжатые розовые губы и промолвила:

– Мне необходимо срочно переговорить с послом. Прошу прощения.

И отключилась.

На экране вновь возник застывший кадр с рабом в черной анатомической маске, на которого я рассеянно взирала, размышляя о непонятной реакции Таллы Ней. В голове теснились самые разные предположения.

Идентификационный браслет на правой руке загорелся огоньком вызова от управляющего.

– Да, Лизен?

– Госпожа, прибыли ваши новые рабы. Из резервации.

Яркое, чуть голубоватое светило Тигардена-2 перевалило точку своего зенита и начало долгий спуск к мягкой линии океанического горизонта. Погода радовала комфортным балансом между теплом и прохладой, если не считать ветра – слишком сильного для такого ясного дня. В целом местный климат соответствовал летнему сезону земных Британских островов, и это мне нравилось. Не люблю жару и сухость.

После болезненного пробуждения и последующей суеты я не обращала особого внимания на окружающий мир и только сейчас, всё ещё пребывая в замедленном состоянии глубокой задумчивости вдруг осознала, в каком прекрасном месте нахожусь.

Пока управляющий выстраивал рабов в особом, понятном только ему одному, ну и местным «госпожам», порядке, я сидела в мягком кресле, специально поставленном на лужайке перед домом по такому случаю, пила крепкий кофе из личной термокружки и скользила взглядом по величественной аллее из местных хвойных деревьев. Последние напоминали гибрид кедра с берёзой.

Жилая часть поместья располагалась на самой высокой точке острова Йо – массивной скале, нависающей над обманчиво спокойными водами океана. Скала из себя представляла точную копию гигантского орлиного клюва, вспоровшего собой пустоту. Только что я заглядывала вниз, через каменный парапет, раз уж газонная лужайка так удобно была разбита прямо на скале. И от понимания, что под скальной породой бьётся о камни вода, мне было здорово не по себе.

Отсюда открывался восхитительный вид на причал и пляж, куда с площадки напрямую вела широкая длинная лестница с безопасными низкими ступенями. Краски неба и океана играли друг с другом в нежную порывистую чехарду, перебрасывая друг другу самые неожиданные оттенки – розовые, сиреневые, изумрудные, золотые, бронзовые… Это смотрелось потрясающе, словно я поселилась на краешке гигантского цветного калейдоскопа!

Сам дом снаружи впечатлял только вычурной отделкой. Просторный двухуровневый особняк из серебристых термоплит, с широкими террасами на обоих этажах и конусовидной крышей. Он был целиком выкрашен ярко-алой краской, местами уже выцветшей, кстати. Из-за этого в свете солнца казалось, будто стены облили кровью и размазали тряпкой, пытаясь небрежно оттереть следы преступления.

Управляющий наконец завершил суету с расположением рабского отряда – делал он это так придирчиво, будто начальник армейского взвода на параде перед высшим руководством, – и подошёл ко мне, поглядывая как-то… воодушевленно, что ли. После инцидента с падением на лестнице его страх передо мной заметно убавился, а в глазах проступало новое чувство.

Надежда.

– Госпожа, – начал он, привычным движением становясь на колени, – новоприбывшие рабы стоят в левой тройной шеренге, в порядке качества физических данных. Первая шеренга – высокосиловая. Вторая и третья – соответственно, средне- и малосиловая.

– А с другой стороны кого поставил? – спросила я, жестом показывая, чтобы управляющий встал и разговаривал со мной нормально, на одном уровне.

Вопрос рабского коленопреклонения надо будет хорошенько обдумать. Мне не нравилось, когда разумные существа унижались, ползая по земле и пачкая колени. Не говоря уже о том, что таким немолодым рабам, как Лизен, это было ещё и физически нелегко.

– Госпожа? – пожилой раб поднялся и с еле слышным кряхтением потёр поясницу, стараясь это делать незаметно.

– Ты сказал, что новички в левой тройной шеренге. Значит, есть ещё и правая.

– Да, госпожа… Я позволил себе смелость выстроить во вторую тройную шеренгу бывших рабов госпожи Задаки.

Глянув на лужайку, где ровными рядами замерли две группы рабов, я уныло вздохнула. Надежда на то, что в самом поместье лишних ртов окажется не так много, как тех, что прибыли из резервации, не оправдалась. По размерам обе группы казались одинаковыми.

– Сколько их тут?

– Тут – сто двадцать две единицы, госпожа!

– Почему так много? – простонала я, откидываясь на спинку кресла и прикрывая лицо рукой.

– Это сельскохозяйственное поместье, госпожа, – пояснил Лизен. – Уход и переработка миртошки и йанана требует много ручной работы. Очень уж нежные плоды, элитные… даже в Чертоги самой Госпожи Островов поставляем! А значит, тут требуется много садово-полевых рабов.

– О? – немного воспряв духом, я заинтересованно выпрямилась. – И каков доход?

– В хорошие урожайные сезоны чистая прибыль за год доходила до полутора миллиона тигарденских зир, госпожа. То есть… около миллиона ЗССР-баллов.

– Ну, это в хорошие годы, – отмахнулась я. – Лучше скажи, сколько за последний год выручили.

Тяжкий вздох управляющего говорил сам за себя.

– Чуть больше трехсот тысяч баллов, госпожа… Но в этом году есть надежда на хороший доход. После неурожайного года всегда так. Сад отдохнул и завязалось много плодов. Жаль, что прежняя хозяйка совсем не интересовалась хозяйством… все средства вкладывала в приобретение и дрессировку рабов для Тигарденских Игр. И на ставки… Но ей не везло.

– Понятно. Придется нам с тобой, Лизен, хорошенько потрудиться, чтобы вернуть хорошие времена… – поскучнев, я побарабанила пальцами по подлокотнику кресла и снова посмотрела на заполонившую всю лужайку толпу.

Жаль, конечно, но мечта о собственном маленьком ксенозаповеднике отодвигается на неопределенное время. До тех пор, пока в поместье не наладится стабильный доход, чтобы прокормить целую армию рабов…

– Так, значит, говоришь, мне досталось вместе с островом ещё сто двадцать две единицы голодных ртов?

– Не совсем, госпожа, – осторожно ответил управляющий.

Я уставилась на него, чувствуя новый подвох.

– Что значит – не совсем?

– В поместье сто двадцать две единицы рабов… если не считать Шеда и… забыванцев, госпожа.

Лизен проговорил последние слова очень тихо. Было заметно, что он при этом с усилием преодолевает глубокий внутренний запрет и въевшуюся в подкорку боязнь возмездия за упоминание темы-табу.

– Это ещё кто такие? – нахмурилась я. – Рассказывай.

С облегчением выдохнув, он пустился в объяснения:

– Забыванцы – это те рабы, о которых забыли, госпожа. Когда наказанием за непростительные проступки становится приказ «Видеть тебя больше не желаю», и провинившегося сажают на цепь в камерах нижних пещер без права напоминания о нем госпоже. Он обречён бесконечно ждать… и слушать завывания тех, кто потерял свой разум в окружающей тьме и одиночестве. И если госпожа сама о рабе больше не вспомнит, то он остаётся в пещерах до самой смерти.

Я содрогнулась, представив описанную картину.

– И сколько же таких забыванцев сейчас находится там?

– Мы давно не инспектировали нижние пещеры, госпожа, – задумался Лизен. – Проверяем, нет ли умерших раз в три месяца и оставляем им запас еды на следующий трехмесячный сезон… По последним данным из живых в пещерах находилось восемь забыванцев. Сейчас, возможно, их уже семеро, потому что один был очень слаб, да и стар уже…