Иронии… Когда не удивляешься дождю, Печаль твою листом обронит Слетевшее с озябших губ «я жду». Забавная игра ироний… Осенний навевая блюз, Вечерний лес морозом тронут. Я одиночество люблю За тонкую вуаль ироний. Молчать, не размыкая уст, Ловя спиною гвалт вороний, Аккордами вчерашних чувств Щемящая печаль ироний… И, пропуская сквозь себя, Как запах, отзвуки симфоний, Я продолжаю жить, любя, Назло капризам злых ироний… Искать волшебную страну, Где каждый житель запаролен, Но тронет тайную струну Надежда легкая ироний… Посмеиваясь над собой И примеряя чьи-то роли, Сменяют радости тоской Причуды мудрые ироний… Танго одиночества Как будто воздуха лишен! Отброшен и опустошен… Забыт, отринут, обнажен И тишиною окружен… Прозрачен, гол, печален, наг… Где тишина и друг, и враг И одиночество вот так Перемежает бегом шаг. И остается только ждать, Не вопрошать, не уповать, А гулким отзвуком звучать И танго смерти танцевать! Наперекор, шутя… Дерзить! Не избежать, не отразить! И, уклонясь, не возразить! А неизбежно поразить! Не сквозь оптический прицел, Храня усмешку на лице, Сквозь темноту, буран, метель На звук, навскидку, точно в цель! Оттянутою тетивой, В полете выгнувшись стрелой, Неперерезанной струной, Приняв на вы неравный бой! И одиночеству в глаза Смотреть, как встарь на образа! 50 оттенков Вы пробовали любовь в стиле «Пятидесяти оттенков…»? Но изощреннее и нежнее, С бабочками в животе, с мелкою дрожью в коленках… Нет? Сожалею… До боли, до слез, до дрожи, Внешне ничем не раня, Без повреждения кожи И подлежащих тканей… Нет непорочных! Нет! В каждом толика есть изъяна. Нравится – обнажать! Тянется языком к острию ножа Тайно живущая в нас любопытная обезьяна, Чей мозг – одинок и стерилен. Мозг желает любви! Жаждет он эндорфинов! Все оргазмы – в мозгу, в лабиринтах извилин Мечутся пойманной стаей дельфинов. Насыщения нет – этого всегда будет мало! Это как пробовать стрихнин в малых дозах, Это как в детстве касаться металла Языком на морозе… Тело кричит «люблю!» душной волной оргазма, Ногти царапают одеяло… А вслух говоришь: «Какая же ты зараза! Мне тебя будет мало!» Это когда за живое – трогаешь! Это как доверять друг другу, Вместе гулять по ночному Токио В поисках рыбы фугу… Где кашеварит Смерть С пряной приправою из Соблазна. Надо любить – успеть, Надо! Хотя бы раз, но – разно! Видимо, поэтому… Некоторые влюбленные люди… Пробуют Это блюдо… Вместе встречают рассвет Сладкой отравою поцелуя… Пробовали? Еще нет? Попробуйте! Рекомендую! Отказ от прощения
Выплевывая землю изо рта, С локтей я поднимаюсь на колени… Я не прощен… И не ищу прощенья Под тяжестью проклятого креста. Смирительной рубашки рукава Затянуты удавкою – на шее! Как участь Левия Матвея — Не сказанные вовремя слова! Предъявлены расстрельные счета! Я презираю тех, кто был стреножен, Нож потерял, не вытащив из ножен, Отхаркивая пену изо рта… Откладывая счёты на потом, Весьма бываю так неосторожен, Предательство, окутанное ложью, Я чувствую изломанным хребтом. И чтобы продолжать дышать, Не каяться на грани исступленья, Я легкости предложенной прощенья Обязан добровольно отказать! Пока в моих запястьях бьется пульс, Упорствую в фатальном убежденьи: Вставая – окажусь я на коленях, Но никогда на них не опущусь! Птицелов Я открою у клетки дверцу — Птицеловом на время стану… Будет в клетке грудной сердце Обольстительной биться приманкой… Я стихов сыпану россыпь, Словно детям оставлю спички. Будет ими играть Моцарт В партитуре ключом скрипичным! Я оставлю приманкой шалость И, меняя свое обличье, Чтобы легче жилось и смеялось, Вам слегка напою по-птичьи… Разбросаю любовь меж строчек И чуть-чуть расскажу о личном — Если уж увяз коготочек, То потом и пропасть всей птичке… За раскрытою настежь дверцей, Не стесняясь совсем двуличья, Будут биться в груди два сердца, Оживая, – мое и птичье… Если кто-то из нас устанет — Краток век у любви синичьей, Птицеловом я странным стану, Выпускающим счастье птичье… |
