— Обычное дело в таком бизнесе, — спокойно говорит мой местный родитель. — Я о повышении чувствительности. Но давай ты досчитаешь свой список до конца, а я отвечу потом: возможно, на несколько твоих пальцев у меня будет один-единственный аргумент.

— Отобранные у них паспорта. Это, конечно, не проблема — но и возни с восстановлением через посольства изрядно. Реши они уехать без вашего разрешения. — Отгибаю второй палец от кулака. — Отсутствие медицинской страховки, запрет на перемещения, огромная система штрафов…

— Я был прав. На все твои вопросы отвечу одним словом: в мои дела сверх меры не лезь. У меня встречный вопрос: а внутрь забора ты с чего полез?! Я не просил!

Голос отца сух и невыразителен.

— Так на моём родном языке на помощь звали. Ты можешь мимо пройти в такой ситуации? Я — нет. К тому же! Если бы я знал, проблемами какого бизнеса ты озаботился, я бы в жизни не пошёл в этот дом! Ты меня втёмную использовал!

Отец опускает взгляд и ничего не говорит в ответ.

— Хорошо. Давай представим, что я не лезу в твои дела. Можешь ответить абстрагированно? Зачем в принципе паспорт отбирать? Зачем угрожать расправой закона, если попробуют куда-то уехать? Это же обращение, как с… согласен?

— Они не японцы. — Отец поднимает глаза и смотрит на меня с какой-то глубокой тоской во взгляде.

— Так и я не японец. Технически. И я очень хорошо знаю, что надо делать, когда одни люди начинают считать других вторым сортом.

— Мы не контролируем тот бизнес напрямую, — через силу выдавливает из себя мой родитель. — Да, формально они под нашим зонтиком, но к управлению там мы не имеем никакого отношения. Кадровая политика прописывается совсем другими людьми, мы лишь получаем долю за охрану. Ладно… Мне не очень приятно это обсуждать, но могу добавить: никого из работниц туда насильно никто не тянет. Они изначально знают, в каких условиях будут работать.

— Пап, а ты бы хотел, чтоб Ю на каникулах подрабатывала в таком салоне? — изображаю искреннее любопытство, наклоняя голову к плечу. — Или Мивако?

— Чего ты хочешь? — сердито сопит отец.

— Много чего… Вопрос номер один. Если пятая выживет, она может прожить здесь?

— Где? — удивляется отец, широко раскрывая глаза.

— Пусть она в моей комнате поживет? Опять же, при условии, что для неё ещё всё хорошо закончится.

— Нет, — твёрдо отрезает он. — В моем доме такой контингент жить не будет.

Ватару задумчиво смотрел на дверь сквозь наполненный стакан. Виски переливался искрами и источал божественный аромат.

Проблемы в отдельно стоящем массажном салоне были далеко не единственными (и не самыми крупными за сегодня).

Говоря своими словами, он обстановку больше не контролировал.

Ещё сильнее раздражало резюме беседы с отпрыском:

— Не хочу иметь ничего общего с людьми, занимающимися этим! — Маса именно так и сказал, хлопая дверями.

Перед этим демонстративно вернул ему все деньги со своей карты, которые буквально накануне получил от Ваки.

— Почему со второго субсчёта не возвращаешь? — по инерции хмуро спросил отец, заметив, что у сына есть и небольшой загашник.

— А это — мой честный заработок на креветках. Тьху, на гребешке… Плюс аванс.

Опустошив не премиальную квадратную бутылку с красной этикеткой, финансист решительно потянулся за смартфоном.

Младшая жена ответила буквально через секунду, несмотря на то, что находилась в воде.

— Не падай духом, мой герой, — хихикающая сбоку Цубаса, воровато оглянувшись по сторонам, припечатывает свою ладонь мне пониже ремня брюк сзади.

Мы как раз выходим из моего подъезда, в полной тишине пустующего утреннего города.

— Даже и не думал, — отвечаю ей искренне. — С чего взяла?

— Ну, мало ли, — нейтрально пожимает плечами она, оставляя правую ладонь на месте. — Вдруг ты гораздо сильнее японец, чем кажешься? Я на всякий случай поинтересовалась… Может, у тебя психологическая травма. Из-за разрыва с родителями. И тебя нужно срочно спасать.

— Я бы не переоценивал роль этнопсихологии в гармоничном развитии личности, — наверное, имидж умудренного старца из меня всё же прорывается.

Потому что моя подруга в следующий момент недовольно хмурится, сильнее сжимая свою ладонь:

— Умных слов нахватался?! — затем моментально добавляет спокойным тоном. — Такой вопрос: сейчас куда двинем? А то вроде как в школу ещё рано, а другие места по этому времени суток почему-то в голову не лезут.

— Пф-ф, и этот кто-то ещё учит меня пользоваться концентратором! Икару же.

Цубаса широко раскрывает глаза и озадаченно открывает рот:

— Ух ты. А ведь и правда… Что-то я, видимо, перенервничала. И точно, память отшибло. Похоже, тебя я люблю всё-таки больше… Если о ней забываю.

— А я всегда говорил: эти ваши протезы для мозга и разума — одно баловство, — назидательно поднимаю вверх указательный палец. — Я вот одно время даже телефонной книгой не пользовался! В смысле, списком контактов, — перевожу на современные реалии привычный мне в другом времени блокнотик. — Вот это память была! Один раз стал телефон и записывать — всех за несколько лет вспомнил.

— Так у тебя раньше и друзей не было, — фыркает красноволосая, прижимаясь на ходу ко мне бедром и ещё больше вдавливая ладонь в мои, кхм, мышцы. — Говорят, это ты сейчас воспрял, словно феникс. А был… — она снова озадаченно замолкает, будто задумываясь. — Слово не подбирается! Хотела сказать, задрот — но ты же и учился на уровне собаки среднего ума! Если верить табелю успеваемости вашего гуманитарного отделения. А задрот — он всё-таки как минимум по учёбе успевает.

— Слушай, логичен вопрос, — не на шутку заинтересовываюсь. — А помнишь, ты меня в столовой практически сама склеила?! Самый первый раз? Причём, мужской частью школы ты уже однозначно воспринималась как сексбомба. В чём был подвох?

— Ну-у-у, на меня произвело впечатление твоё выступление в дуэльном зале, мр-р-р. — Цубаса легко и весело улыбается безмятежной улыбкой счастливого ребёнка. — Накануне. А потом, тогда, в столовой, ты как-то с таким любопытством посмотрел вокруг… м-м-м, не знаю, как сформулировать… В общем, у тебя был необыкновенно чистый взгляд искреннего человека. Незамутненное любопытство. Без гадостей на заднем плане.

— И что? Это как-то пересилило всю мою предыдущую репутацию? — мне сейчас действительно интересно.

— Так ты не забывай, откуда я к вам попала! — возмущается она. — Я всё-таки не девочка-одуван с вашего гуманитарного отделения! Которая за свои шестнадцать или семнадцать лет хуя голого не видела в реале, сорри! Но перманентно его пыталась себе представить… в цветах и красках.

Впечатлившись образностью сравнения, спотыкаюсь на ходу о собственную ногу.

Моя вторая половина, как обычно в таких случаях, оказывается на высоте и поддерживает меня под локоть абсолютно машинально.

— А при чём тут твоя армия? Женщинам в армии что, больше нравятся задроты? Ну или на кого я тогда похож был.

— Идиот, — Цубаса без перехода заливается искристыми колокольчиками. — Но — мой идиот, — хозяйственно поправляется она через мгновение. — Нет. В армии у задрота ещё меньше шансов, по целому ряду причин, хе-хе. Со мной — так точно. Просто я, из-за предыдущего образования, привыкла смотреть на мир своими глазами. Если что, в Информационке именно этому в первую очередь и учат, моя тормознутая вторая половина.

Она каким-то образом подпрыгивает на ходу, изворачивается в воздухе, целует меня — причём проделывает это всё, не отпуская рукой мою задницу.

— Не понимаю, — сознаюсь в следующую секунду.

— Ну я только перевелась на тот момент. Естественно, первый день-два присматривалась только к местным альфачам. — Поясняет она. — При этом, держала в голове, что декларируемый и общепризнанный список лидеров может не совпадает с моими личными приоритетами.