– Печать ставь, – выслушав меня, посоветовал он и куснул огромную грушу, которую держал в лапе.
– Чего ставь? – не понял я его сначала.
– Печать личную, – брызгая фруктовым соком, повторил слуга. – Точнее, знак. На дверь. Правой рукой. Так все мои прежние хозяева поступали. И то, давненько надо было и тебе это начать делать, ага. Нож в притолоке – оно хорошо, но печать нужна непременно. Обычные человеки ее не приметят, но те, кому надо, увидят и смекнут: в доме этом ведьмак обитает и лезть в него не стоит, коли голова дорога. А как мы отседова съедем, так она сама и пропадет.
Не скажу, что я прямо все из сказанного им понял, но основной посыл уловил, потому, недолго думая, приложил ладонь к двери и сразу же чуть не отскочил назад, поскольку на ней ярко вспыхнули описанные выше знаки.
– Красиво, – сообщила мне Жанна, стоящая рядом. Она всегда сопровождала меня в гостиничный ресторан, ей нравилась тамошняя сутолока. А еще она с удовольствием комментировала наряды, украшения и пластику лица дам, проживающих в отеле, причем иногда неожиданно тонко и иронично. Да и вообще, чем дальше, тем больше меня удивляла моя спутница, то и дело открываясь с новых сторон. – Мне нравится!
И мне нравилось то, что я видел. Немного печалило отсутствие возможности самостоятельно сгенерировать этот самый знак, но его наличие в любом случае говорило о том, что я теперь полноправный ведьмак.
Вот с тех самых пор я, где бы ни останавливался на ночлег, непременно прикладывал правую ладонь к двери, как бы говоря всем, кто задумает навестить меня без спроса: «Лучше сообщите о себе. Здесь я хозяин». Ну а личная квартира является закрытой для остальных территорией в кубе. Или даже в какой-то более весомой степени.
Впрочем, нож я все равно сразу в притолоку вогнал, на автомате.
Если честно, думал, что дома встретит меня пылюга, затхлый запах и атмосфера запустения. Два года – длинный срок, а дома, что деревянные в деревнях, что квартиры в многоэтажках, не любят, когда в них никто не живет. Им нужно тепло, и я сейчас не о температуре тела говорю или кухонных плитах. Домам нужны человеческие эмоции и страсти всех рангов, так как они не терпят тишины и безлюдья. Когда в них бьется искорка жизни, они стоят на земле долго и прочно. И наоборот, опустев, дома очень быстро ветшают и рушатся, мало того, на пустое место может притащиться пожить кто угодно. И это почти наверняка будет не человек.
Побывал я в паре домов, которые бросили хозяева, и скажу честно: не хотелось бы подобный опыт повторять.
Кстати. В ближайшие дни надо непременно выбраться в Лозовку, проведать Антипа. Надеюсь, он не слишком на меня зол за долгую отлучку и не станет снова бросаться утюгами. Да и других тамошних обитателей надо бы навестить, с поклоном и вежеством, как положено приличным ведьмакам.
А до того схожу засвидетельствую почтение Хозяину одного из кладбищ на окраине Москвы. Опять же, сувениры я ему привез. Один из Парижа, с Пер-Лашез, другой из Лондона, с Хайгейта, а также с еще доброй дюжины кладбищ, которые посетил во время вояжа. Надеюсь, он это оценит.
И еще – родители. К ним обязательно надо заскочить. Повидаться, подарки отдать, денег подбросить, просто поболтать.
Чистота в квартире стояла идеальная, такая, какой во времена моего в ней проживания сроду не водилось. Подъездные, похоже, чуть ли не каждый день ее мыли и терли. Почему они? Ну, во-первых, больше некому, а во-вторых, мне об этом рассказали мешок с бочонками лото и замусоленные карточки от него же, лежащие на столе. Эти ребята, судя по всему, в моей квартире устроили некое подобие закрытого клуба. Да и ладно, я не в претензии. Тем более что вроде бы им что-то такое даже разрешил.
– Ну, вот я и дома! – Жанна крутанулась вокруг себя, а после уселась в кресло.
– Проваливай оттуда! – Родька выскочил из рюкзака, причем настолько резво, что его содержимое частью оказалось в воздухе. В смысле, бумажная корреспонденция, мной туда положенная. – Это мое кресло!
– Да с чего бы? – И не подумала вставать девушка, напротив, вместо этого свернула фигу и показала ее моему слуге. А, нет, даже две фиги, как рефрен к его недавней выходке. Ну да, она злопамятная, не отнять. – Тут ничего такого не написано!
– Вон, видишь, матрасик лежит? И подушка? И одеяльце? Они – мои. Я тут сплю.
– И спи себе дальше. – Жанна закинула ногу на ногу. – Будем считать, что ты живешь в подвале, а я над тобой квартирую. Тем более что так и должно быть всегда – уродство прячется в тени, красота нежится на солнце.
– Это я – уродство? – Шерсть на Родьке встала дыбом. – Я? Да ты… Да тебя… Хозяин!!!!
– Здравствуй, Александр, – раздался у меня за спиной знакомый голос. – Смотрю, этот дармоед как был крикуном да бестолочью, так и остался?
– Вавила Силыч! – улыбнувшись, я повернулся к говорившему. – Привет! Ну да, ничего не меняется.
– Меняется, – подъездный, против моих ожиданий, был насторожен и даже насуплен. – Меняется. И, уж прости, не в лучшую сторону. Ты зачем же такое учудил, а?
– Чего учудил? – изумился я. – Ты о чем?
– Не о чем, а о ком, – короткий толстый палец Вавилы Силыча показал на Жанну. – О ней.
– Понятно! – я с облегчением выдохнул. – А я-то уж невесть что подумал!
Это правда, я на самом деле немного напрягся, увидев столь холодный прием. Подъездные – ребята не вредные и не агрессивные, но пребывать с ними в состоянии вражды лютому врагу не пожелаю. Возможность критично навредить внешнему или внутреннему агрессору их племени изначально не присуща, но зато они запросто могут превратить жизнь любого разумного существа в ад, осуществляя сотни мелких диверсий. Из крана у тебя вечно будет течь крутой кипяток, вода из унитаза уйдет навсегда, нажатие на любой из выключателей приведет к удару током, ну и так далее. И даже переезд не решит проблему, поскольку эти ребята общаются друг с другом, потому покоя ждать и на другом конце столицы не стоит. А может, даже в любом городе страны.
– Зачем мертвячку в дом приволок? – осведомился у меня подъездный. – Тут живые обитают, Александр, рядом с ними теням делать нечего. Пусть по улице шлындает, раз ее за Кромкой видеть не желают.
– Скажи, Вавила Силыч, ты мне доверяешь? – Я сложил руки на груди. – Как есть скажи, честно. Да – да, нет – нет.
– Доверяю, – не задумываясь ответил он. – Чего ж не доверять? Слово свое ты всегда держишь, это факт, и парень ты незлой. Был таким, по крайней мере.
– Ну вот. И сейчас я, Александр Смолин, ведьмак, даю тебе свое слово в том, что вот эта девушка никому в нашем доме никаких проблем не создаст. Ни одному жильцу. Ни одному подъездному. Кошек и тех не тронет. Верно, Жанна?
– Да. – Моя неживая приятельница уже не полулежала в кресле, а сидела в нем, являя собой картину «первая ученица в классе». Ручки на колени положены, глазки застенчиво в пол смотрят. Чудо, а не призрак. Жаль, вывернутая шея все портит.
– А если вдруг получится так, что данное сейчас мной слово будет нарушено, то я на твоих глазах лично отправлю в Навь вот эту девицу. Несмотря на то что очень с ней дружен, все одно изничтожу. Ну а после мы решим, как жить дальше. Пусть обчество решит. Захочет виру с меня взять – выплачу. Велит из дома съехать – съеду.
– Эва как, – губы подъездного тронула улыбка, было видно, что он немного отошел от изначальной настороженности. – Подожди-ка.
Он покинул комнату, как видно отправился советоваться с коллегами по работе на предмет, соглашаться на предложенные условия или нет.
– Правда убьешь? – тихонько вдруг спросила у меня Жанна.
– Правда, – кивнул я. – Если ты хоть раз жизнь человеческую возьмешь, то некую черту перейдешь, за которой ничего хорошего нет и быть не может. Той Жанны, что я знаю, просто не станет, она окончательно умрет. Помнишь, пару лет назад мы с тобой в зернохранилище призрачную пакость упокоили?
– Помню.
– Помнишь, что ты тогда у меня попросила? Так вот, и то мое обещание, и слово, что я Вавиле Силычу сейчас дал, по сути, две стороны одной монеты. Только ты вот что знай: надеюсь, до этого дело не дойдет. У нас есть какое-никакое, но общее прошлое, и переступать через него мне очень не хочется.
