Алина Лазаревна и ее дочь были очень похожи. Конечно, время, тяжелая работа скотницы и трагическое исчезновение дочери отразились на внешности женщины. В свои сорок с хвостиком она выглядела гораздо старше. Кудрявая, почти полностью седая, с загрубевшим и морщинистым лицом она напоминала отражение Лили Кондратюк в разбитом зеркале.
– Найдите мою Лилю, – женщина посмотрела Нике прямо в глаза, и она отметила, что время оказалось не властно только над красотой глаз этой женщины. Вот уж действительно безнадежные карие вишни, иначе и не скажешь.
– Мы постараемся, – коротко сказала Ника, за годы работы следователем усвоившая одну простую истину – никогда не обещать людям ничего, что со стопроцентной вероятностью не сможешь сделать. И так как жизнь следователя – штука непредсказуемая и стопроцентные гарантии в ней почти не встречаются, Ника в принципе старалась никому ничего не обещать: ни на работе, ни в частной жизни.
– Алина Лазаревна, а у Лили есть еще подруги, кроме этой Вики Ивановой? – начала Ника.
Алина Лазаревна замялась:
– Есть у нее еще одна подружка. Настя. Мы из-за этой Насти три года назад уже были у вас, в Следственном комитете, у вашей коллеги. Кира Ивановна ее вроде звали. Сердитая такая.
– В смысле?
– Мой сын Матвей в девятнадцать лет зачем-то начал спать с этой Настей, а ей тогда еще четырнадцати не было. Настя забеременела. Вот его и привлекли тогда к уголовной ответственности. Он у меня теперь судимый. А я так бабушкой впервые стала.
– Ну а Настя эта Лилю не видела перед исчезновением?
– Нет, говорит, что не видела. Настя и Лиля поссорились по весне, где-то в конце апреля. Настя стала говорить, что Лиля ее совсем забросила, что из-за ребенка с ней никто не хочет общаться, что Лиля другую подружку и Мишу теперь предпочитает. А я даже рада была, что они перестали время вместе проводить. Мне вообще всегда казалось, что Настя – девочка с гнильцой. Завистливая, тяжелая. Вы только не подумайте, что я на нее наговариваю из-за ситуации с сыном. Нет, с Настей Матвей сам был виноват. Думать надо головой, а не другим местом, в девятнадцать-то лет. Нет, Настя сама по себе очень неприятная девчонка. Хотя какое это сейчас имеет значение, – Алина Лазаревна всхлипнула.
– А какие у Лили отношения с отцом, с другими домашними?
– С братьями очень хорошие, мальчики любят Лилю больше жизни. Единственная девчонка, свет в окошке у всех. Отец у нас человек суровый, может, в чем-то резковат с сыновьями. Но Лилька у него тоже любимица. Не было у нее никаких поводов из дома сбегать, если вы на это намекаете.
– А где сейчас отец Лили? Мне его тоже надо дополнительно допросить.
– А он к Ивану Мишину с утра пошел, он здесь живет по соседству. Скоро вернется.
– Ладно, давайте вернемся к общению вашей дочери с Мишей Голицыным. Я пока немного не понимаю, каким образом могли познакомиться и начать встречаться дети из таких разных… – Ника замешкалась, стараясь подобрать максимально необидные для собеседницы слова.
– Принц и свинопаска, это вы хотели сказать? – Алина Лазаревна чуть усмехнулась. – Старый сюжет, не правда ли? В интернете они познакомились, стали общаться. Мы, конечно, живем небогато, но Лиля у нас всегда одета чистенько. Учится хорошо, мордашка у нее симпатичная. В семнадцать лет много ли надо.
– А родители Миши как относятся к их отношениям?
– Папа Миши, вы хотите сказать? Мамы нет у них. Не в восторге он, конечно, был. Но он очень хороший человек, понимает, что это первая влюбленность, которая вряд ли выльется во что-то серьезное. Не думаю, что он мог моей Лиле что-то плохое сделать. Вы знаете, – Алина Лазаревна понизила голос, – мой муж Николай думает, что это именно папа Миши убил Лилю, якобы так он хотел оградить своего сына от общения с дочерью скотников. Но я в это не верю, мы из-за этого очень сильно ссоримся. Голицыны – достойные люди, помогают нам с поисками Лили, даже несмотря на то что Николай, мой муж, говорит про них гадости по деревне…
Ника дописала текст протокола и протянула его потерпевшей для подписи.
– А вот и Николай пришел, – Алина Лазаревна привстала и выглянула в окно. – Коля, заходи быстрее, новая следователь приехала.
– Опять бабу тупорылую дали… – раздался с улицы хриплый мужской голос. Ника отвернулась от Алины Лазаревны и закатила глаза.
– Простите его, пожалуйста, – извинилась за своего мужа женщина. – Он тяжело это все переживает и стал сильно пить. Он и сейчас, скорее всего, нетрезв.
Николай Кондратюк зашел на кухню, заметно покачиваясь.
– О, какие люди к нам пожаловали. Что, нашли мою дочку? Сволочи! Ни хрена уже четыре месяца не делают, не чешутся совсем. Толстосумов этих покрываете…
– Так, думаю, что разговор сейчас не получится, – Ника решительно встала из-за стола и захлопнула папку.
– Это что это ты от меня нос воротишь? Ты кто такая вообще? – Кондратюк начал размахивать руками прямо перед носом Ники. Коля Ткачук резким движением перехватил одну из его рук.
– Тезка, ты чего себя так ведешь? Следователь-то в чем перед тобой виновата?
– А чего она здесь расселась, кулема? К нам-то она снова зачем приперлась? Пусть идет этих свиных королей трясет! Убрали мою доченьку, всем взятки дали и думают, что все будет шито-крыто! Я это так не оставлю, я до самого президента дойду! Вы у меня все еще попляшете.
– Так, Николай Юрьевич, пошли отсюда. Разговор сегодня точно не получится.
– Что это ты от меня нос воротишь? Правда глаза колет? – Кондратюк окончательно разбушевался. Его жена стояла вся красная и чуть не плакала от стыда.
– Я не смогу вас сегодня допросить, потому что вы пьяны. Поговорим, когда вы протрезвеете, – отчеканила Ника и пошла на выход. Ткачук пошел за ней.
Во дворе их догнала Алина Лазаревна.
– Ника Станиславовна, извините нас.
– Да вас за что извинять. Смотрите, как муж протрезвеет, позвоните мне. Я назначу время, когда ему надо будет подъехать ко мне в отдел. И мне еще нужно будет допросить вашего сына – Матвея.
– А его же тогда не было в деревне, когда Алина пропала. Он в Энске был, на заработках.
– Мне надо максимально подробно изучить образ жизни и круг общения вашей дочери. Думаю, что брат многое сможет рассказать про свою сестру, тем более, они близки по возрасту.
– Ох, к сожалению, только по возрасту были они близки. Матвей весь в Колю у нас пошел, непутевый, – Алина Лазаревна вздохнула. Нике показалось, что она стареет и скукоживается прямо на глазах, как осенний лист после первых заморозков.
Ника и Коля сели в автомобиль. Ника выдохнула.
– Господи, какой мерзкий у нас потерпевший. Так и хотелось ему врезать. У него дочь пропала, жена похожа на ходячий труп, а он бухает и Путину писать собирается. Интересно, кто у них дома поддерживает такой идеальный порядок? Думаю, явно не папа Коля.
– Так это у них все Алина Лазаревна и Иван… Ну тот умалишенный, который нам ворота открывал. – Коля поймал удивленный Никин взгляд. – Да ты не смотри, что у него чердак протекает, на руки он мастер. Я сам видел, Алина ему скажет, что делать, он и старается целый день. Вообще молодец эта Алина Лазаревна – кремень. Жизнь ее вообще не пощадила. Муж – алкоголик, старший сын – умственно отсталый, средний сын – алкоголик и дебошир почище своего бати. Дочь пропала. Из младших близнецов еще непонятно, что вырастет. Жалко ее.
– А ты заметил, что она для сельской жительницы очень складно и грамотно выражает свои мысли? У нее хороший словарный запас, она не мекает и не бекает. Никаких «типа того», «ихних» и «евонных». Для свинарки она какая-то сильно изысканная.
– Ну есть такое. Может, в школе хорошо училась, а потом как-то в этого Кондратюка вляпалась, – пожал плечами Коля.
Полным контрастом уютному и аккуратному жилищу Кондратюков стали дом и двор семейства Насти Мишиной. Колю и Нику сначала облаяла тощая, грязная собака. Потом их встретила такая же тощая неказистая девчонка в вытянутых на коленях трениках. В доме, кроме пьяного в лоскуты отца Насти и грустного чумазого малыша примерно трехлетнего возраста, никого не было. В самом доме стоял специфический запах, характерный для дома пьющих людей: спирта, немытого тела и гниющего мусора, выносить который никто не собирался.
