— Вот. Этот вагон, — сбил Верону с мысли Шахрур. Он резко остановился, заглянул в свой билет. Контролер смерил джинна косым взглядом. Прямо как в жизни, холодно бросил:
— Документы.
Шахрур протянул паспорта с вложенными в них пропусками в новый цикл. Не представляла Верона и того, что пишут в загробных удостоверениях, но изучали их долго, придирчиво. Первым хрустнул корешок джиннова билета.
— Поздравляю, — осклабился контролер стушевавшемуся Шаху. — Проходите. А вы…
В документы Вероны проверяющий заглянул бегло и холодно. Ничего он не оторвал; только с противным шлепком захлопнул обложку и протянул ведьме.
— А вам не сюда.
— То есть не сюда? Мы едем вместе, — возмутился Шахрур. — Я забирал их вместе!..
Верона видела, как под кожей джинна буквально забегали огненные искры. Контролер напрягся, сморщился, приготовился плюнуть что-то в ответ, — но ни он, ни Верона не успели вмешаться. Локоть вдруг крепко обхватили чьи-то пальцы, и кожа заныла от едкой тьмы, налипшей на них.
— Нет, везунчик. Это мы едем с ней вместе, — пропел Дьявол. — Ведь билет черный, верно, милая? Билет черный…
Верона дернулась в сторону, обнимая руку. В голове уже всплыл ответ на собственный вопрос, но шок потребовал озвучить:
— Почему? Я всю жизнь отдала вере, кроме..!
— Кроме того, что заключила договор с одним из нас. Кроме того, что желала для себя у него. Правила простые, рыбка, — Дьявол цокнул языком. — Кто пользует темную силу — тот ею помечен. Это правило размена. Кто взял — тот должен отдать.
— Она не должна ничего вам! — зашипел Шахрур. Он метнулся на врага, но тень забурлила вокруг и оттолкнула джинна к краю платформы. Дьявол оскалился, и свежее лицо его исказилось, зарябило глубокими шрамами.
— Теперь — должна. А ты свободен, уголек. Иди, гори всем чертям на зависть. Все твои долги отпущены.
— Почему? — рычала Верона, стискивая руки в кулаки и отступая от черного. — Это ты убил нас, да, Дьявол? Это тебе жгло за нас! Не может один грех перевесить годы служения вере.
— Правда? Ты что, знаешь, какова цена, ведьма? — пренебрежительно усмехнулся тот, кивнув на Шахрура. — Тогда бы и одно твое слово не стоило всех его грехов. Но оно стоит, как видишь. Я намекал тебе: ты не имела права дарить ему спасение, не имела права с ним связаться, — но сделала это по доброте душевной… Или, скорее, из-за гордыни. «Благими намерениями выложена дорога в Ад», — знаешь эти слова? Туда они тебя и привели. В нашем мире есть правила, милая, которые опасно нарушать. За вас никто другой платить не будет, посему закрой свой прелестный рот и поступай смиренно, как тебя и учили.
— С чего бы ей поступать смиренно, раз она больше не у дел, а? — перебил Шахрур, все же вырвавшись вперед. Он оттеснил Верону, закрыл собой. — Покажи мне, где написан твой закон. Покажи, кто его сочинил! Уж не ты ли?!
— Этот закон — непреложная истина, — шипел Дьявол.
— И где же был ты, когда мы заключали договор, нарушая его?!
— Ты уже сбежал от ответственности, мальчишка. Но это она вызвалась нянчиться с тобой, а не я.
— Должен быть суд, — Верона прижалась к Шахруру, стараясь урвать кусок тепла. Возможно, последний. — Почему нас судит один черный? Разве это поможет хотя бы приблизиться к истине? Ты мог действовать из своих интересов. Ты и действовал… Я люблю, демон, — Верона вдруг ожесточилась. — И только попробуй разбить нас. Я буду проклинать тебя веками, пока твою черную душу не пронзит подобная моей стрела. Захлебнешься в любви, Дьявол.
Тот замолчал на несколько секунд. Искаженное лицо конвульсивно вздрагивало, — сперва подумалось, что от отвращения или злобы. но в конце концов Дьявол просто не сдержал хохота: надрывного, издевательского, высокого. Он смеялся неподдельно, искренне — как если бы услышал угрозу расправы из уст младенца. Но даже это унижение не сломило веры. Верона сплела свою руку с рукой Шахрура. Она была готова нарушить все законы мироздания, лишь бы остаться вместе. Они не успели друг другом напиться.
— Ну все, поговорили и хватит.
Дьявол выдохнул, и тени на платформе вздрогнули, поднялись на дыбы. Все уезжающие в страхе и неприятии отшатнулись, заспешили кто куда: по вагонам или просто подальше. Кто-то остановился, глазея с бессмысленным любопытством, как чернота тянется по земле под ноги Вероне. У плеча вскрикнул Шах, — и от слова его их с ведьмой отрезало от Дьявола огненным кругом, вот только враг, кривясь, легко перешагнул через огонь и смахнул с пальто.
— Уважаемый, — внезапно встрял контролер, глядя на джинна. — Поезд отправляется. Вы едете или нет? Билет только сейчас действителен.
— Один шанс на целую вечность, уголек, — вкрадчиво прошептал Дьявол. — Не поедешь — не отмоешься. И тогда я с радостью заберу твою душу вместе с ней.
— Врешь. Брось свой закон в пекло, Шайтан. Мы свободны. Мы уходим.
И тут вокзал пропал — рассыпался разбитой мозаикой. Силуэт Дьявола поплыл, как чернильное пятно под водой — он раздувался все больше, больше, больше, пока не превратился в одну плотоядную волну кромешной тьмы. Шумело в ушах так, что едва ли прорывался иной звук — только голос Шахрура, гремящий ненавистью. Вновь стеной между ними и Дьяволом вспыхнуло пламя, и было оно тем сильнее, чем сильнее кипели в упрямой душе гнев и отчаяние. Верона прижалась к джинну, словно стремилась врасти в него: отдавала силы, чтобы перемочь наступающее зло.
— Мы уходим, — повторил Шахрур. Вероне показалось, что говорил он на своем языке, но теперь она понимала все, слышала его, как свой родной. Секунда за секундой огонь заслонял собой тьму, уплотнялся, стягивал несогласных плотным коконом. Вот он уже почти коснулся кожи, вот — прыгнул на одежду, не обжигая, но даруя странную, волшебную невесомость.
— Tah-hathek{?}[(ирак.-араб.) удача тебя покинет.], — выплюнул джинн, и его голос эхом отзвучал в реве поглотившего Верону пламени.
========== Эпилог ==========
Серые сумерки были бездыханны. Холодец из душ монотонно гудел низкими частотами, словно старый трансформатор. Бесцветные деревья уныло клонили ветви к земле, под которой едва прощупывались вены бытия. Верона почувствовала под пальцами сырость, в воздухе — затхлость. Подорвалась, заметалась, рыская руками перед собой. Казалось, потеряла зрение. Перед глазами никак не прояснилось.
— Шах… Пожалуйста… Пожалуйста, где…
— Я рядом. Я с тобой.
Пальцев коснулось тепло — оно, будто огонь по сухой траве, расползлось по всему телу, словно силами наполнило. Вернул четкость мир. А напротив было родное лицо. Шахрур поменялся, стал будто бы еще больше. Пламя разгорелось в глазах, на руках — высветило вены. Но улыбка сияла совсем как прежде: наглая, смелая, нежная. Все сомнения смыло.
— Это посмертие. Нельзя застревать, иначе беда будет… — Верона осторожно сплела пальцы с джинном, а после тесно прижалась. Ей не хотелось видеть. Только чувствовать: энергию, тепло, запах. Чувствовать, что они вместе, что они такие же, как раньше. Но стоило открыть глаза, как собственная ладонь отчего-то медленно высыхала до синюшности, словно в кровь добавили чернил.
— Мы найдем выход. Наши души принадлежат нам — это главное. И мы теперь далеко. Можем полететь еще дальше, если потребуется, — Шахрур наклонил голову и посмотрел на свои ладони, — пока хватает сил. Следом за нами никто не пойдет. Ты молодец, Верона.
Ведьма вздохнула, ощущая себя комаром в сметане. Бытие казалось застывшим. Словно не хватало энергии ни чтобы взмыть вниз, ни упасть вверх. Они застряли в сердцевине.
— Не сможем. Нам нельзя остывать полностью, — выдохнула Верона. — Есть люди. Маяки. Они видят нас, мертвых. Мы видим их… Нам смогут помочь. Нужно только найти.
— Тогда найдем их здесь. Ты хорошо слышишь сердца, ruuhii. Я пойду за тобой. Защищу тебя от темноты. Вставай.
Шахрур поднялся с колен, — а за ним медленная взвесь серой пыли. К Вероне протянулась раскрытая ладонь. И когда ведьма взялась, когда встала следом — еще больше форм проступило в замыленном, блеклом пейзаже: мрачные, узкие силуэты близко стоящих домов, изрешеченные окнами фасады, бесконечные этажи. У подножий туда-сюда сновали тени живых — и тех, кто топтал вместе с Шахом и Вероной одну изнанку. И каждый хотя бы раз смотрел наверх — отрешенно и смиренно. Там, зацепившись за шпиль исполинского небоскреба, застыло обесцветившееся солнце.
