Но все оказалось куда хуже! Потому что как только рассветный луч коснулся верхушек деревьев, Эйрик горько заплакал, как ребенок, и хотел броситься в озеро. Тогда Айрик сделал последнее, что ему оставалось - он обнажил меч и преградил брату дорогу. И они стали сражаться, потому что старший брат был совсем безумен, а младший не мог допустить, чтобы тот утопился. Они дрались у большого дерева, каштана с белыми свечками, и ранили друг друга, и кровь их упала на землю. Да, вот когда кровь их упала на землю, Эйрик пришел в себя и понял, что он чуть не зарубил своего брата, и они обнялись и поцеловались... Не удивляйся, в те времена люди были более порывистые, чем мы - они то и дело плакали и обнимались... Ну да, или рубили друг друга на куски... А потом принцы подняли глаза на каштан - и увидели, что кровь их, упавшая в землю, не ушла в никуда: у каштана, росшего из этой земли, цветы из белых окрасились в алые...Вот ты, Аллен, видел когда-нибудь алый каштан?..
"- Эйрик, пожалуйста. Я тебя прошу. Уже скоро рассвет.
- Это неважно, - голос Эйрика был холодным и безучастным. - Я оттолкнул лодку в море. Я буду сидеть тут и ждать. Оставь меня в покое.
- У меня есть лодка! - Айрик опустился рядом с другом, схватил его за плечо. - Мы поплывем на ней вдвоем. Тебя там ждут... Родители, ну я не знаю кто...
Сейчас ему было даже плевать на то, что его самого никто нигде не ждет. Разве что отец на том свете. Главное было - увести отсюда Эйрика, Эйрика с пустым и холодным взглядом, Эйрика, который за эту ночь стал ему дороже всех на свете.
Тот поднял глаза, вяло посмотрел на друга. Кажется, он его не видел. Во взгляде его появилась какая-то поволока, полупрозрачная пленка, и там стояла она. Девушка, обернутая плащом прозрачно-белых, прямых, как дождь, волос; с личиком острым, худым и нечеловеческим, с мимикой маленького зверя - ласочки какой-нибудь.Черные глаза, сплошные, без радужки и зрачка.
- Эйрик! Ты заколдован! Это все не на самом деле! - что было сил заорал сын Хенрика, мокрый, как мышь, дрожа от холода и от отчаяния. Крик его разнесся над водой насмешливым отзвуком и канул в утренний туман. Воздух из темно-синего стал голубым. Светало.
- Эйрик, я... не знаю, что я сейчас сделаю. Я...я тебя сейчас убью, если ты не опомнишься. - Айрик встал, с бешено колотящимся сердцем потянул из ножен меч. За эту ночь он узнал много нового, например, что ножнам место у левого бедра. Клинок Эйрика валялся рядом с ним на росной траве - с той минуты, как он предлагал его в выкуп за друга. С той минуты, как отрезал им светлые волосы.
- Ты же человек. Так ты хоть умрешь человеком. - (А потом - себя, пронеслось у него в голове, но эта мысль была как метеор, стремительно канувший во мрак. Он не хотел, более всего на свете боялся убивать.) - Ну же, очнись! Дерись со мной, наконец!
Эйрик поднял голову. Губы его были плотно сомкнуты в линию, светлые брови сведены. В нем боролись два яростных зова, и по лицу пробежала судорога пробуждения. Айрик, зажмурившись, как от боли, быстро подумал: "Христос Господин, ох, помоги, помоги мне, помоги" - и ударил друга куда-то в плечо, изо всех сил надеясь, что удар не пройдет. Мелькнула быстрая картинка - трава, цветы по пояс, солнечный блеск клинка. Эйрик выбивает у него меч легко, играючи, и улыбается ему в лицо.
Но удар прошел.
Айрик бил неумело и слабо, и поэтому только слегка разрубил другу мышцу на плече. Эйрик дернулся от боли, глаза его снова стали яркими. Он схватился рукой за рану, и кровь побежала из-под его пальцев.
- Ох, Айрик... Что... ты сделал? Зачем?..
- Прости, прости, - Айрик смотрел на пробудившегося со смешанной радостью и болью. Это был Эйрик, тот же, что и прежде, но ему было больно, и он не понимал - за что.
- Я должен был... Чтобы тебя вернуть. Я не хотел, но... прости меня... Вот, смотри! - внезапным порывом искупления он полоснул клинком себя по руке, по сгибу. Боли почти не было, но кровь полила обильно и сразу, пачкая рассеченный рукав рубашки, сапоги, прибрежную длинную траву. Солнечные лучи осияли верхушки дерев, отразились в зеркальном озере, когда Эйрик, ругаясь на чем свет стоит, подскочил к своему безмозглому товарищу, чтобы взглянуть, глубока ли рана.
- Зато я тебя вернул, - прошептал тот, хлопая ресницами, и желание хорошенько дать дураку в нос потеряло последнюю возможность воплотиться на деле.
...Они перевязали друг друга, вернее, Эйрик перевязал себя и Айрика, отодрав длинные полосы от подола своей рубашки. Как выяснилось, тот сам себя поранил куда сильнее, чем товарища, но кровью они оба изрядно запятнали землю и корни высокого раскидистого дерева. Когда они уже развернулись, чтобы уходить, солнце освещало ветви этого каштана с белыми свечками цветов, и Айрик внезапно указал на него с радостным возгласом. Теперь стало видно, что цветы у каштана не вовсе белые, а с красноватыми прожилками, звездообразно расходившимися от сердцевины. Как будто в белых лепестках вены наполнились живой кровью.
- Смотри...Это он от крови покраснел! От нашей...с тобою...
- Я думаю, он такой и был, - с сомнением протянул Эйрик, но лицо его осветила та просветленная задумчивость, что бывает у людей, стоящих на мессе или читающих стихи. Каштан, заалевшийся от их общей крови, был символом, трагичным и сказочным, стражем и свидетелем таинственной связи, даже если весь его символический смысл и был случайным совпадением. Эйрик серьезно посмотрел на товарища.
- Знаешь что... А ведь ты меня спас. Спасибо.
- Ты меня тоже, - так же серьезно ответил Айрик, придерживая больную руку здоровой. - Так что мы в расчете.
Неожиданно глаза нобельского сына тронула улыбка. Потом, медленно разливаясь из глаз по всему лицу, она коснулась и губ и вырвалась наружу радостным смехом.
- Ну, мы и дураки все-таки!.. Принц фэйри... и ... Халльгер Великий!.. Вы посмотрите только на них!.. Принц фэйри, вот оно как!..
* * *
... - Послушай-ка, а что бы ты делал, если бы не я? Ну, у тебя же нет больше лодки. Как бы ты отсюда выбирался?..
- Я сказал одному... слуге, куда я поплыл. Если я не вернусь к полудню, отец поплывет меня искать. Этот островок - самый близкий от нашего дома. Отец успел бы до вечера.
