— З-з-зачем? Мне он самому нужен! Я еще молодой!

— Что? Но вы не любите его так как я!

— Ну это как сказать, я с ним с самого рождения, я к нему привык, и вообще я жениться собираюсь!

— Я знаю, любовь не имеет границ, но вы найдете себе другого, а я без него не могу.

— Вы рехнулись, какого другого? Я тоже без него не могу! Зачем он вам вообще? Вы что маньячка какая-то!?

— Может кто-то меня так и назовет, ведь многие посчитают его уродом, но я люблю его.

— Эй, дамочка, вы потише там, это все-таки моя гордость, чего сразу урод?

— Вы правы, пусть он не красавец, но он такой сильный, такой мужественный, а эти боевые шрамы…

— Ну, уж шрамы, вы тоже скажете, просто дверью в детстве защемило…

— … а какие у него руки…

— Чё!? Какие еще руки, вы о чем вообще?!

— Я? Конечно, о Грыме, а вы о чем подумали?

— Я?! Я тоже, естественно… тоже, я о Грыме сразу и подумал.

— М-да, а какой дверью его в детстве прищемило?

— Так, дамочка, это вообще не ваше дело, что вы хотите, чего вы ко мне привязались?!

— Как чего? Я же говорю, Грыма, отдайте мне его, верните, я без него не могу!

Я оглянулся в поисках помощи, но, конечно, когда хоть кто-нибудь нужен, вечно никого нет.

— Грым. — Повторил я за ней, — этот страшненький мелкий гоблин — рудокоп, которого я привел в ваше заведение.

— Да, давно не была так счастлива… я никогда ни с кем не была так счастлива… а как он говорит…:» Я старый солдат и не знаю слов любви, но вы мадам Марго…» — голос женщины дрогнул, она всхлипнула и замолчала, но я не успокаивался:

— Грым? Маленький, волосатый, с засохшей козявкой в носу? Мы точно об одном и том же сейчас Грыме говорим?

— Да, да, именно о нем.

— Так и чего вы от меня хотите? — Видимо с недосыпу я совсем стал подтормаживать, потому что никак не мог ее понять.

— Я…

— Стоп, для начала перестаньте мацать мои ляжки и сядьте, а то мне как-то неуютно. Да не на меня! Совсем, блин у бабы крышу снесло! На то вон кресло. А теперь говорите, только четко и медленно.

— Грыма, я хочу Грыма, отдайте мне его.

— Грыма, моего боевого товарища? Отдать как вещь? Нет я не могу.

— Это сейчас он как вещь. Вкалывает целыми днями в аду, а если и вырывается оттуда, то только для того, чтобы быть жестоко убитым в неравной схватке с жуткими чудовищами. А я окружу его теплом и заботой!

При этих словах ее внушительная грудь мягко заколыхалась, и я сразу поверил, что с тщедушным телосложением гоблина, теплом и заботой она окружить его точно сможет.

— Так, стоп, давайте для пользы дискуссии предположим, что я соглашусь на это. Сам то Грым хочет этого?

— Конечно.

— Тогда перейдем ко второму пункту. Я воин и основная моя классовая специализация состоит в том, что я могу вызывать себе в помощь таких вот помощников как Грым. Отдавая его вам, я лишаю себя практически всего, (упоминать о том, что у меня есть умение для вызова двух помощников, а на сотом уровне это количество еще раз можно будет удвоить, мы не будем, а то подумает, что я вообще ничего не теряю и обнаглеет) так зачем мне это делать?

— Любовь и уважение, — при этом она подалась вперед так, что ее грудь опять чуть не вывалилась из глубокого декольте.

Я с трудом сглотнул, и просипел:

— Это… вы, конечно, очень красивая женщина… для своих лет, но у меня есть девушка…

— Так я о ней и говорю. По городу давно ходят слухи, что в доме у пришлых живут эльфы и одна из них, прекрасная эльфийка из дома Кленовых Листьев все никак не может дождаться своего принца…

— Да ладно, правда что ли?

— Нет, конечно, тут я немного приврала, но я могу помочь, чтобы так и стало.

— Ну да, конечно, — на меня вновь накатила апатия, захотелось на все плюнуть и пойти спать.

— Не сомневайтесь. Думаете вы станете первым человеком, за которого вышла эльфийка?

— Да на что я ей нужен? Пришлый лох.

— Ну, то, что ты только барон это не сильно впечатляет, но четыреста лет назад, когда образовывался союз между людьми и эльфами, почти каждая эльфийка была замужем за человеком. И там были не только герцоги да графья. Бароны и баронеты, обычные рыцари и сотники. Это очень сильно скрепило наши народы.

— Да ладно, прямо-таки обычные рыцари и сотники?

— Ты зря сомневаешься, помнишь, сам же упоминал о том, что королева вряд ли этого три тысячи лет ждала? Так что им какие-то жалкие двадцать-тридцать лет отведенные их супругам? Или даже пятьдесят? Тем более, что они все были воинами, а с теми постоянными войнами, что тогда бушевали по всему материку, многие не доживали и до тридцати. Так что, то, что ты человек — это не помеха, но вот как к тебе будут относиться… Как к любимой комнатной собачонке или как к уважаемому главе семьи, вот это вопрос.

— Да? И я так понимаю, что вы можете помочь в этом вопросе?

— Да, есть.

— И?

— Я не знала, что все так получится, поэтому не приготовилась. Приходите с Грымом ко мне сегодня вечером, и я все покажу. Только переоденьтесь сначала, а то боюсь, второй раз в таком виде вас не пропустят.

Я глянул на свой костюм и на дыру размером с арбуз, пробитую вылезающими из меня пауками, и зло чертыхнулся. Черт, сон откладывается, надо починить его к завтрашнему дню.

— Секундочку, — я задержал уже начавшую подниматься женщину, — а там не написано, во сколько начало праздника?

— Нет, но я думаю, что как обычно, на рассвете.

Скрип затворяемой двери наложился на мой стон, а хлопок от закрытия, со звонким звуком удара моей головы о дубовую крышку стола.

Все ясно, вокруг опять зреет заговор, с целью не дать мне поспать и довести меня до нервного истощения. Ладно, пойду в сад, вместо сна хотя бы помедитирую в тишине десять минут, подышу свежим воздухом, полюбуюсь на гладь пруда, райских птичек, да на распускающиеся после ночной прохлады цветы.

Сад встретил меня кислым запахом дыма, мощного перегара, шумом и азартными воплями.

— Ставлю десять монет на Добрыню!

— Поддерживаю!

— Пятнадцать против твоих десяти — на рыбу!

— Сам ты рыба, неуч! Это го-ло-во-но-го-е!

— Да плевать, поддерживаю!

— Пиво, где пиво?!

— Какого хрена! Добрыня! Почему у нас толпа потных мужиков на заднем дворе?!

Добрыня, скачущий будто Мухамед Али вокруг пруда, обернулся на мой вопль и тут же из-под воды вылетело свернутое в клубок щупальце, поставленным ударом в челюсть отправив нашего кузнеца в полет, завершившийся прямо у моих ног.

— Добрыня, я сколько раз говорил, что приветствовать меня, целуя ноги, можно только тогда, когда вокруг нет посторонних. Во всех других случаях достаточно глубокого поклона, все-таки надо блюсти себя, ты же не хухры-мухры какое-нибудь, а член клана Дятлов, где твоя гордость?

Мой долгий спич позволил Добрыне очухаться и, пошатываясь, подняться на ноги.

— О, ты вернулся как раз вовремя, мы с мужиками все только что закончили.

Охренеть, чуть не прослезился я, в первый раз я пришел куда-то вовремя. А то обычно, меня все встречают словами типа: «Ты, чё, приперся? Опять он. Чего надо? Не путайся под ногами. Будешь нужен, позову. Черт! Кто пригласил этого муда… мужика?» И тому подобное, а тут…

— Мужики, чего встали? Это дело надо обмыть, чтобы сносу ей не было! Давайте, давайте, по стопочке!

— Чего обмыть? — не понял я, мне очень хотелось повторить фразу, которой меня встретила голова демона, висящая на двери башни Архимага, но я сдержался.

— Держи! — Мне впихнули в руку стопарь с самогонкой, и все дружно заорали, — чтоб рубило и кололо, и, чтоб, сносу не было!

Рюмки чокнулись, мужики залихватски опрокинули стопочки куда-то себе в бороды и, занюхав рукавом, дружно хэкнули.

— Эх, хороша самогоночка у вашей зеленой морды, такую и в столицу на торг не стыдно отвезти!

— Мужики, вы закусывайте, давайте, весь рабочий день еще впереди.