Работа несложная. Но из-за стресса и постоянного напряжения я не могу долго сидеть в одном положении.

В то же время боюсь, что снова попаду на глаза Саиду и… не выдержу.

Он меня сломает своей жгучей ненавистью и страстью, сожрёт мою душу, высосет все силы из меня. Я боюсь, что после родов умру сразу же. От меня ничего не останется — только пустая оболочка.

Все мои душевные силы уходят на ребёнка. На себя ничего не остаётся.

Такие депрессивные, чёрные мысли кружат в моей голове изо дня в день. Я ничего не могу с ними поделать. Тоска накрывает меня плотным покрывалом.

Саид держится в стороне. Сорвавшись однажды, он решил быть на расстоянии. Я не пересекаюсь с ним лично, лишь изредка вижу его брутальную тень, слышу раскатистый голос и позорно бегу, забиваясь в угол.

Однажды я не успела спрятаться и глупо залезла за штору, стоя там едва дыша и молясь, чтобы он меня не обнаружил. Стояла наполовину мёртвая, слушая, как он говорил по телефону с братом и смеялся его шуткам. Ослепительно прекрасный мужчина — ради таких бросаются под поезд и устраивают драки. В то же время он ужасен, его душа черна и лишена сострадания.

— Шевелись, Алиса! Ложки выглядят как будто на помойке год валялись! А у господина важный гость…

Опять гость. Опять важный. Опять… Опять… В мире Саида важно всё, что касается именно его Персоны. Всё остальное — пыль.

На кухне жарко и душно. Сегодня — больше, чем обычно, потому что ради важного гостя готовят разносолы и деликатесы. От влажного, горячего пара платье липнет к спине.

— Я выйду, — предупреждаю главную по кухне.

— Эй, ты не дотёрла! — несётся мне в спину.

— Мне плохо. Сейчас стошнит… — лепечу едва слышно.

— Пусть идёт! — рявкает Зарема. — Отдохни на свежем воздухе. И не вздумай совать нос на мою кухню, пока тебя тошнит! Не хватает, чтобы ты на блюда для гостей блеванула!

Странно, но в её грубости есть и забота. Она чаще начала выгонять меня с кухни на улицу или давать другие поручения. Может быть, знает, как тяжело беременным в такой атмосфере.

Выйдя во внутренний дворик, я сажусь в укромный уголок, наслаждаясь тёплым днём и лёгким ветерком. Он ласково трогает мои волосы, заигрывает с ними. Погода солнечная и очень располагающая к прогулке.

Я бы не отказалась сходить куда-нибудь, развеяться.

Но я — лишь пленница.

От этого я начинаю плакать. Сдерживаю рыдания изо всех сил. Но они всё равно вырываются из меня глухими звуками. Прячу лицо, закапываясь им в ладони.

— Почему такая красавица плачет?

Густой, сочный баритон слышится сверху. Я не сразу понимаю, кто это. Подскакиваю испуганно, решив, что это шутка кого-то из людей Саида. Бум! Ударяюсь головой обо что-то твёрдое.

— Ох, разве я тебя обидел, что ты меня так бодаешь?

На мои плечи ложатся сильные пальцы. Мужские. Я задираю голову вверх, чтобы понять, кто так самовольничает?

— Сколько сырости развела…

Мужчина разговаривает со мной, а я словно воды в рот набрала. Молчу. Разглядываю широкое скуластое лицо с тёмными, глубоко посаженными глазами. Брови густые и расположены вразлет. Как будто мужчина удивляется. Отчего его лицо не кажется жестоким.

— Кто вы?

— Осман. Осман Рашидов, — подсказывает мужчина, всовывая мне в руку платок. Сам поднимает запястье и вытирает слёзы с лица. — Друг Саида. Я думал, что ты уже видела меня.

— Да-да, — киваю. — Видела, конечно.

Но я видела его издалека и только мельком. Близко не общалась, за одним столом тоже не сидела. Меня же здесь держат в роли черновой прислуги. Только овощи чистить, мусор выгребать. Пахать на мне, как на проклятой!

— Не только видела. Я танцевал с тобой на свадьбе Саида. Помнишь?

Я моргаю несколько раз. Внимательнее приглядываясь к лицу мужчины, вспоминаю его. Как будто вспышка озаряет мою память. Ах да! Точно! Танцевала! Но тогда была как в трансе от горя. Мало что запомнила!

— А ты Алиса, да?

Странно, но он не уходит. Осман стоит рядом со мной и поддерживает меня за локоть, внимательно ожидает, пока я что-то отвечу. А я не могу даже беседу поддержать. Как будто одичала в жестоком царстве Саида и разучилась понимать нормальную речь без приказов и криков. Мне так жалко себя становится, что я снова плакать начинаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Это всё гормоны. Однозначно!

Даже от хорошего отношения реветь начинаю.

— Лучше выйти на свежий воздух, — вздыхает Осман, выводя меня на террасу.

— Нет! — начинаю паниковать. — У меня работы валом! Меня ругать начнут. Накажут… — съеживаюсь.

— Это не дело, — хмурится Осман и качает головой. — Садись, — подталкивает меня к креслу, а сам садится рядом на стуле. — Успокойся, вытри слёзы. Ты вынашиваешь дитя Саида? Тебе полезно больше отдыхать и радоваться.

— Спасибо, конечно, но это не вам решать. И лучше уйти. Не хочу, чтобы мне за разговоры с вами влетело!

— Не влетит! Саид знает, что я не враг ему. Ты такая молодая, девочка, — вздыхает, смотрит с участием. — Мне тебя жаль. Я наслышан. О банкротстве отца. О том, почему ты здесь…

— Тогда вы знаете, что я просто пустое место. Без права голоса. Если мне скажут, прыгать с девятого этажа, я должна буду прыгать. До тех пор, пока Саид не скажет “хватит, я насмотрелся!”

— Не говори так! — Осман хлопает меня шутя по руке и задерживает пальцы. Начинает осторожно гладить. Как будто я дикая птичка, которую он боится спугнуть. — Нельзя быть в таком дурном настроении, Алиса. О плохом думать тоже не стоит. Это стресс. Депрессия. Очень-очень… нехорошо. Тем более, для беременной девушки.

В тёмных глазах Османа виднеется грусть и затаённая боль. Он деловито гладит модную бородку и вздыхает тяжело:

— У меня была жена. Давно… Депрессия не довела её до добра.

— Что стало с вашей женой? — прекращаю плакать, слушая мужчину.

— Умерла, — грустно улыбается Осман. — Постоянно накручивала себя, беспокоилась. Дошло до депрессии. Она напилась и разбилась на машине. А потом я узнал, что она была беременна, — горячий вздох Османа доносится аж до моего лица, овевая ветерком.

Сердце сжимается от жалости. Такой взрослый, большой мужчины и очень сильно переживает. Сразу видно, что грустит по-настоящему. Не боится показывать, что у него есть сердце! Не то что Саид. У того вместо сердца — чёрная дыра!

— А потом я узнал, что она была беременна. Но никому не сказал. Всё ношу вот здесь, — показывает на сердце Осман. Так просто и искренне, а моя ладошка до сих пор зажата между его больших ладоней. И я слышу кончиками пальцев, как стучит сердце друга Саида.

— Мне жаль. Очень жаль.

— Эх, сам виноват! — Осман отпускает мою ладонь. — Я тогда считал, что слёзы и плохое настроение — это просто ерунда! Я же работал, день и ночь пахал, расширяя бизнес. Я выматывался и думал, что жена с жиру бесится, устаёт по салонам красоты ходить… Я ошибался, и эта ошибка дорого мне вышло. С тех пор… прошло много лет, но я до сих пор не женился. А ты… напомнила мне жену.

Проронив эти шокирующие слова, Осман встаёт, обдавая меня приятным ароматом парфюма с хвойными нотами. Резкий и сильный, свежий… Как воздух в лесу! Я бы хотела побывать на природе, отдохнуть! Но об этом можно только мечтать. Меня ждёт грязная и изнурительная работа на кухне.

— Можешь идти к себе и отдыхать, — говорит Осман.

Я хихикаю. Сначала неуверенно, но потом резко и громко, зажав ладошками рот. Так смешно, что Осман тут раскомандовался.

— Смеёшься? А зря… — грозит мне указательным пальцем мужчина, хитро подмигивает, окончательно рассмешив меня. Я смеюсь в полный голос, забыв, когда смеялась от души. До слёз! От радости и хорошего настроения.

Саид

Что это за звук? Мелодичный. Звонкий. Как хрусталь! Не понимаю… Но узнаю знакомые интонации… Это голос Лисёнка. Вернее, её смех. Заливистый и счастливый?