Юноша пристально смотрел на учителя.

–«Мууту пергаментикси я хайоа искун алла». Правда, я не знаю, как это тебе поможет, дитя мое.

– Вы про заклятие или про клинок? Вы же сами настояли, хотя базары и торговые ряды Шахристана безопасны, как лужайки в небесных садах. Да и дорога в Гулябад очищена от басмачей янычарами халифа.

– Олекша. Я старался воспитывать тебя, как воспитывал бы родную кровь, но обет магистров большого круга не нарушить. Мы не можем иметь потомство. Это плата за наш статус. Мне позволили выслушивать тайны сильных мира сего и говорить со звездами. Звезды даровали мне тебя, и я благодарен судьбе за это. Но теперь пришло твое время, и я не могу быть рядом, чтобы защитить тебя. Хотя ты уже давно не нуждаешься в защите. Просто помни: не все то золото, что блестит. И не всякий цветок нужно нюхать.

– Ота, я вернусь очень быстро! Вы даже соскучиться не успеете.

– Олекша, скажи мне, только честно. Сколько раз ты исправлял мои пророчества?

– Я не…

– Я стар и слеп, но не глуп. Ты должен уважать мои седины.

– Я люблю вас как отца.

– Ты уже слышал голос звезд? Они начали петь тебе свои песни?

– Это все ваши уроки и математика.

– Далеко не всем дано читать эти знаки, а умение их трактовать – талант, данный лишь немногим избранным.

– Но, мастер…

– Ты корректировал мои пророчества?

– Да, великий учитель, но лишь самую малость, неважные мелочи и нюансы.

– Жизнь— цепь, а мелочи в ней – звенья. Нельзя звену не придавать значения.

– Я запомню ваши слова, учитель.

– Тогда запомни и самое главное: знать путь и пройти его – не одно и то же. И не всю правду можно доверять людям.

Олекша уставился на Улугбея своими небесно-голубыми глазами.

– И помни. Свет, что горит в наших сердцах, бесценен. Не трать его попусту. Наша жизнь – всего лишь мираж. И только две вещи в нем реальны.

– Какие, отец?

– Любовь и смерть. Любовь достойна того, чтобы ее ждать. Ждать, несмотря ни на что. А смерть – того, чтобы жить. Жить вопреки всему.

Северянин поднялся, перекинув котомку через плечо.

– Тебе пора, будь осторожен. Не теряй веры в людей, но и не доверяй первому встречному.

Слезы наполнили голубые глаза Олекши. Он крепко обнял старца, понимая, что прощается навсегда.

– Спасибо за все. И…

– Беги, сынок, не заставляй меня явить слезы.

Саксаул почти прогорел и рассвет уже окрасил восток пурпурными красками, а высоко в небесах одна за одной меркли звезды. Олекша спрятал клинок в ножны и сунул палаш в кольцо на поясе. Ученик звездочета всегда не любил утро. Непонятно почему, но не любил. Хотя поднимающееся над землей светило всегда загоняло нечисть обратно в преисподнюю, неся всему живому радость, тепло и свет. Как бы то ни было, пора собираться в путь. А выспаться можно и верхом на верблюде.

До Гулябада оставалось девять дней пути.

* * *

Верблюды медленно, но уверенно шли сквозь дюны, неся на себе товары богатого каравана. Купцы помельче довольствовались мулами. Вооруженный эскорт из сорока всадников обеспечивал безопасность прохода каравана. Караван-баши Юсуф-бей был жаден и скуп во всем кроме вопросов собственной безопасности. Его всадники не зря получали свои деньги и были проверены не одной стычкой с грабителями пустыни.

Иссиня-голубое небо, нещадно палящий солнечный диск, испепеляющий зной и желтый пески пустыни. Тишину и безмолвие этих мертвых земель нарушали лишь скупые крики погонщиков и стоны перегруженных животных. Пустыня. Проклятые земли. Царство самой смерти, караулящей неосторожного путника, осмелившегося вступить в ее владения. Змеи, пауки, скорпионы, фаланги поджидали свою жертву на каждом шагу, под каждым камнем, затаившись у походных костров и вползая спящим под одежду. Пустыня – земное чистилище. Прошедшие сквозь нее навсегда очищались от всех грехов, совершенных там, в другой жизни. В другой реальности. Своего рода портал в другую жизнь. Странно, но то же самое рассказывали мореплаватели. Если верить рассказам о Синдбаде – отважном капитане и мореплавателе, то морская пучина не менее опасна и смертельна. Тот же зной и таже жажда. То же путешествие в царство смерти. Даже те же налетчики, только там они пираты и корсары, а тут – разбойники и басмачи. Падшие души, застрявшие между мирами. Не имеющие пристанища, потерянные во времени и пространстве призраки, обретающие реальность при встрече с караваном. Питающиеся за счет паразитирования на живых. Поэтому они и не берут пленных? Ибо главная добыча этих тварей – жизненная энергия жертв, которая питает их. А деньги и золото – лишь маскировка для отвода глаз? Может быть, магия порталов и измерений именно так и работает? Чтобы попасть в новую реальность, нужно преодолеть смерть в старой? Может, и нет вовсе ни магии, ни этих песков? Только туннель из одной реальности в другую?

Множество вопросов витало в голове юного ученика звездочета, отправившегося с караваном из Агробы в Гулябад. Белая верблюдица, сильная и выносливая, легко несла скудный скарб и могучее тело голубоглазого богатыря. Улугбей, казалось, пытался дать ему все самое необходимое. Он оплатил легкую, но прочную броню для своего ученика. Серебряная фляга не только хранила воду, но и оберегала от болезней. Зачарованный палаш с крупным рубином в рукояти стоил целое состояние. Столько трат ради пары линз для телескопа? Что-то не вязалось со всем этим. На деньги, которые звездочет потратил на снаряжение Олекши в Гулябад, можно было отстроить новый минарет или обзорную башню. Слишком дорогая поездка, даже если считать письмо в бамбуковом тубусе для магистра Хаттаба ибн Рахима. «Зачем?» – этот вопрос терзал юношу, выросшего в бедности и прекрасно знавшего отношение людей к золоту и деньгам. Осознавать себя пешкой в чьей-то игре, правила которой даже не удосужились объяснить, то еще удовольствие. Мысли текли рекой, а вереница груженых верблюдов медленно, но уверенно пересекала безводные просторы песков.

* * *

Караван растянулся на десятки метров. Небосвод зажег свое третье солнце над головами путешественников. Мулы, нагруженные тюками, семенили в середине каравана. Верблюды, плавно качаясь, замыкали шествие. Резвые скакуны охраны проскакали в авангард, уверенные в собственной несокрушимости. Конная охрана оставили караван без присмотра, уйдя вперед, подбирая место для полуденного привала.

Полдень. Самое страшное время в пустыне. Марево раскаленного воздуха поднималось выше человеческого роста. Куриное яйцо можно было жарить прямо на бронзе щита. Кожа под этим светом краснеет и покрывается волдырями. Зной иссушает влагу тела, вытягивая ее вместе с самой жизнью. Ничто не помогает: ни опахала, ни тень шатров. Белому солнцу пустыни нельзя противиться или противостоять, его можно только переждать. Поэтому умудренные опытом воины Юсуф-бея так торопились. Боевые скакуны – не верблюды, и жар для них смертелен. А без верного скакуна воину в караване делать нечего. Дюны желтого песка возвышались над караваном, словно застывшее бушующее море. Но едва охрана скрылась за барханом, как справа, с подветренной стороны, раздался жуткий боевой клич. И несколько десятков всадников устремились на беззащитных купцов. Засвистели стрелы.

Несколько стрел пробили шею белой верблюдицы. Она, рухнув на колени, завалилась на бок, прижав массой горба лодыжку северянина. Зазвенела сталь. Истошные крики людей сливались с ржанием лошадей и ревом верблюдов. Купцы, понимая, что потеря товара несет неминуемую голодную смерть, храбро защищали свое имущество. Бой распался на серии поединков. Олекша с трудом вытащил ногу из-под раненой верблюдицы, но едва он сбросил путы, связывающие его с верблюдом, как один из разбойников устремился на ученика звездочета, размахивая большой кривой саблей. Палаш сверкнул на солнце. Выпад северянина опередил мах бандита, кровь брызнула на песок и тут же впиталась, оставив бурое пятно. Олекша огляделся. Всюду сверкали клинки и лилась кровь.