Дядька этот нацепил на меня ошейник, порычал еще немного, для проформы, и выгнал за дверь.
Потом, не успев толком отойти от шока, я встретилась с уже знакомой, симпатичной докторшей. Она, вопреки моим опасениям, ничего в меня и на меня вешать и засовывать не стала, зато закатила допрос с пристрастием на добрый час, кто я, откуда, зачем и почему. Язык и мозг сплелись в страстном объятии и вышли из чата. Рассказывать о том, сколько всего во мне прячется, нужно пару дней, а не часов. Но кого это волнует?
Затем я узнала, что такое "глас из Преисподней" в исполнении местного Великана. Это завхоз тутошний. Сам мелкий, не выше полутора метров, глаза навыкате и орет, как сирена пароходная. Смайла, заиньку, выбесил на раз-два, а этот явно не из нервных. Вот где талант-то закопан был. Мне бы его на втором курсе, когда анатомию сдать не могла по причине глухоты нашего препода…
А, да, забыла пояснить. Сонька у нас не кабачок с грядки, Сонька врач-рефлексотерапевт. О, как! Когда поступала в медицинский, вообще хирургом стать хотела. А уже там, на втором курсе, под чаек с печеньками, куратор нашей группы поведала о трудностях женщин в профессии хирурга. Я не герой и никогда им не была. Поэтому, просто отступилась от идеи локального феминизма в медицине и когда пришло время, выбрала кафедру, где врача учат узнавать тело человека с совершенно особенной стороны. Слышать его рефлексы и понимать привычки. И ни разу не пожалела о своем выборе.
Знакомство с поварихой, носящей позывной «Карга» я запомнила отдельно. В столовую, где эта знаменательная личность заправляет, меня натурально донесли. На спине. Сонька – рюкзачок! Что примечательно, Наставник, чудо в перьях, даже не запыхался. Сразу видно – тренированный, чертяка,
А потом я попала в рай. Картошечка, макароны, гречка, два типа мяса, овощи, пирожки, компоты… После бичпакетов, тушенки и шоколадных батончиков эта картина довела изголодавшийся организм до слез умиления.
Смайл, пока я истекала слюной и бегала кругами, вовсю кадрил девчонок на раздаче. Кто бы сомневался! Я уже настроилась на внеплановый ликбез "как охмурить барышню без смс и регистрации, за пять минут", когда на пороге кухни возникло ЭТО! Кхм… Женщин-орков видели? Нет? А я теперь – вполне себе да. Массивная фигура, крепкие руки, грозный голос, но, при этом, миловидное лицо с ясными глазами. Сочетание просто убойное, что ни говори!
Наставника от пункта раздачи как ветром сдуло. Даже глаз от стола потом не поднимал. И тарелку свою опустошал до того быстро, что я только диву давалась, изо всех сил пытаясь за ним успеть. Вот что значит, убедительные аргументы. Надо запомнить!
А когда значительно округлившаяся и потяжелевшая, я, наконец, выкатилась из-за стола, меня привели в крайнюю точку путешествия. Настоящую, деревянную избу. Я глазам не поверила, даже не удержалась и прижалась щекой к бревнам, вдыхая запах мха и свежей древесины. И в этом чуде мне предстоит жить?
Смайл, показав и объяснив мне, что «зя», а что «низя», пригрозил завтра поднять ни свет ни заря, объявил, что уходит в наряд, пообещал прийти утром, пьяным и с бабами, и усвистал в закат. А я, наконец, легла на мягкое и решила продолжить дневник. Честно говоря, сама не знаю, для кого его пишу. Но отчего-то мне кажется, что это важно.
Ну, вроде, на сегодня все описала. Пора на боковую. Только вот подарок Наставника, потускневшую от времени, бензиновую зажигалку «Zippo» с выгравированной на боку ехидной кошачьей мордочкой, выпускать из рук совсем не хочется. Спокойно с ней как-то, что ли. Ладно, не думаю, что подожгу что-то во сне…
Глава
3.
Не
кричи
«Есть мертвецы, в которых больше жизни, чем в живых.
Но есть и живые, которые мертвее всяких мертвецов.»
Р. Роллан
Кто ты? Назовись!
Высокая фигура в темном балахоне бесшумно скользнула в дверь. Человек, стоящий у окна стремительно развернулся на каблуках, вскидывая руки. Синеватый, потусторонний свет уличного фонаря мягко коснулся матовой поверхности пистолета, направленного в грудь вошедшему, и тут же отступил, когда хозяин комнаты сделал шаг вперед.
Тень замерла на пороге, мягко подняв вверх ладони, затянутые в черные перчатки. Рукава балахона взметнулись птичьими крыльями и тут же опали, открывая кожаные браслеты на тонких запястьях:
Это я, отец С-себастиан. Вы прос-сили зайти, как только вс-се успокоитс-ся, – прошелестел из-под глубокого капюшона едва слышный, бесцветный голос.
Сестра Анабель, – мужчина вздрогнул всем телом, с видимым трудом опустив оружие и выпрямляясь, – Да, действительно. Я просил. Дело касается…
Фигура легко, словно танцуя, сделала вперед два бесшумных, мягких шага и опустилась в услужливо придвинутое священником кресло. Под темной тканью, скрывающей половину лица, на миг вспыхнули и погасли две алые точки.
С-слушаю вас-с. Ес-сли вы решили побес-спокоить меня в с-столь поздний час-с, дело дейс-ствительно не требует отлагательс-ств…
Дело касается дневника, Сестра, – отец Себастиан опустил пистолет в кобуру на поясе и, отойдя к шкафу в углу, вынул и накинул на себя точно такой же темный балахон, что был на его собеседнице. Помедлив, стянул с головы маску и устало прижал к глазам ладони, – Того самого, последнего дневника Софьи Салемской. Я думаю, вы понимаете, о чем я?
Силуэт в кресле сделал неуловимое движение плечами, пустив по мягкой ткани едва заметную в полумраке рябь:
С-салемская? Орден с-считал, что вс-се ее запис-си перехвачены разведкой Общины! – В отрешенном голосе появились нотки удивления, руки в перчатках слегка сжали резные подлокотники, – Что вс-се с-следы их пребывания в мире уничтожены, а с-сама она мертва. Мне докладывали…
Тогда что это?
Папка с тихим хлопком упала на поверхность стола ровно посередине. Ярко-белая в призрачном свете, льющемся из окон. Сестра Анабель вздрогнула всем телом, неосознанно подавшись вперед, однако, в нескольких сантиметрах от заветной цели, вдруг осеклась и вновь откинулась на бархатную спинку кресла. Алые точки под капюшоном горели, как два лазерных прицела, словно пытаясь просветить картонные стенки папки насквозь.
Отец Себастиан усмехнулся, наблюдая за борьбой, творившийся на его глазах. Анабель, старшая из Сестер Ордена святой Великомученицы Варвары, отличавшаяся невероятным спокойствием и смирением, явно с трудом сдерживалась, чтобы не схватить драгоценный Дар небес и не сбежать из кабинета. По-прежнему не сводя глаз с кресла напротив, он медленно раскрыл папку и развернул ее к собеседнице, вместе с содержимым:
Дейс-ствительно, почерк ее, – совладав с собой, Сестра отвела взгляд от тетради, – Где вы нашли это?
Не мы. Один из бывших послушников-целителей «Спаса» приехал на вызов от соседей в восемнадцатый сектор, мол, бабулька там какая-то загибается. Долетели, говорит, минут за десять, а все равно не успели – умерла. Вот у нее в руках дневник и был. Доктор этот, Владименко, говорит – лицом умершая на Салемскую похожа была, но из-за маски Посмертия сказать стопроцентно сложно…
Именем Пос-следнего Предела, неужели нельзя было с-сделать анализы, как-то проверить? Вс-скрытие, в конце-концов?
Святой отец некоторое время пристально глядел в алые угли под тканью капюшона, а затем рассмеялся. Сестра Анабель задумчиво склонила голову – все же удивительно, как подобные ему меняются от улыбки. Седовласый мужчина лет семидесяти почти мгновенно преобразился. Разгладились морщины, засияли глаза и даже волосы будто бы стали темнее. Удивительная особенность, право. Удивительная и… необъяснимая. Хотя, все объяснения этому лежат здесь, у нее под носом, но коснуться их – зайти за грань. Сейчас она понимала это лучше, чем когда-либо.
