- Правда, - повторил он, хотя мысли его понеслись совершенно в ином направлении. - Но поголодать кое-кому все же придется.

   Эти слова вылетели у него мимоходом. Фигурка перед его креслом выпрямилась и сердитый голос произнес:

   - Ты способен обречь людей на муки?

   Спина Таирова отделилась от спинки кресла, руки его сами собой протянулись и обняли прекрасное существо, метавшее в него молнии праведного гнева.

   - Дорогая моя, - сказал он нежно, смутно соображая, что говорит вовсе не то, что от него ожидается. - Люди должны искупить свою вину.

   - Я думала, в тебе осталась хоть капля человечности, - с горечью молвила Наталь, вырываясь. - А ты просто бездушный зверь!

   - Я - зверь? Я - бездушный?! - вспыхнул Таиров, вскочив. - Ты не видела трупы наших детей! Они сожгли их заживо! Я никогда не забуду этого зрелища!

   Он был ужасен в тот миг. И ненависть, клокотавшая в нем, испугала бы любого. Но Наталь почувствовала только глубокую искреннюю жалость к этому большому сильному человеку.

   - Мади! - проговорила она, осторожно дотрагиваясь до его плечей. - Нельзя жить ненавистью.

   - Нельзя?

   Он стряхнул ее руки со своих плеч и прорычал:

   - Я не собираюсь их убивать. Но и благодетеля из себя изображать тоже не стану.

   Наталь отшатнулась, развернулась и выбежала на улицу. Она не запомнила, сколько километров отмеряли ее ноги в тот вечер. Потрясенная новой мукой, она долго не могла прийти в себя. Он ее отверг!

   "Лучше бы мне никогда не знать этого человека! - была ее мысль. - И зачем только я полезла к нему со своей жалостью! Ах, как болит сердце! Зачем?"

   Зачем она поверила Эльмару, будто этот ходячий правительственный полуавтомат видит в ней нечто большее, чем средство для осуществления своих планов? Но что же ей теперь делать? Как жить? Уйти бы! Разъехаться, чтобы встречаться только по делам, как он ей и предлагал когда-то... Но куда? И как она вообще могла на что-то надеяться?

   Наталь вернулась домой очень поздно. Едва она переступила порог, сильные мужские руки нежно обняли ее, и страстный трепетный голос прошептал:

   - Милая моя! Дорогая! Не покидай меня! Я не переживу, если ты меня покинешь! Я люблю тебя, слышишь? Что бы ни случилось между нами, знай: я тебя люблю!

<p>

 </p>

<p>

 </p>

<p>

Мартин - эксплуататор</p>

   Когда Мартин брал себе участок, ливни еще не маячили в его предвидении. Тем не менее он оказался к ним готов ничуть не менее, чем к засухе. Система мелиоративных работ, проведенная им при получении клочка земли, предусматривала любое природное явление. Недаром же он называл трубы орошения "дренажными". При необходимости они служили не только для полива, но и для отвода с полей избыточной влаги. Во-первых, дренажные канавы имели наклон. А во-вторых, устройство их было непростым.

   Итак, сначала полукруглое дно канавы застилал слой крупной гальки. На гальку клались трубы отверстиями вниз. Трубы засыпались галькой более мелкого калибра и покрывались двадцатью сантиметрами песка. Только затем шел слой почвы. Он был такой толщины, чтобы при пахоте конструкция оказалась ненарушенной. Наклон канав был различным - в общем, вся система напоминала жилы в тебе живого существа.

   Действовала она так. Вода насосом подавалась в резервуар, дно которого было расположено выше уровня самой высокой трубы. Из резервуара по четырем трубам-артериям вода самотеком поступала в кольцо, расположенное по периметру участка. Эти четыре трубы-артерии были упрятаны под двумя дорогами, крестом пересекавшими участок, и были не видны.

   Из кольцевой трубы вода опять же самотеком струилась в обратную сторону, к центру участка, по пути изливаясь туда, куда нужно было человеку. Для этой цели служило множество труб-вен, каждая из которых могла перекрываться в том месте, где она врезалась в "кольцо". Некоторые из этих труб-вен доходили до четверти поля, иные до половины, а двадцать труб - до самого кольца, для чего в нем в четырех местах были проделаны отверстия. Отверстия служили не столько для спуска излишков воды во время полива, сколько для отвода ее во время дождей, таяния снегов и прочих неприятностей, хотя система позволяла самые разные варианты использования.

   Надо ли говорить, что не сам Мартин ее придумал? Он просто скопировал способ мелиорации, применяемый на Катрене. С первого взгляда она казалась простой, но воспроизвести ее целиком вряд ли бы кто взялся, не имея достаточно техники и материальных средств. Мартину пришлось шаг за шагом снимать почву со всего своего участка: сгребать, рыть канавы, засыпать гальку, класть (формовать) трубы, засыпать галькой, песком и все это засыпать слоем почвы. Исключением был сад, но он занимал всего девятнадцать соток из ста. К тому же трубы имели разный наклон и залегали на различной глубине.

   Кроме того, система имела несколько остроумных приспособлений. Каждая труба могла перекрываться в своей верхней части: трубы-артерии возле колодца, трубы-вены возле кольца. Кроме того, двадцать возвратных труб изливались не прямо в колодец, а в метровой ширины слой песка вокруг него. При этом на конце каждой такой трубы имелось нечто вроде шлюзовой камеры с системой фильтров и клапаном, который при необходимости этот канал перекрывал.

   Мартин девять десятых всех работ выполнял методом воображения - когда никто не подсматривал, разумеется. Но и он едва успел провернуть их до начала сева. Поэтому при всем желании он не имел возможности воссоздать нечто похожее на участках соседей. Даже для солнечно-ветровой установки требовались материалы. Теоретически излишек их взять Мартину было неоткуда, поэтому он и не навязывался со своей помощью.