Так, говоря современным языком, стал раздуваться кредитный пузырь, готовый лопнуть в тот момент, когда банкиры потребуют вернуть долги. Все надеялись, как обычно, что одновременно это не произойдет. Однако указ императора об инвестициях в сельское хозяйство стал камнем, который вызвал лавину последующих событий. А так как многие из банкиров были сенаторами и другими важными лицами в государстве, они оказали влияние на императора, чтобы тот выдал им финансовую помощь. Ведь вкладывать свои собственные капиталы в сельское хозяйство никому не хотелось. В общем, кризис 33 года прошел для римской экономики безболезненно – ведь Рим тогда был в зените своего могущества.

В августе 79 г. н. э. внезапно началось извержение вулкана Везувий, и древний город Помпеи оказался засыпанным толстым слоем пепла. Многие жители погибли сразу, часть успела спастись бегством. Что говорить, страшная трагедия… Однако под пеплом на века сохранились дома со всей обстановкой. Среди них – вилла самого богатого помпейского банкира Луция Цецилия Юкунда. Дом украшали не только фрески и статуи, но и мозаичные надписи на полу «Привет тебе, прибыль!», «Прибыль – это радость!», однозначно говорящие о том, чем занимался хозяин. О жизни Луция известно немного. Его отец был рабом, потом, разбогатев на финансовых операциях, купил себе свободу и по традиции взял фамилию бывших хозяев из богатого рода Цецилиев. Сын продолжил дело отца и стал главным банкиром Помпеев. Среди его клиентов были богатейшие жители города.

В доме банкира сохранился не только его бюст, но и сундук, заполненный долговыми расписками. Всего там нашли 127 тройных дощечек с записями о сделках с 53 по 62 г. н. э. В записях Луция Цецилия Юкунда содержались сведения об операциях, обычных для аргентариев (так, 12 декабря 56 г. банкир перевел некоему Умбрицию Януарию 11 039 сестерциев, что было эквивалентно 11 кг серебра).

У римлян финансовые документы чаще всего представляли собой записи на деревянных дощечках, с одной стороны покрытых воском. На воске делали надписи, а потом закрывали сверху и снизу двумя другими дощечками, чтобы посторонние не могли прочесть текст. Три таблички через отверстия скреплялись шнурком, на котором стояла восковая печать. Делалось это обязательно в присутствии свидетелей – каждый из них ставил свою подпись чернилами на наружных деревянных дощечках. Конфиденциальность обеспечивалась, и при возникновении спорных финансовых вопросов такие записи служили главным доказательством в суде. Если таблички с финансовыми записями не были связаны шнурком с печатью, они считались юридически недействительными.

Деревянные таблички обычно изготовляли из бука, дуба или кипариса. Богачи пользовались такими же табличками из слоновой кости, украшенными золотом и резными барельефами. Когда делали записи, табличку держали в левой руке, а писали на ней правой рукой металлическим заостренным стержнем – стилусом. Кроме дощечек, для финансовых записей использовали иногда папирус и пергамент. Гораций, говоря о собраниях финансистов на римском Форуме, упоминал, что у них к левой руке были подвешены специальные коробочки для пергамента и перьев.

«Поистине, богатство вожделенно; его ищут и на дне морей, и на вершинах гор, и в чаще лесов… ищут его везде, как на востоке земли, так и на западе»[60]. Так говорил в IX в. поэт и писатель аль-Джахиз, живший в Арабском халифате – огромном многонациональном государстве, объединенном не столько военной силой (как Рим), сколько торговлей, арабским языком и религией. Простирался халифат на полмира – от захваченной арабами Испании до границ Китая.

«Мир опустел после римлян…» – громко заявил когда-то французский революционер Луи Сен-Жюст (1767–1794)[61]. Да и лорд Байрон написал в таком же духе: «И рухнет мир, когда не станет Рима»[62]. На самом деле мир, конечно, не опустел и не рухнул – он ведь состоял не только из римлян. И не только из европейцев. После падения Рима центр мировой цивилизации переместился на восток – в арабский мир. Европа в те века еще ничего собой не представляла ни политически, ни экономически[63]. Новой попыткой глобализации и создания единого пространства, включающего в себя разные страны и народы, стал Арабский халифат, существовавший с 632 по 1258 г.[64]

Купеческие караваны шли от Северной Африки до Китая через азиатские пустыни – целый мир, где веками сменялись разные государства и культуры, где сплетались тысячи дорог, вдоль которых возникали богатые города со знаменитыми восточными базарами. Там, на перекрестках торговых путей между Востоком и Западом, между Севером и Югом, встречались разные народы. Из Китая везли тонкие шелка, из мусульманских африканских царств – золотые украшения, а степные кочевники продавали светловолосых рабынь из далеких славянских стран. Купцы считали блестящие на солнце монеты с непонятными надписями и лицами повелителей неведомых империй. Запах аравийского ладана, индийской куркумы, морской соли. И гомон на языках разных стран, объединенных в огромном Арабском халифате.

Истории о том, как заработать миллион, были популярны и тысячу лет назад. Правды в них было столько же, сколько и в современных. Поэтому они легко превращались в сказку. Для арабских купцов символом успеха в бизнесе стал Синдбад-мореход с его фантастическими приключениями во время путешествий по разным морям между Азией и Африкой. Его вело не просто желание увидеть далекие страны и неведомые народы, а практическая цель – выгодно торговать с ними.

После путешествий, совершенных в молодые годы, Синдбад невероятно разбогател и отошел от дел. Вторую половину жизни он провел в своем роскошном доме среди тенистых садов, созерцая танцующих перед ним красавиц и рассказывая друзьям о приключениях в дальних странах. По словам одного из персонажей «Тысячи и одной ночи», пришедшего к Синдбаду, его взору открылся «прекрасный дом, на котором лежал отпечаток приветливости и достоинства, а посмотрев в большую приемную залу, он увидел там благородных господ… и были в зале всевозможные цветы и всякие благовонные растения, и закуски… и вина из отборных виноградных лоз. И были там инструменты для музыки и веселья и прекрасные рабыни… а посередине этого зала сидел человек, знатный и почтенный, щек которого коснулась седина; был он красив лицом… и имел вид величественный»[65]. С тех пор Синдбад стал примером для остальных арабских купцов. Всем ведь хотелось разбогатеть на торговле и жить, как он, в роскошном доме, полном прислуги, наложниц, книг, сувениров и редких украшений. Неспешно вести свои тайные бухгалтерские книги и деловую переписку, раздавая милостыню беднякам и жертвуя деньги на мечети. А может быть, даже писать стихи – иногда… Хотя скорее просто покровительствовать поэтам и ученым. Накопив кредит доверия, купец мог не волноваться – он знал, что всегда сможет обратить это доверие в капитал, призвав на помощь партнеров и родственников.

Вокруг торговли в арабском мире вращалось все – она считалась делом, достойным правоверного мусульманина (купцами были более 60 % мусульманских богословов)[66]. «Если бы Аллах разрешил жителям рая торговлю, они торговали бы тканями и пряностями» – по преданиям, так говорил сам пророк Мухаммед[67]. В этом арабский мир сильно отличался от средневековой Европы, где торговля в то время не считалась почетным делом. Римляне не относились к торговле как к чему-то недостойному, но они не были торговым народом – скорее народом завоевателей. А вот арабы были именно торговым народом, унаследовав в этом дух вавилонян. Недаром халифат включал в себя земли Древней Вавилонии.