втягивать его в жалкое существование, в эту жизнь, где придется бояться
подозрений в любой момент. Кто-нибудь обязательно опять выдвинет
обвинение, и это только вопрос времени. В следующий раз я, возможно, не
смогу уйти от сожжения. В следующий раз, возможно, не найдется рыцаря на
коне, который приедет освободить меня. В следующий раз обвинители могут
преследовать и моих близких.
Больше не испытывая голода, я отодвинула нетронутую еду и начала
подниматься из-за стола. Леди Элейн прервала разговор и посмотрела на
меня. Ее взгляд неизменно возвращался к моей руке, к моим перчаткам. И
каждый раз я замечала тот же самый взгляд отвращения, который стоял в
глазах Беннета. Все знают, что скрывается под ними. Не понимаю, зачем мне
надевать перчатки. Куда подевались все мои смелые мысли о том, чтобы
принять и полюбить себя? Находясь в той ужасной клетке, я думала более
оптимистично. Но теперь, столкнувшись с реальными людьми, которые
отвергали меня, было гораздо труднее принять и полюбить себя такой, какая
я есть.
Я кивнула сначала леди Элейн, а потом леди Виндзор. Мне пора было
покинуть Мейдстоун и освободить Беннета из этой ловушки, в которую я
втянула его.
На следующее утро бабушка была против отъезда, но я сказала ей, что
уезжаю с ней или без нее. Предупреждать заранее ее о своем отъезде я не
стала, опасаясь, что она найдет способ задержаться. Во мне все еще жили
подозрения в том, что она способствовала срыву нашего отъезда перед
осадой, и я решила, что на этот раз не дам ей возможности вмешаться.
По правде говоря, я никому не рассказывала о своих планах, пока не
приказала подать экипаж и погрузить в него вещи. Я не видела Беннета с тех
пор, как покинула его кабинет накануне. Но видела, как слуги и писцы
сновали туда-сюда по его библиотеке, унося стопки книг в его комнату.
Будет лучше, если я уеду, не попрощавшись с ним. Оставался риск, что
он попытается изменить мое решение. Скорее всего, я взгляну на его
красивое лицо, обаятельную улыбку и паду к его ногам. Мне становилось все
труднее сопротивляться его обаянию, буду ли я когда-нибудь в состоянии
сопротивляться ему.
Так что, не теряя времени даром, я выехала из ворот Мейдстоуна, прощаясь с крепостью, которая была моим домом весь последний месяц. С
каждым ударом колес на сердце у меня становилось все тяжелее. Я
влюбилась в Беннета, и теперь расставание с ним было одной из самых
болезненных вещей, которые мне когда-либо приходилось испытывать. Я все
время твердила себе, что это в его же интересах, но закрадывались сомнения, и я не могла удержаться от мысли, что поступаю неправильно.
Серебряная клетка Стефана стояла рядом, между мной и горничной.
Бабушка сидела на мягкой скамье напротив меня, сжав губы еще плотнее.
Она не хотела уезжать и отказывалась встать со стула даже тогда, когда я
сказала ей «до свидания». Но когда моя служанка сообщила ей, что я уже
погрузила багаж и села в экипаж, готовый тронуться в путь, она поняла, что
мои угрозы были не пустыми.
– Не смотри так кисло, бабушка, – сказала я. – В целом наша поездка
имела беспрецедентный успех, не так ли? Да, я не получила того, что хотела.
И ты не получила для меня мужа, которого хотела. Но у нас было
восхитительное приключение, не так ли?
– Я не нуждалась в приключениях, – возразила она. – Это последнее, что нужно женщине моего возраста.
– Как знать? – Воскликнула я. – Приключения делают нас молодыми и
живыми.
– Я вполне довольна своей старостью.
– Я думала, ты будешь рада уехать, тем более что ты очень сердита на
сэра Беннета за то, что он позволил схватить меня и посадить в клетку.
Лилиан рассказала мне, как ты спустилась в покои Беннета и грозилась
запихнуть его в клетку Стефана в качестве выкупа. И скорее всего так бы и
произошло, если бы Олдрик не связал его и не спрятал в подвале.
Бабушка фыркнула неподобающе леди.
– Я подозреваю, что Олдрик делал все возможное, чтобы ты не убила
Беннета.
– Я бы его не убила, – сказала бабушка. – Но я бы непременно
разделала его на филе и поджарила на ужин.
– С каких это пор ты стала людоедкой?
– О, я бы не стала его есть. – Бабушка вздернула подбородок и
фыркнула. – Нет, я хотела скормить его собакам.
Я улыбнулась:
– Ну, бабушка, не отрицай – ты обожаешь Беннета.
– Его вполне можно терпеть.
– Только терпеть? – Не поверила я.
Да, полагаю, в нем есть много такого, что может, не нравится. На
самом деле такого было слишком много, чтобы перечислять. Карета
подпрыгнула на колее, и я ухватилась одной рукой за сиденье, а другой за
клетку Стефана. Птица возмущенно защебетала. Наверное, ему не очень-то
нравилось, что его спокойное существование снова нарушили. Но ведь
такова жизнь, не так ли? По крайней мере, в моей жизни всегда
присутствовала изрядная доля шишек.
Бабушка, наконец, посмотрела мне прямо в глаза, и по выражению ее
лица я поняла, что она говорит, так как есть, без прикрас:
– Я не из тех людей, которые обожают этого человека. Например, как
ты. Поэтому я не могу понять, почему ты решила уехать именно в тот
момент, когда он уже влюбился в тебя.
Я подумала смолчать, но она все еще пристально смотрела на меня, и
было понятно, что объяснить причину своего побега мне все же придется. Я
раздраженно выдохнула:
– Прекрасно. Даже если он любит меня, я уехала, чтобы освободить
его. Чтобы он жил своей жизнью. Без осложнений. Чтобы он был свободен от
этого. – И я слегка приподняла руку с пятном.
Всю ночь я перебирала причины отъезда, снова и снова. И, в конце
концов, я неизменно приходила к одному и тому же выводу: было бы лучше
разбить ему сердце сейчас, чем подвергать смертельной опасности до конца
жизни, если он жениться на мне. Он никогда не узнает, как сильно разбито
мое сердце. С каждым поворотом колеса оно все сильнее и сильнее трещало
и отрывался новый кусок от него, так что пустота в груди становилась все
шире, а в груди болело все сильнее.
– Я выбрала его именно потому, что он показался мне человеком, которому будет наплевать на твою кожу.
Мой позвоночник напрягся:
– Что значит, ты выбрала его?
Бабушка посмотрела в окно кареты на проносящийся мимо лес, деревья
которого казались гораздо зеленее и пышнее, чем в первый раз, когда мы
ехали по Мейдстоунской земле. Наступил июнь, и я вспомнила, что до моего
восемнадцатилетия осталось всего несколько дней.
– Я познакомилась с ним несколько лет назад, когда он приехал на
похороны вместе с герцогом Ривенширским. Он мне нравился. Поэтому
весной, когда я узнала, что он ищет выгодную партию, я решила, что хочу, чтобы ты вышла за него замуж.
Я молчала, переваривая бабушкино признание.
– Ты ошиблась, бабушка, – наконец тихо сказала я. – Сэр Беннет как
раз из тех людей, которых очень волнует красота. Он не только сам является
воплощением красоты, но и ценит ее в других.
– Позволю себе не согласиться. – Бабушка вцепилась в подушку, когда
мы заехали на очередную колею. – Ты права – сэр Беннет ценит красоту. Но
он способен видеть красоту в вещах, которых нет у многих. Иначе откуда у
него такая большая коллекция редких и уникальных артефактов и реликвий, большая часть которых или отколота, или сломана, или обветшала?
Я ахнула, услышав, как она обесценивает коллекцию Беннета.
– Это бесценные сокровища. Каждая царапина или скол делают их еще
более особенными.
– Именно.
На этот раз ее слова заставили меня на некоторое время замолчать.
Бабушка была права. Беннет увидел ценность древних произведений