– Ты не имеешь на нее никаких прав, – крикнул Беннет.
Я почувствовала облегчение оттого, что наконец-то он защищал меня, что в его сердце было достаточно доброты, чтобы не позволить незнакомым
людям утащить меня и сжечь на костре, не встав на мою защиту. Но перед
глазами стояло отвращение в его взгляде, и я понимала, что он защищал меня
не из любви. А из чести. Все это время он вел себя достойно. Все, что он
делал, он делал из чувства чести. Я была благодарна ему за его
безукоризненное чувство порядочности в этот момент, но я не могла
игнорировать свое разбитое на тысячу осколков сердце, причинявших мне
боль. Я хотела любви, а не почтения.
Хватка на моих связанных руках ослабла, и я опустилась на мокрую
траву и грязь. Я слышала напряженный разговор между лордом Питтом, Олдриком и Беннетом. Кто-то поднял меня на ноги.
– Завтра она предстанет перед судом, – решительно сказал лорд Питт. –
Если она выдержит испытание, ты можешь забрать ее обратно, а мы возьмем
ее серебро.
– Нет необходимости в ее серебре, – крикнул Беннет. – Мы продадим
наши земли и отдадим тебе задаток. А после продажи реликвий и
произведений искусства ты получишь остальное. – Сдавленным голосом
ответил он.
После такого благородного поступка, который спас меня, от стыда я не
могла заставить себя встретиться взглядом с Беннетом и опустила голову, прикрывая лицо волосами. Я знала, как много значат эти предметы для него, я помнила, как он сопротивлялся их продаже, и понимала теперь во что ему
обошлось это предложение.
– Если она ведьма, то все, к чему она прикасается, проклято, – почти
насмешливо сказал лорд Питт. – Включая вашу землю и каждую реликвию
на ней.
– Она не ведьма! – Крикнул Беннет. Но отчаяние, звучавшее в его
голосе, не могло тронуть меня.
Пока продолжались спор и крики, я обдумывала свою мысль: если они
сожгут меня на костре, мое серебро не сгорит. На это лорд Питт мог бы
согласиться. И Мейдстоун будет освобожден. В моих силах было спасти
Мейдстоун, и сохранить сокровища и реликвии. Теперь, когда я понимала, что Беннет на самом деле чувствует ко мне, и мой недостаток отталкивает
его, я больше никогда не хотела встречаться с ним. Смерть облегчит это.
Кроме того, это гарантировало бы, что мне никогда больше не придется
сталкиваться с таким болезненным отказом.
– Я предстану перед судом, – сказала я.
Спор становился все горячее. Я стала опасаться, что Беннет начнет
применять силу, чтобы добиться моего освобождения. Его меч был уже
обнажен и наготове.
– Я пройду испытание завтра, – закричала я.
Шум стих. И снова я почувствовала на себе взгляды всех
присутствующих: настороженные, злые, обвиняющие. Я вздернула
подбородок:
– Отдайте меня под суд. И положимся на милость Божью.
Вздох и протесты Беннета и Олдрика обволокли меня.
– Повесьте ее на ночь в клетке, – крикнул капитан Фокс.
Его предложение было встречено громким одобряющим криком.
Прежде чем я успела сказать что-то еще, меня подтолкнули вперед, навстречу хищникам.
На краю вражеского лагеря, привязанная к высокой ветке одинокого
дуба висела металлическая клетка. Она была похожа на маленькую птичью
клетку Стефана, но большая и грубая, хотя достаточно высокая, чтобы в нее
мог поместиться сидя взрослый мужчина. Внутри лежало разлагающееся
тело мертвеца. Его плоть наполовину исчезла, вероятно, ее склевали
стервятники и другие хищные птицы.
Один из солдат уже взбирался на дерево и пробирался к цепи, которая
должна была опустить клетку. Внутри меня все протестовало и толкало
бежать к Беннету. Но я была окружена слишком большим количеством
солдат и не смогла бы уйти от них. Но я не смогла бы сейчас бежать и по
другой причине: если моя смерть могла сохранить коллекцию сокровищ
Беннета нетронутой, не говоря уж о бабушке и множестве других людей в
стенах замка, тогда эта жертва была необходима.
Когда клетка упала на землю, несколько солдат быстро выкинули
останки пленника. Капитан Фокс грубо толкнул меня вперед:
– Садись в клетку, ведьма.
Хриплые крики Беннета раздавались в толпе солдат, которые вышли из
своих палаток и отошли от костров, чтобы увидеть меня, ведьму. Беннет уже
ничего не мог сделать, чтобы спасти меня. Он был бы дураком, если бы
попытался добиться моего освобождения силой. Мы были в меньшинстве, и
если он попытается что-то предпринять, то потеряет всех людей.
Я по собственной воле пошла к клетке. Гнилостное зловоние от
разложения жертвы нарастало с каждым шагом, и когда я заползла внутрь
двери, мне пришлось дышать через рот, чтобы не задохнуться.
Металлические прутья были покрыты запекшейся кровью и остатками
человеческой плоти, поэтому я подползла к противоположной стороне от
того места, где лежал мертвец, надеясь, что там почище. Железная решетка
захлопнулась за моей спиной, отдаваясь эхом в теле. Замок щелкнул, и
солдат на дереве начал поднимать меня наверх. Моя тюрьма раскачивалась
взад и вперед с каждым рывком цепи, и я ухватилась за твердые ржавые
металлические прутья, которые впивались в мое худое тельце. Испуганные
глаза солдата перебегали с моего лица на багровое пятно на руке, которое
отныне будет открыто. Я больше не могла это скрывать.
– Завтра будет суд. – Голос лорда Питта перекрыл голоса остальных. –
До тех пор она останется здесь. Иначе… – Его голос звенел в воздухе и было
понятно – он убьет любого, кто бросит ему вызов, включая Беннета, Олдрика
или любого, кого они пошлют.
Клетка поднялась намного выше людей, почти до самой верхушки
дерева. Я была на пугающей высоте. Солнечный свет пробивался сквозь
новую поросль листьев и попадал в клетку. По крайней мере, я могла быть
благодарна, что нахожусь не на самом солнцепеке, и не испекусь и не умру
от жажды. Хотя, возможно, такая смерть лучше, чем сгореть заживо.
Когда моя тюрьма перестала подниматься, я схватилась за прутья и
попыталась унять дрожь в руках. Я не могла удержаться, чтобы не поискать
глазами Беннета сзади толпы. Его высокий, гордый рост и широкие плечи
всегда были легко узнаваемы. Он был окружен солдатами, которые
сопровождали нас из Мейдстоуна. Полдюжины из них, включая Олдрика, хватали его за руки, ноги и тело, пытаясь удержать на месте. Лицо напряжено
и превратилось в маску гнева и отчаяния. Мои глаза встретились с его
глазами. Мучительная тоска в них погубила меня. Даже если он все еще
любил меня как друга, даже если он не верил, что я ведьма, я видела его
реакцию на мой изъян, и это причиняло мне неизлечимую боль. Столько лет
я пряталась за перчатками, картинами и книгами. Возможно, я вела себя
эксцентрично для того, чтобы держать людей на расстоянии. Но я делала это, чтобы мне не пришлось беспокоиться об их реакции. Теперь, когда я
пережила отказ от человека, который стал мне дорог, я поняла, что это было
больнее, чем я могла себе представить, даже хуже, чем холодность моего
отца. Все мое тело пульсировало от боли. Он должен будет сам убить меня, если пламя не сделает это.
– Я найду способ спасти тебя! – Закричал он, вырываясь из рук
державших его людей.
Я отрицательно покачала головой. Какой же дурой я была! Мне
следовало тщательнее оберегать свое сердце.
– Я спасу тебя! – Он рванулся сильнее, заставив людей, удерживающих
его застонать.
Оставшиеся кусочки моего сердца предали меня, наполнившись всей
любовью, которую я испытывала к нему. Отрицать это было бессмысленно.
Несмотря на то, что он ранил меня, я все еще любила его и, вероятно, буду
любить даже после того, как переступлю через небесные врата.