Нари улыбнулась ему.
— Есть, оказывается, еще один мир, мир, которого мы не знали. Мир абсолютной власти, власти более могучей, чем знают люди.
Рагнор рывком поставил ее на ноги.
— Нет, мы не будем так жить. Она отстранилась.
— Ты считаешь себя сильным, так знай: ты слабак! Ты даже не хочешь понять, какой тебе дан дар.
— Дар? Да мы прокляты!
Она подошла к нему вплотную, прильнула к нему.
Тогда помоги мне, помоги.
— Должен быть выход, — пробормотал он и тряхнул головой. — Пошли. — Он вытащил меч из ножен и принес его назад, в церковь.
Нари попятилась у дверей.
— Я не могу… Не могу войти.
— Тогда жди меня здесь.
— Ты намерен нас уничтожить.
— Я намерен подарить нам Валгаллу.
Рагнор вошел в церковь и бросил меч к ногам Питера.
— Прошу тебя! — потребовал он, дрожа всем телом. Голос его напоминал рев. — Отруби мне голову и позаботься о том, чтобы меня превратили в пепел и развеяли над морем. Проклятие, немедленно сделай так! Что до Нари… Ты и о ней позаботишься.
Питер словно не замечал меча, лежавшего у его ног.
— Питер, ты разве не понимаешь, глупец, я только что пил кровь одного из твоих братьев!
Питер покачал головой.
— Посмотри, где ты стоишь. В святой обители Господа. Я видел, как тебе хотелось прокусить мне горло еще днем, когда мы нашли тебя. Я уже знал, что ты больше не один из нас. Но ты тот, кто ты есть, и, даже изменившись, все еще можешь бороться со злом.
— Ты идиот, я и есть зло!
— Ты не мог бы находиться здесь, в доме моего Господа, если бы ты был прав.
Рагнор испустил вопль гнева и вышел из церкви. Он хотел показать Питеру, что он такое, и пошел за Нари, но ее уже не было.
Тупой монах! Он не поверил бы, он не смог бы постичь той агонии, того голода, что рвал его на куски. Рагнор прошагал мимо монахов, спокойно делавших свое дело, монахов, разжигавших костер, рубивших дрова. Он заревел, закричал, потом завыл. Он готов броситься на любого, чтобы выместить свою злобу. Но монахи в неведении своем подставляли ему свои спины и сохраняли непоколебимость.
Он повернулся и пошел в лес, затем побежал…
И когда он бежал, что-то произошло с ним. Он оказался на четвереньках, он стал зверем, могучим зверем, несущимся через кусты и кочки. Затем он замедлил бег.
Впереди на лугу пасся самец оленя. Он прогнулся и начал медленно, крадучись, подбираться к животному, скрываясь в траве. И затем он напал.
Руки его не имели пальцев, лишь когти. Он случайно заметил это и даже не удивился, настолько поглотила его радость охоты, настолько опьянил вкус крови.
А потом…
Снова вышла полная луна. Он встал и снова стал собой. Обхватив голову руками, Рагнор завыл. Слезы не шли. Тело его содрогалось в агонии, и в конце концов он опустился на землю и смотрел на закат солнца, ощущая, как незнакомая, странная сила вливается в него.
Питер нашел его и сел рядом, не боясь ни ночи, ни его, Рагнора.
— Ты должен меня уничтожить, — опять сказал он монаху. — Посмотри, что я сделал.
— Ты съел оленя, — с иронией ответил Питер. — Я и сам не прочь полакомиться мясом.
Рагнор покачал головой.
— Я — один из них, я чудовище.
— Ты должен пойти со мной.
— Куда?
— Назад, в церковь.
Рагнор ошалело посмотрел на монаха. На смену удивлению пришло раздражение и гнев.
— Чтобы я съел еще одного монаха?
Питер молча встал и пошел. Рагнор, ругаясь, пошел следом, не отставая от монаха, но и не обгоняя его. Он словно хотел предупредить его, что способен напасть в любую минуту. Вцепиться в шею… Но Питер ни разу не потрудился обернуться.
На площадке перед церковью, да и везде на развалинах деревни, пахло паленым мясом. Монахи кремировали своих братьев.
В церкви Питер взял Рагнора за руки.
— Сегодня ты прочтешь клятву. Ты поклянешься перед высшими силами.
— Я не верю в твоего Бога.
— Я думаю, ты веришь. Но если ты обратишь свою клятву к единственному истинному Богу, или Аллаху — богу арабов, или Тору, или даже мелким божествам язычников, живших здесь до нас, богам земли и воды, — единый Бог все равно примет твою клятву. Люди дают имена всему сущему. Разные имена. Но от них ничего не меняется. Такова природа человека, так устроен мир. Есть высшие силы, никто не может отрицать их. Есть гром, есть молнии, есть и безмятежный покой. Земля сотрясается, потом успокаивается. Люди воюют, а потом заключают мир. Есть невинность, есть зло. Ты поклянешься так, как я велю тебе, потому что ты мне нужен, потому что ты должен существовать, потому что каждому действию существует противодействие. Мой Бог никогда бы не использовал тебя в иных целях, кроме как для защиты свободной воли людей и для того, чтобы между ними существовали сострадание и сочувствие.
— Ты безумец.
— Считай меня безумцем. Но делай, что я прошу.
Рагнор повторил слова, которые потребовал от него произнести монах.
Закончив, он понял, что монахи вошли в церковь и стояли на коленях.
В ту ночь он лежал в церкви и мучился. Но ночь прошла тихо. Ни криков, ни грома, ни хлопанья крыльев, ни мерзкого свиста. И все же далеко за полночь в самый темный час ночи он почувствовал острое желание выбраться на волю.
Он вышел и остановился у дверей церкви. Питер вышел следом.
— Чего ты хочешь от меня? — с надрывом крикнул он монаху.
— Ты научишься. Ты научишься усмирять себя.
Рагнор ему не поверил.
На закате следующего дня вернулась Нари. Она подошла к нему с опущенной головой, и в глазах ее блестели слезы.
— Помоги мне, они за мной охотятся, хотят меня уничтожить.
— Нас надо уничтожить.
— Нет… Тебе они не причинят вреда. Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой. Если возможно… Я должна быть с тобой, молю тебя.
Рагнор никогда не чувствовал себя таким одиноким, таким озлобленным и таким беспомощным. Нари знала, что он чувствует, и понимала, как смягчить его. Был способ. Она останется, и она научится.
Монахи построили им домик, в то время как сами братья постоянно находились в церкви. Со временем Рагнор понял, что тревогу можно унять.
В лесу почти исчезли олени.
Самого злого вепря ничего не стоило усмирить.
Странную они вели жизнь. Монахи исподволь следили за ними, но постоянно оставались настороже. Каждый день они выезжали в лес на поиски врага. Рагнор наконец спросил Питера, зачем он остается здесь и что хочет найти во время своих вылазок. Атаки более не повторялись, враги, очевидно, ушли в другое место.
— Я буду здесь, пока нужен тебе, — ответил ему Питер, и Рагнор удивился. Он считал, что рядом с ними монахи находятся в большей опасности, чем где бы то ни было.
Но Питер ничего не стал объяснять.
В то время Рагнор не очень расстроился. Он сам мог немало понять и узнать. Он обнаружил, что сю способности к размышлению весьма обострились, как и умение выживать. У него появилась странная, вызывающая страх сила собственного рассудка, острота ума и острота чувств. И еще были ночи с Нари.
Между ними крепла связь. Прочная связь, способная противостоять ужасу от осознания того, кем они стали и чем они были. Казалось, она его понимала. Ночью они неслись как ветер, наслаждаясь темнотой и собственной силой. Они пировали кровью, они занимались любовью с той же яростной страстью, с которой охотились и утоляли голод.
При первом свете дня они засыпали и отдыхали.
Монахи ждали, настороженные.
Через год Рагнор почувствовал беспокойство. Он поговорил с Питером и сообщил ему, что хочет поехать домой или на тот остров, который он много лет считал домом.
Питер внимательно на него посмотрел.
— Ты готов.
— Я знаю, что я готов.
— А Нари? — спросил Питер.
— Она меня слушает. Питер помолчал немного.
— Тогда отправляйся домой, но помни: мы здесь.
— Почему? Почему бы вам тоже не вернуться домой?
— Потому что не все еще кончено.
Рагнор ему не поверил. Больше никто их не беспокоил. Немногие уцелевшие жители заново отстроились и сняли урожай. Земля воздала им сторицей. Скоро народится больше детей, дети вырастут и дадут новое потомство, и жизнь войдет в свое русло.