Миссис Робертс снова тяжело вздохнула. Она смотрела на Роуз и думала о том, сколько в ней чистоты, благородства и самоотверженности. Поначалу она радовалась, что ее сын решил взять себе в жены девушку, которая с легкостью поступается собственными интересами ради успеха и благополучия родных и близких. Но когда Роуз раскрыла ей свою страшную тайну, она подумала: что если ее невестка будет бесконечно приносить себя в жертву? Самоотречение – злейший враг семейного благополучия. Так считала миссис Робертс. Она безумно хотела поддержать свою невестку, но понимала, что помочь себе может только она сама.

– А что бы вы сделали на моем месте? – внезапно спросила Роуз.

Миссис Робертс задумалась. Она попыталась войти в положение Роуз. Тщетно. Она понятия не имела, что чувствует ее будущая невестка.

– Не знаю, милая, – честно ответила миссис Робертс. – Одно ясно: если ты пошлешь Гвендолин к черту, у тебя будут все шансы прожить долгую и счастливую жизнь. Ты ведь можешь быть не только хорошей женой, но и кулинарным писателем. Уверена, если ты когда-нибудь напишешь поваренную книгу, она станет бестселлером. Но только при условии, что ты включишь в нее рецепт своего лучшего пирога.

Роуз почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки. Каждый раз, когда речь заходила о песочном пироге с абрикосами и миндальным муссом, ей становилось немного не по себе. Она уже не была уверена, что поступила правильно, подарив его рецепт своей бывшей лучшей подруге. Гвен никогда не станет надежной хранительницей уникальных кулинарных идей.

– У меня к вам одна просьба, – произнесла Роуз, подняв взгляд на миссис Робертс.

– Я тебя слушаю.

– Не говорите о нашем разговоре Джексону.

Миссис Роберт пожала плечами. Она вовсе не собиралась рассказывать сыну о том, что у его будущей жены есть страшный секрет.

– Не буду, – произнесла миссис Робертс. – Надеюсь, когда-нибудь ты сама это сделаешь. Скрытность отнюдь не способствует семейному благополучию.

Роуз понимающе кивнула головой.

– Полагаю, тесто уже достаточно охладилось, – сказала миссис Робертс.

Роуз улыбнулась, встала из-за стола и достала из холодильника подмороженное тесто.

– Обожаю работать с тестом, – произнесла она, начав раскатывать холодный песочный шар.

Миссис Робертс посмотрела на Роуз, затем включила плиту и продолжила уваривать вишневый сироп. Она была в недоумении. И все же она по-прежнему считала Роуз лучшей девушкой на всем белом свете.

Я смешала греческий йогурт с бананово-клубничным пюре. По моему опыту фруктовые панкейки – это всегда беспроигрышный вариант. Впрочем, полагаю, у всех, кто придет сегодня на праздник, есть свой оригинальный рецепт панкейков, так что вполне вероятно, мне не удастся удивить жителей Банвиля. На часах было семь утра. Я проснулась около двух часов назад и за это время успела сделать тарталетки с яблочным джемом и белковым муссом, пирожки с клубничным вареньем, три закрытых пирога с картошкой и брынзой, пару десятков булочек с сахаром и корицей и примерно столько же мини-трубочек с заварным кремом. Мне не терпелось повеселиться на празднике панкейков. В последнее время в моей жизни было крайне мало веселья и торжества. Уличный праздник, на который все желающие приносят панкейки собственного приготовления, – это именно то, что мне нужно.

Мои панкейки вышли пышными и ароматными – такими, какие обычно подают на завтрак во всех благородных семьях. Я собрала рабочую сумку и вышла из дома.

– Доброе утро, Мадлен, – поприветствовал меня Итан, сидящий на веранде с чашкой кофе и утренней газетой.

– Привет, Итан, – ответила я, помахав Итану рукой.

– Готова к празднику? – поинтересовался он, отвлекшись от газеты.

– Еще бы, – радостно кивнула я, как вдруг вспомнила о письме, которое обнаружила вчера вечером. – Кстати, у меня есть для тебя сюрприз, – добавила я.

– Правда?– спросил Итан, удивленно приподняв брови.

– Я обнаружила письмо, которое, скорее всего, было адресовано твоей маме. Ее ведь звали Роуз Робертс, верно?

Итан смущенно кивнул.

– Я прихвачу его с собой, – продолжала я. – Клянусь, я даже не думала вскрывать конверт.

– Я тебе верю, – успокоил меня Итан.

Я улыбнулась и направилась в сторону пекарни.

День прошел незаметно. Ровно в шесть часов я вышла на улицу с остатками картофельного пирога и, сделав глубокий вдох, внимательно осмотрелась по сторонам. Был отличный вечер и я намеревалась провести его весело и насыщенно.

– Я с тобой не иду, – крикнула Эмили с кухни, едва я успела переступить через порог.

– Почему? – уточнила я.

Эмили молчала. Я вошла на кухню и увидела ее сидящей за столом с бутылкой лимонной шипучки и горкой трубочек с заварным кремом.

– Что-то случилось? – спросила я.

– Все хорошо, – ответила Эмили, отправив себе в рот аппетитную трубочку.

Она непрерывно смотрела в окно. Ее взгляд был полон задумчивости – словно последние несколько часов она размышляла о смысле жизни.

– Тебе звонил Шон? – внезапно осенила меня.

Эмили кивнула.

– Слава Богу, – выдохнула я.

Я знала, что Шон рано или поздно выйдет на связь. Он так хорошо воспитан, что признает свою вину даже, когда ни в чем не виноват. К тому же он был без ума от моей дочери и не мог допустить, чтобы она долго на него злилась.

– Он приедет? – спросила я.

– Пока не знаю, – задумчиво произнесла Эмили.

Я развела руками. Порой Эмили выводила меня из себя. Терпеть не могу, когда она пытается казаться нерешительной. Она хотела быть с Шоном до конца своих дней, но боялась признаться в этом даже самой себе.

– Едва ли тебе удастся найти кого-то лучше, чем Шон, – сказала я, отправляя в духовку приготовленные утром панкейки.

Эмили ухмыльнулась и пожала плечами. Она никак не могла смириться с тем фактом, что Шон – лучший, кого она когда-либо встречала.

– Я иду на праздник, – объявила я, достав разогретые панкейки из духовки. – Ты – как хочешь.

Эмили сухо кивнула и отправила себе в рот очередную трубочку.

Я вышла из дома и зашагала в сторону центральной площади, которая находилась недалеко от моей пекарни. Признаться, я еще ни разу там не была. Мне уже давно следовала прогуляться по городу: изучить местную инфраструктуру и достопримечательности, проникнуться атмосферой спокойствия и уюта, которая царит здесь двадцать четыре часа в сутки, но моя пекарня работала каждый день и я была постоянно занята приготовлением булочек, пирожков, слоек и тарталеток. Должно быть, центральная площадь – традиционное место сбора жителей Банвиля.

Я шла мимо домиков, огражденных белыми заборами, пергол, увитых плетистыми розами, маленьких кафешек с открытыми верандами, за столиками которых сидели милые, неторопливые люди с абсолютно спокойными лицами.

Когда я прибыла на центральную площадь, праздник уже начался: играла музыка, столы ломились на панкейков и напитков, прекрасные домохозяйки Банвиля обсуждали последние новости.

– Здравствуйте, Мадлен! – поприветствовала меня Мелинда.

Она стояла у центрального столика и держала в руках тарелку с горой панкейков, политых сиропом и украшенных кусочками клубники. Рядом с ней был статный симпатичный мужчина – должно быть, ее муж.

– Привет! – радостно произнесла ее я, приближаясь к центральному столу.

– Этой мой муж – Джереми, – произнесла Мелинда, погладив по плечу симпатичного джентльмена. – Джереми, это Мадлен.

– Приятно познакомиться, Мадлен, – произнес Джереми, пожав мне руку. – Так это вы последнюю неделю снабжаете нас ужинами?

Я смущенно кивнула.

– Если честно, с тех пор как вы переехали в наш город, – сказала Мелинда, внимательно изучая панкейки, которые я принесла, – я стала меньше готовить.

– Но ведь ты продолжаешь печь на заказ? – на всякий случай спросила я.