– Тебе нехорошо? – испуганно спросила миссис Розенберг, не переставая делать начес.

– Да, – закивала Роуз. – Живот заболел. Это все от нервов.

Миссис Розенберг покачала головой и печально посмотрела на дочь.

– Я знаю, что тебе нужно, – сказала она.

Она вышла из комнаты и вернулась через минуту с двумя бокалами шампанского.

– Выпей.

Роуз послушно взяла бокал и сделала глоток шампанского. Она прикрыла глаза и подумала о том, что будет, если завтра утром она расскажет Джексону о своей тайне. Он, наверняка, скажет, что она сумасшедшая. После разговора с миссис Робертс она твердо решила, что непременно раскроет Джексону свой страшный секрет. Скрытность отнюдь не способствует семейному благополучию. Эта фраза, произнесенная миссис Робертс, прочно засела в сознании Роуз и последние несколько дней не давала ей покоя. Когда она осознала, что хочет прожить с Джексоном всю оставшуюся жизнь, то дала себе обещание, что между ними никогда не будет секретов. У нее их никогда и не было. Но ситуация с Гвендолин заставила ее круто изменить свою жизнь.

Глаза Роуз наполнились слезами. Она смотрела на свое отражение и старалась улыбаться. Тщетно. Ее взгляд был полон страха.

– Все будет хорошо, – отчаянно произнесла миссис Розенберг. – Уже через несколько часов ты станешь замужней женщиной. Твоя жизнь изменится. У тебя больше не будет поводов для волнения.

Роуз посмотрела на мать. Она старательно делала ей начес – словно красивая прическа являлась залогом спокойствия и успеха. Миссис Розенберг всегда уделяла особое внимание внешности дочери: покупала ей красивые платья, приглашала домой профессиональных парикмахеров, делала ей натуральные маски для лица. Однако Роуз был чересчур скромна, чтобы подчеркивать достоинства своей внешности и довольствовалась образом милой скромной девушки.

Роуз хотела рассказать матери о том, что ее тревожит, но понимала, что душу можно изливать лишь одному человеку. Она уже поведала о своей проблеме миссис Робертс и этого было вполне достаточно, чтобы осознать: она совершила страшную глупость. Дружба с Гвендолин ничего не стоила. Между ними никогда не было искренности и чистоты. Гвен относилась к Роуз как к прислуге. Она помогала ей с уроками, снабжала ее вкусными завтраками, водила на культурные мероприятия, о которых Гвен даже не слышала. И как только Роуз могла подарить Гвен самое ценное, что у нее было? Порой она думала, что стоит пренебречь моральными принципами, которых она придерживалась, и сказать Гвен, что она передумала. Однако она не была уверена, что это не сподвигнет Гвен совершить очередную подлость.

Раздался стук в дверь. Роуз слегка вздрогнула. Миссис Розенберг отложила расческу и задумчиво посмотрела на дверь.

– Кто бы это мог быть? – произнесла она. – Ты кого-то ждешь?

– Нет, – испуганно ответила Роуз.

 Миссис Розенберг пожала плечами и направилась в сторону двери. От страха Роуз слегка прикрыла глаза. Она не хотела никого видеть. До начала церемонии оставалось два часа и она была твердо намерена провести их в тишине и покое. Миссис Розенберг открыла дверь. На пороге стояла Гвен. Она была одетая в платье с пышной юбкой. Ее волосы были собраны в высокий пучок и украшены искусственными цветами. От нее исходил аромат жасмина. Она улыбалась довольной улыбкой и держала в руках коробку, перевязанную розовой ленточкой.

– Что ты тут делаешь? – воскликнула миссис Розенберг.

– Пришла поговорить, – спокойно ответила Гвен.

Роуз медленно обернулась. Гвен смотрела на нее так, словно намеревалась вонзить кинжал в ее грудь. Роуз решила, что ее бывшая подруга снова что-то задумала. Неужели ей было мало того, что она лишила ее самого дорого в жизни?

– Убирайся отсюда, – произнесла миссис Розенберг, слегка пригрозив Гвен кулаком.

– Миссис Розенберг, – произнесла Гвен, мотая головой, – по какому праву вы разговариваете со мной таким тоном? Я ведь не сделала вам ничего плохого.

Миссис Розенберге закатила глаза. Она всегда недолюбливала Гвен. Теперь же, когда она стала заклятым врагом ее дочери, она не испытывала к ней ничего, кроме ненависти.

– Неужели ты хочешь испортить Роуз лучший день в ее жизни? – поинтересовалась миссис Розенберг, внимательно рассматривая коробку, которую принесла с собой Гвен.

– Вовсе нет, – замотала головой Гвен.

Роуз внимательно наблюдала за бывшей подругой. Она выглядела такой уверенной – словно в ее голове сложился четкий план мести. Она не просто так решила навестить Роуз в день ее свадьбы.

– Мам, – наконец, заговорила Роуз, – все в порядке. Впусти ее.

– Что? – недоуменно спросила миссис Розенберг. – Ты уверена?

– Абсолютно. И если можно, оставь нас не надолго.

Роуз старалась говорить спокойно. Она подумала: если Гвен явилась, чтобы испортить ей свадьбу, она никак не сможет ей помешать. Максимум, что она могла сделать, – выслушать бывшую подругу.

– Как знаешь, – сказала миссис Розенберг и вышла из комнаты.

Роуз и Гвен остались одни. Роуз сидела перед зеркалом. Гвен смотрела на нее оценивающим взглядом. На несколько секунд в комнате воцарилась абсолютная тишина, которую нарушали лишь порывы ветра, доносящегося с улицы сквозь приоткрытое окно.

– Красивое платье, – произнесла Гвен, слегка поджав губы.

Ей было трудно признать, что Роуз выглядит великолепно. Она считала ее недостойной красивой свадьбы.

– Спасибо, – кивнула Роуз. – Сюзи сшила мне его на заказ.

– Чудно.

Гвен присела на диван. Роуз спешно убрала волосы в хвост, взяла в руки бокал и сделала еще один глоток шампанского.

– Что ты мне принесла? – поинтересовалась она.

– Моя мама испекла для тебя капкейки, – ответила Гвен. – По твоему рецепту.

Роуз едва не потеряла сознание. Мама Гвен испекла для нее капкейки. Мало того, она сложила их в красивую коробку и перевязала шелковой ленточкой. Что бы это значило? Неужели она хотела порадовать Роуз в день ее свадьбы? Это было бы странно, ведь после истории с Джексоном она должна была всем сердцем ее ненавидеть.

Гвен протянула Роуз коробку с капкейками.

– С ананасовым курдом и сливочным кремом, – на всякий случай уточнила она.

Роуз смущенно кивнула, затем развязала ленточку, открыла коробку и увидела заветные кремовые шапочки, которые приводили ее в состояние восторга.

– Твоя мама просто волшебница, – произнесла Роуз, едва сдерживая слезы.

Гвен сухо улыбнулась и пожала плечами.

– Почему она решила испечь для меня капкейки? – не могла не поинтересоваться Роуз.

– Потому что она хорошо воспитана, – ответила Гвен. – Твоя подлость – не повод оставлять тебя без подарка в день твоей свадьбы.

Слова Гвен врезались в сознание Роуз словно острый нож в поверхность пирога. Она поняла: ни одна жертва не заставить Гвен ее простить. Она будет злиться на нее до конца своих дней.

– Зачем ты пришла? – спросила Роуз, прикрыв коробку с капкейками.

– Сообщить тебе важную новость, – гордо произнесла Гвен.

– Правда? – удивилась Роуз.

Гвен распрямила плечи, слегка поправила волосы, бросила на Роуз самодовольный взгляд. Она явно намеревалась сообщить ей что-то, что окончательно выбьет у нее почву из-под ног.

– Я встречаюсь с Чарли Стоуном, – сообщила Гвен.

Чарли Стоун. Когда-то это имя было для Роуз целым миром. Чарли Стоун был первым, в кого она влюбилась. До встречи с Чарли Роуз была твердо убеждена, что проживет без любви. Но Чарли Стоун сотворил с ее сердцем истинное чудо. Когда он впервые ее поцеловал, она почувствовала, как за ее спиной вырастают крылья. Они встречались почти год, после чего Чарли сказал, что ему нужен перерыв. Он первый помог Роуз осознать, что жизнь без любви не имеет никакого смысла, и первый – разбил ей сердце. После расставания с Чарли Роуз почти неделю приходила в себя: плакала, ела пирожные со взбитыми сливками, пересматривала Унесенных ветром. Ей так и не удалось до конца заживить раны, которые оставил в ее душе красавец Чарли, однако если бы не он, ей бы так и не удалось поверить в любовь. Она была бесконечно благодарна ему за то, что он причинил ей боль.