Ибо на перспективное добро запросто могли недостойно позариться в пути следования, не исключая и подлого смертоубийства хозяина под видом несчастного случая! – к примеру, будто бы вышедшего на палубу оправиться по малой нужде и ненароком выпавшего за борт по личной неосторожности.

А не перевелись еще в ту пору злыдни кровавых криминальных наклонностей в славной Земле вятичей!

Вследствие чего, скрытному сыску, являвшемуся второй по важности составной частью Секретной службы, было доверено подыскать самых достойных кандидатов в сопровождающие, без пятен в биографии – то бишь, родичей в иноземье, презренного пребывания во вражьем плену, вызывающего глубокие подозрения, и криминального прошлого с пребыванием в местах заключения; необходимой являлась и безупречность по «пятому пункту».

А социальное происхождение и не рассматривалось! Ведь не существовало тогда интеллигенции, вечно рефлексирующей и заведомо склонной к преступному инакомыслию, равно и состраданию к «униженным», по ее предположениям, и «оскорбленным», в качестве гигиенической прокладки меж аналогично отсутствовавшим пролетариатом и селянством. Тем паче, что последнее еще не приступило расслаиваться на три базовых категории: зажравшихся кулаков-мироедов; инфицированных собственническими инстинктами середняков; потенциально революционную голытьбу, коей нечего было терять, опричь прохудившихся лаптей.

Так подыскали троих из отдаленных округ, где никто не мог бы опознать в Радиславе натурального Молчана. Дале уже самому надлежало побывать там, якобы по торговым надобностям, и пригласить приглянувшихся присоединиться к нему в крутой маршрут до неведомой, а заманчивой Тмутаракани.

И согласились все кандидаты, подсказанных скрытным сыском! Двое из них предназначались в секьюрити Радислава в пути и на месте, равно и подсобниками на тмутарканском торге, приглядывающими там за товаром. Третий же, высмотренный на торжище в граде Муроме, именем Борщ, означающим ботву, избран был по коммерческой части, предполагаясь полномочным помощником Радислава по непосредственной торговле в пункте прибытия; века спустя его обозначили бы старшим приказчиком.

С ним-то и лопухнулись скрытные сыскари из Мурома, нерадивые и небрежные! Ибо не взяли в соображение, что любой овощ характерен не токмо легко обозримой ботвой, а и корешками, затаившимися в глуби, вне надзора. А Борщ, относившийся к изрядному племени тайно прощупывающих, вынюхивающих, подглядывающих, подслушивающих и опробующих, уже осьмой год нелегально состоял на прямой связи с муромским отделением внутреннего сыска под секретным наречением: Шиш.

Ибо смешливый куратор Борща подразумевал двойное обозначение сей клички. А именно: не токмо нечистую силу, а и кукиш в качестве двусоставного невербального намека, образно обещавшего некое силовое проникновение в того, кому адресуется, не в пример примитивности демонстративно выставляемого одиночного перста, наволящего на подозрения о массовом латентном эксгибиционизме у заведомо недостойных западников мужского пола и тотальной приверженности оных патологии публичного самоудовлетворения. И оба обозначения от того куратора равно сулили недоброе всем муромцам, выявляемым для выполнения плановых показателей по изобличению и задержанию, предписанных вышестоящими!

И еже агент Борщ уведомил своего куратора, поднявшегося за время их интенсивного взаимодействия до второго по значимости чина в муромском отделении, о заманчивом предложении некоего заезжего купца, удачливо распродавшего привезенные по бросовым ценам изделия ювелирного промысла, тот не сразу же определился с решением, отпускать своего самого ценного агента на долгий срок, або воздержаться. Ведь мог оголиться важный участок оперативной работы! И пришлось назначить иную встречу, взяв время на размышления. Назавтра – понятно, затемно, ибо конспирация! – молвил куратор уже в самом начале, не талдыча вокруг да около:

– Душевно жаль, что придется отпустить тя, ведь лучший ты в моем подчинении, скрытном. Отходя вчера ко сну, посчитал, и сам пришел в изумление! Шестьдесять ворогов изобличил я по твоим наводкам, а еще седмьнадесять отошли, не успев признаться по полной форме, ибо не выдержали первых же допросов с пристрастием.

Чахлый народец, и не жаль таковых! – ведь вместо укрепления здоровья и отказа от вредных привычек, а дожили бы тогда и до отправки в узилища, занимались на торжище подрывной деятельностью, отказываясь делиться с органами их безопасности от возможных татей. Все ж, убрав сих, общим числом седмьдесять седмь, зачистил я торжище от нежелательных элементов, в чем и твоя заслуга! И будет не хватать тебя в моих оперативных разработках! А не счел я правильным пресечь твой временный отъезд. Разрешаю его! Кати, не опрокидываясь! Плыви, не утонув! И обогащайся, елико сможешь, за счет нанимателей! Не тя учить торговому шельмовству!

Однако присоветую, ради твоей же выгоды! От купцов, бывавших в Тмутаракани, ведаю: вельми хороши там вина, кои соглашусь отведать я, в удобных при перевозке больших глиняных сосудах. Дивны паволоки, привозимые из Царьграда, особливо шелковые аксамиты с золоченой нитью. А любимые мной златые поделки дешевше там, неже у нас, где почти одно серебро, поднадоевшее столь, что и глядеть на него ленюсь!

«Да уж, серебра у тя, лихоимца, вдосталь! Бесчестно и скрытно сбирая со всего торжища, вопреки прежним обычаям и предписаниям от вышестоящих, кои взимают в свои кошели строго по соответствию своему месту, нахапал выше всяких пределов, будто глава всей округи! Не по чину сие!» – нелицеприятно подумал тайный осведомитель. А воздержался огласить.

– Запоминай, и делай верные выводы! – присовокупил куратор. – Не огорчи мя по возвращению! Ведь и тебя порадую. Ибо намереваюсь возложить сбор с торжища на тебя, а двадесятая доля твоей будет! В силу войдешь, и возрадуется жена твоя, осиянная добродетелью!

«Она и ноне возрадуется! – живо отреагировал в мыслях Борщ, он же Шиш, для коего не были секретом шашни его жены с куратором. – И согласился ты на мое убытие, вопреки своему служебному долгу, не токмо

из-за будущей мзды, а и ради утоления презренной похоти! Шалава же, и есть шалава! Отъеду, и по руце пойдет…».

Впрочем, и сам мысленный обличитель не был праведником. Ведь многократно ловчил мимо супруги, растрачиваясь на стороне! А сестра ея даже родила от него, приписав зачатие своему мужу. Хотя и тот был вовсе не промах по линии высоких чувств к иному полу, наделенному непохожими на мужские, телесными достоинствами, активно промышляя на стороне…

По прибытии на место, Борщ шустро освоился. И начал мало-помалу злоупотреблять доверием беспечного хозяина, боле занятого, на его взгляд, охотой и блудежом – в прямой убыток коммерции. И удивлялся недавний Шиш таковой нерадивости.

«Держи сей торговое место в Муроме, убыл бы вспять в рубище!» – определил он, пребывая в полном неведении, что истинные задачи Радислава в Тмутаракани не определяются извлечением торгового барыша, а направлены на подрыв обороноспособности Ромейской державы – стратегического союзника чуждого Киевского княжества!

Ясное дело, промышлять сбытом ювелирных изделий – иное, чем мясопродуктами на развес, шельмуя с пересортицей, да и покупатели тут – не всегда обделены хотя бы житейским разумом. А все ж, аще напрячь извилины, можно преуспеть и в боле изобретательном обмане.

Во избежание нареканий от Роспотребнадзора, чреватых и денежными исками за разглашение конфиденциальной информации, вынужденно воздержимся от скрупулезного изложения торговых шалостей тайного агента с муромской пропиской. И упомянем лишь об одной – самой примитивной, ибо о ней ведают даже многие из не вполне еще законченных лохов. В отсутствие Радислава, отпускал он товар по завышенным от определенного тем предела, а разницу непристойно зажуливал в собственный кошель, за что позор ему, общественное порицание и гневная укоризна в книге жалоб и предложений!

И ладились дела его! Уже и развернул, втайне от доверчивого Радислава, манкирующего добыванием прибыли, ведь то и дело убывал из стольного града по сугубо праздным надобностям, собственную торговлю иного, чем ювелирсбыт, профиля.