Ни столбов Тьмы, ни фигур безвозвратно одержимых. Только темные очертания домов, нависающих над улицами площади, низкое небо, привычная мглистая серость вокруг. Весь окружающий мир привычно темно-серый — и земля, и окружающие здания, и небо.

Только лишь белые стены Политехнического музея, так похожего на огромный русский терем, немного разгоняют привычную серую мглу. Но именно Политехнический музей и выглядит здесь и сейчас самым отталкивающим зданием — по его белым стенам змеятся черные, влажные лианы. Очень это похоже на то, как бугрятся на бледном лице одержимого черные вены, когда приходится касаться Тьмы — пришла мне вдруг на ум аналогия сравнения.

Продолжая постоянно оглядываться по сторонам, я медленно прошелся по площади. Место одновременно знакомое — я здесь, на Лубянской площади, был в прошлой жизни неоднократно; знакомое, но одновременно и чужое.

Такое волнующе-знакомое с малых лет здание Детского мира отсутствует, а широкий проезд Новой и дальше Старой площади разделяет вдоль, на две неровные части, крепостная, без шуток, стена. Совсем как в городах Старой Европы, когда в центре видишь остатки старых укреплений. Эта стена меня и смущала — в моем мире такой точно не было.

Если бы не узнаваемый Политехнический музей, я и не узнал бы место, где нахожусь. Помогла архивная память: восстановив перед взором картинки собственных воспоминаний и осколков знаний о новом мире, я понял, что в здесь сохранилась стена Китай-города, в моем мире отсутствующая. И Китайгородский проезд, здесь называющийся Китайский, в этом мире так и пролегает начинаясь от самой Лубянской площади, вместе с ограждающей его сохранившейся стеной.

Внимательно осматриваясь, и держась подальше от Политехнического музея, двигаясь ближе к чистой от влажных змеящихся лиан крепостной стене, я двинулся по проезду Новой площади. Но пройдя не больше полусотни метров, приостановился, не в силах понять, что мне не нравится.

В картине окружающего мира (пусть это и темный мир отражения) присутствовала какая-то неправильность. Что-то меня задевало, какая-то деталь — зудящая как комариный писк. Более минуты мне потребовалось понять, что именно меня тревожит. И все оказалось донельзя просто — осознав себя в привязке к месту, я не замечал привычной высотки на Котельнической набережной. Отсюда, с широкой улицы Новой площади в старом мире, она видна прекрасно, и именно на эту высотку я несколько раз ориентировался во время прогулок по Лубянке и Таганке.

Выругавшись на себя и свое подсознание, подкинувшее столько мысленной и при этом бессмысленной работы, двинулся вперед. Пройти мне предстояло один короткий перегон красной линии метро. От Лубянки до Китай-города, меньше полукилометра — если ориентироваться по старой памяти ориентиров моего старого мира.

За то время, пока шел между длинным зданием Политехнического музея и китайгородской стеной, так никого и не встретил. Правда, ощутимо давила на сознание опасностью аура близкого, и буквально облепленного блестящими черными лианами здания Политеха. Но никто оттуда, поинтересоваться у меня кто тут такой ходит, не вышел.

Когда прошел до конца здания Политехнического музея, увидел арку Ильинских ворот в китайгородской стене. Как раз нужный мне перекресток — и пройдя через арку ворот, оказался у цели.

Здание Тайной Академии Темных Искусств удивило. Во-первых, потому что я его вспомнил — в моей старой жизни в моем старом мире именно в этом комплексе объединенных бывших доходных домов располагалась администрация президента Российской Федерации. Ну а во-вторых, здание Тайной Академии оказалось подсвечено. Причем светилось оно не изнутри, и не снаружи. Вернее, оно даже не светилось, а будто бы было высвечено.

Свет сюда проникал словно отсветом сияния яркого истинного мира, словно просвечивающего через ткань реальности. Это не было светом в привычном понимании, скорее походило на отсвет предрассветной дымки, когда постепенно светлеет только что темное ночное небо.

Высящаяся светлая громада здания была чуждой этому отражению, и казалась частью мира иного. Настолько чуждой, что несколько минут я просто стоял и смотрел на такое светлое в этом темном мире здание. На границе сознания крутились догадки, которые я поймал, зацепил и слепил в дельную, как мне показалось, теорию.

Одержимые этого мира изучают Тьму через Тьму. Владея темными искусствами, они Тьму используют. Ну или Тьма использует одержимых — второй раз за относительно короткое время вспомнил я анекдот про «… - Официант, а почему сегодня яйца такие маленькие, а в прошлый раз ведь были большими? — Так понимаете, когда тореадор быка, а иногда ведь и бык…. тореадора».

Одержимые изучают и знакомятся с Тьмой в контакте с ней. Собранные же под эгидой ФСБ «академики» изучают Тьму через Свет. Высвечивая Тьму, и в основном глядя на отбрасываемые Тьмой тени. Именно поэтому фон Колер, помнится, так кривился в любых разговорах, затрагивающих Тайную Академию.

Они, кстати — ребята из этого здания, случайно проход между мирами высветить не могут? — подумалось мне, когда я сформулировал про себя все догадки о деятельности академиков. Судя по тому, как выглядит это самое здание, могут вполне. Вопрос может быть и не завтрашнего дня, но свет то сюда уже проникает. Значит есть возможность.

В кованые ворота Академии, в подсвеченную извне зону, я заходил с некоторой опаской. Но ничего не произошло, свет меня никак не обжигал, дискомфорта не добавлял. Более того, слабый отблеск сияния истинного мира решил кажущуюся недавно серьезной проблему — перемещения в помещениях здания.

Я-то думал, что мне по пути к апартаментам Бергера предстоит торопливый забег по коридорам, либо вообще придется по стенам забираться, чтобы не нарваться на безвозвратно одержимых и прочих опасных существ темного мира, которые могут находиться в настоящей темноте под сводами зданий.

Но все оказалось гораздо проще. Я спокойно шел по коридорам и мне не нужно было даже активировать способность видеть в темноте. Я сейчас находился словно в темной комнате, освещенной отблеском уличных фонарей. Равномерно освещена, без конкретного источника света — сами стены, потолок и пол здесь давали немного света, так похожего на лунный.

Апартаменты Бергера, в глубине здания, нашел довольно быстро. Зашел, осмотрелся. Еще раз осмотрелся. Заставил материализоваться в руке клинок-кукри.

Четыре утра. Что в это время делают нормальные и порядочные люди? Правильно, по большей части спят в своей постели. Вот буду надеяться, что Бергер, в отличие от меня, шарахающегося в четыре утра по темному миру отражения, сейчас спокойно спит.

Приготовился физически и морально, достал блокирующую магию хлопушку, переданную Ольгой, подготовил браслеты, повесив их на пояс, и броском кукри отправился в истинный мир, сразу же переходя в состояние скольжения. И оказавшись в истинном мире, двигаясь на пределе сил, на максимальной скорости, активировал хлопушку. Ольга не соврала — пространство вокруг после активации Хлопка перекрутило, мешая астрал с реальностью.

Вот только никого здесь не было.

Пусто.

Ни малейшего отзвука чужой ауры, ни даже тени живого присутствия — абсолютно пустые апартаменты.

Замерев, максимально ускорившись во времени — находясь практически в состоянии остановившегося мгновения, и наблюдая как искажаются очертания пространства вокруг, я лихорадочно размышлял.

Александр Васильевич сказал, что Бергер сейчас находится именно здесь. Мог Бергер проснуться и уйти за те несколько минут, что потребовались мне добраться от Лубянки до Академии? Мог. Вот только я в это что-то не верю.

Предполагаю, что Александр Васильевич предоставил мне неверную информацию. Либо сознательно, либо ошибившись. И это, вне зависимости от причины, кардинально меняет обстоятельства дела.

Впрочем, ошибка директора — сейчас далеко не самый главный вопрос на повестке. Самый главный вопрос — что мне сейчас делать? Ждать Бергера здесь, возвращаться на Лубянку к Ольге и Анастасии, или спуститься в лабораторию?