Это что-то за гранью… Даже не знаю, как это назвать. Почти уже сойти с ума… Держать тебя так близко к своему сердцу, к своей полыхающей от невыносимой боли душе, прекрасно понимая, что только ты способна её унять или снять этот лихорадящий жар и с тем же… Хотеть и убить, и украсть у всего мира одновременно. Сделать не менее больно, чем ты сделала мне, а потом добить нежностью и ласками, на какие я только вообще способен или, наоборот, не способен…

Я точно свихнулся… Другого объяснения банально не нахожу.

– Я сошёл с ума? – о-о, как мне хотелось проорать это тебе в глаза, со всей дури сжав твою лебединую шейку своими трясущимися ладонями. Но я только прохрипел, сдавленным в трохее рыком, вырвавшимся болезненным выдохом в твоё лицо, прямо в твои приоткрытые губки… Разве что не взвыл, пусть и тянуло, просто до безумия.

Зато от другого соблазна так и не сумел удержаться, припечатав твоё такое шикарное бл*дское тело к ближайшей стенке, прямо у дверей туалета, навалившись сверху, чтобы, не дай бог, даже дёрнуться не смогла или хотя бы пискнуть.

– А, знаешь, ты ох*ительно права! Потому что-таки да! – и по-другому это точно не назовёшь, тем более, когда сил сдерживаться почти уже не осталось. Да и не хотелось мне (ВАШУ МАТЬ!) сдерживаться! После всего того ада, что мне пришлось до этого пережить!

С каким наслаждением я теперь мог оплести твоё оцепеневшее личико своими пальцами, одновременно и лаская, и дурея от тех ощущений, что сливались в моей коже в рецепторах вместе с моим зудом. А вдыхать со столь близкого расстояния твой одурманивающий запах, а прижиматься и вжиматься в тебя такую податливую и до безумия реальную, мечтая охватить тебя абсолютно всю, до самой последней клеточки, слившись в одно целое и неразрывное…

– Ты меня не просто сводишь с ума! – и уже хрипеть прямо в твои дрожащие губки, вдавливаясь быстро твердеющим членом до острой боли в разбухшей головке в твой живот и очень чувствительный лобок. Да у кого вообще после такого останется хоть капля здравого разума в голове? – А буквально… доводишь до ручки… И только попробуй сказать, что не чувствуешь того же! Что не ждёшь, чтобы я тебя вые*ал прямо здесь и сейчас!

– Ты… ненормальный!.. – какое жалкое подобие на отпор, упереться в мою грудь немощными кулачками и даже жалобно всхлипнуть. Только не выглядишь ты сейчас на стопроцентную жертву насилия. Почему не кричишь и не отбиваешься? Почему в твоих глазах, кроме дрожащей пелены чуть набежавших слёзок разрастается эта зыбкая дымка столь знакомого мне сумасшествия?

Потому что, да, моя девочка! Это такая же одержимость и такое же срывающее все блокираторы с тормозными колодками сладкое безумие, которыми пробирает до мозга костей и меня. От которых в голове лопаются бурным фейерверком жалкие остатки человека разумного, охватывая эрогенным пламенем как тело, так и ничтожнейшую сущность. Взрываясь остервенелой похотью и греховной пульсацией практически везде, где находятся нервные окончания – от спинного мозга и вплоть до кончиков пальцев рук и ног.

– Не больше твоего! Просто признайся… скажи мне правду! Ты меня хочешь?

Меня уже просто трясёт. Я больше ни черта не вижу, не слышу и не чувствую, кроме своей Стрекозы. Она единственное в этом мире, на чём сосредоточено абсолютно всё моё внимание, к чему тянется моё безвольное тело и кровоточащая уже который день подряд жалкая душонка.

– Хочешь, чтобы я тебя вые*ал? Я же вижу, что хочешь… Нет… – с исказившей моё лицо циничной ухмылкой я отрицательно качнул головой. – Не просто хочешь, а едва не кончаешь от одной только мысли об этом… Я же это вижу и… да… чувствую…

Сжав обеими ладонями твою маленькую головку, уткнувшись лбом в нежную переносицу… зачитывая прямо в губки свои бредящие заклятия…

Это сильнее нас. Этому невозможно противостоять. Оно и есть то, во что мы превратились далеко не вчера и не сейчас. В смертельную для любого из нас одержимость. В обезумевшую страсть и ничем не подавляемую похоть. В нечто большее, у чего не существует словесного определения. То, что является только нашим, общим, единственным в своём роде…

Ты всхлипываешь в мои губы мне в ответ, и меня срывает окончательно. Будто долгожданная звуковая команда, оглушающим выстрелом по нервам и перевозбуждённым эрогенным точкам. Острая судорога бьёт в головку члена, едва не взрываясь болезненным оргазмом, и я не выдерживаю. Накрываю полностью твой рот своим, прорываясь в его сладкую глубину атакующим языком. И плевать, что, скорей всего, его совсем недавно целовал мой отец или… того хуже… Ты брала им его полувялый пенис. Я просто это сделаю… Сотру ко всем херам собачьим каждый оставленный им след, каждую метку или попытку тебя заклеймить. Сейчас ты будешь чувствовать только меня! Сходить с ума только по мне!.. Я просто заставлю тебя всё это пережить и прочувствовать. То, что ты МОЯ! ТОЛЬКО МОЯ!

И после этого скажешь, что я обманываюсь и сам себя накручиваю? Что весь твой недавний отпор не закончился вынужденным поражением? И ты цепляешься сейчас за мои плечи жадными пальчиками совсем не от желания раствориться в нашем обоюдном безумии и не отвечаешь на мой поцелуй столь же неистовым напором?

Хотя для нас и без того всё другое кажется совершенно неважным – безумно далёким, за пределами недосягаемого никем и ничем нашего общего мирочка. Маленького клочка рая, ставшего средоточием нашего обоюдного существования. Только наши тела и слившиеся в одно целое сущности. Наши сомкнувшиеся в жадном поцелуе губы и не уступающие в откровенных атаках-погружениях языки, настолько глубоком и бесстыдном, что я уже готов был кончить лишь от одного твоего ответного толчка у меня во рту или ещё более возбуждающего движения по моим воспалённым рецепторам.

Какой-то хлопок или очень похожий на него звук застал нас врасплох не в самый подходящий для этого момент, заставив нас обоих вздрогнуть и прерваться всего на несколько секунд. Долго не думая (и не дожидаясь, когда до нас дойдёт кто-то из непрошенных гостей), я потащил тебя к ближайшим от уборных дверям то ли хозяйственной кладовой, то ли самого обыкновенного чулана. На благо они запирались изнутри на щеколду, что я и сделал, как только мы очутились в ещё более тёмном помещении с проникающим сюда очень тусклым светом из подпотолочных окошечек.

И за всё это время, ты не проронила ни звука и не выказала хоть какого-то негласного сопротивления, оглядываясь испуганно по сторонам и одновременно прислушиваясь к тому, что происходит за окружающими нас стенами не очень удобной для интимного общения комнатки. Хотя на удобства мне сейчас было банально начхать. Меня сейчас трясло вовсе не от страха быть пойманным с поличным на месте преступления (и тебя по ходу тоже). Я бы с радостью убил того, кто нас только что шуганул с облюбованного нами пятачка, пусть и понимал задним умом, насколько сильно мы там рисковали и до какой степени у меня сорвало крышу, если я успел напрочь забыть о нашей с тобой безопасности.

– Может лучше… всё-таки вернуться? Это… очень плохая идея… – твой дрожащий, сбитый от учащённого дыхания шёпот где-то у моего плеча прозвучал отнюдь не отрезвляющим сигналом к выдвинутому тобою предложению. Про исходящее от тебя тепло и слишком опасную близость можно и не говорить. Даже передышка в несколько секунд не дала мне ни единого шанса на очнуться и наконец-то прийти в себя. Попади мы сейчас в подвал или на грязный чердак, меня бы и это не остановило. Боюсь, рядом с тобой такое в принципе невозможно, особенно после всего, что мне уже пришлось по твоей вине пережить.

– Да, конечно… мы обязательно вернёмся… – я тебе это так и сказал, прямо в губы, когда опять к тебе обернулся, когда обхватил твоё прохладное личико немеющими от сумасшедшего желания пальцами и когда всего через один шаг или полтора прижал тебя снова к ближайшей стене меж высокими стеллажами. А ты после этого лишь немощно выдохнула-всхлипнула, задрожав ещё сильнее и вновь беспомощно вцепившись в мои рукава на локтевых изгибах. А как блестели в полусумраке твои расширенные до предела глазки…