Никогда ещё так быстро я не разочаровывалась в ком-либо вообще. Даже потеря веры в Деда Мороза не ощущалась мной настолько шокирующей и до дикости отрезвляющей, практически до полноценного срыва. Даже узнав всю подноготную о Кире Стрельникове, я всё ещё держала под сердцем тлеющую крохотным угольком едва живую о нём надежду. И не то что из-за юношеской наивности, присущей каждому, кто готов идеализировать любимый образ до потери пульса и здравого рассудка, а из чистого упрямства. Как любому здравомыслящему человеку не лишённого критического мышления и логики, мне требовались доказательства. Прямые, неопровержимые, желательно из уст того чья репутация в моих глазах была попрана кем-то со стороны в весьма неприглядных красках и эпитетах. Прямо как сейчас, на примере Егора Николаева, упавшего с моего детского пьедестала глиняным истуканом, абсолютно пустопорожним и с очень хрупкой, как у куриного яйца, оболочкой. Видимо, у бога в момент его создания было до жути прескверное настроение. Такого я и сама была готова стереть в терракотовую крошку подошвами своих брендовых туфелек.
Я наконец-то вырвала из его омерзительной лапищи свою дрожащую ладонь и зыркнула испепеляющим взглядом в наштукатуренное до отвращения лицо. Подумать только и мне когда-то нравился этот напомаженный с явными подтяжками и подкожными филлерами павлин, чьи расширенные поры и пересаженные на залысинах волосы при очень близком расстоянии выглядели крайне отталкивающими изъянами давно изношенной маски. Наверное, как раз благодаря всем его стараниям выглядеть моложе своего истинного возраста, он теперь и казался каким-то то ли резиновым, то ли покорёженным временем и испещрённым мелкими царапинами очень старым пластиком.
– А не слишком ли много вы себе позволяете, господин Николаев?
– Ох, как мило! Ещё и так натурально. Не каждая актриса с ходу и без подготовки может такое потянуть.
Если бы меня сейчас так не трясло, наверное, бы точно вцепилась в его отвратную физиономию или влепила бы на худой конец со всей дури пощёчину.
– Вот смотрю я на тебя, Игорёша, и прокручиваю в голове раз за разом закономерный на твой счёт вопрос, – голос Глеба прозвучал в этот момент равно отрезвляющим ударом остро заточенного клинка для нас обоих. По крайней мере, для меня уж точно. Ну, а дальше, как говорится, и любые попросту излишни, поскольку за этим нужно только наблюдать со стороны. То, как один мужчина делает небольшой шаг ко второму, чтобы преспокойно приподнять руку и, как ни в чём ни бывало, буквально без какого-либо напряжения и с полной апатией, отвести бесстыжую ладошку вконец обнаглевшего наглеца от моей спины.
Единственное, о чём я действительно жалею – о том, что не видела каким взглядом в те секунды Стрельников смотрел в глаза резко притихшего Николаева.
– Сколько тебе ещё дать времени на то, чтобы ты окончательно потерял берега и доплыл до такой глубины, с которой хрен кто всплывает? До чего ты ещё успеешь договориться, при этом не испугавшись собственной тени? Или для тебя уже давно не существует никаких границ?
Может при других обстоятельствах, я бы и ощутила долгожданное облегчение от подступившей ко мне с другой стороны физической защиты в лице Глеба и практически накрывшей большую часть моей спины у правого плеча. Но, видимо, я пребывала тогда в слишком взвинченном состоянии от пережитого мною шока, не находя в себе нужных сил, чтобы до конца осмыслить услышанное, увиденное и хоть как-то на всё это отреагировать. Желательно, правильно.
– Странные у тебя вопросы, Глебушка. В прошлом ты что-то не ломал над ними свою прагматичную голову. – но как бы теперь Николаев не пытался отвечать, чтобы сохранить себе и лицо, и прежнюю самоуверенность, нервные нотки в его натянувшемся голосе скрыть уже никак не получалось. Даже актёрские таланты не помогали.
А то, как он вдруг сделал небольшой отступающий от меня полушаг чуть в сторону – это во истину дорого стоило, как минимум премии Оскар за лучший драматический кадр в истории кинематографа.
– Прошлое осталось в прошлом. И разве это не ты только что говорил “Кто прошлое помянет, тому глаз вон”? А в итоге лишь от тебя о нём и слышишь. Может уже пора вернуться в настоящее и кое о чём напомнить? Например, о том, что твоя когда-то очень крепкая крыша давным-давно прохудилась. Что как ценный в своё время товар ты себя уже в край изжил и пригоден сейчас, разве что для второсортных ролей в дешёвых сериальчиках с нищенским бюджетом и такого же уровня сценарием. Ах да… А ещё о том, что ваше поколение артистов в наши дни стало таким падким на участившиеся смерти. Да что уж там вспоминать только о вас. Сейчас пачками вымирают и куда более молодые и яркие. Вчера жил себе жил, как ни в чём ни бывало, а сегодня раз и нет человека. То ли сердечный приступ, то ли наркоты перебрал. В прессу ведь попадают лишь официальные версии. А официальное – всегда и, как правило, никогда не совпадает с действительным. И не тебе ли о таком не знать, чью большую часть биографии сочиняли твои же пиар менеджеры для слива в уши праздной публики в виде очень подходящей рекламы.
– Ты это сейчас, что?.. Серьёзно? – нервный смешок Николаева только подтвердил мои собственные страхи касательно сказанного Стрельниковым.
Пусть Глеб и выкладывал весь свой доходчивый монолог привычным для себя спокойным голосом, но это лишь ещё больше усиливало в его словах не такой уж и скрытый истинный посыл. Если бы он говорил всё это с ярко выраженными нотками уничижающей угрозы, я бы хотя бы знала (да и Николаев тоже), что моего обидчика пытаются поставить на место вполне убедительными намёками на счёт его возможного ближайшего будущего. Но в том-то и дело. Всё это преподносилось в такой естественной и совершенно непринуждённой форме, будто всего лишь обсуждали ещё одну недавнюю смерть очередного артиста или артистки из отечественной звёздной тусовки.
Мне даже не нужно было смотреть сейчас на Николаева. Я и сама внутренне похолодела и, скорей всего, снаружи побледнела. Не знаю, как, но… я поняла, что это было совсем не запугивание и не китайское предупреждение на будущее.
– О чём это ты? Что серьёзно? – Глеб не только проигнорировал в упор плохо скрытый испуг своего давнего приятеля, сделав вид, что не понял из-за чего тот так резко вдруг испугался, но и проделал совсем уж нежданный для данной ситуации манёвр. Подозвал жестом правой руки гулявшего рядом среди гостей официанта и уже через несколько секунд выбирал с подставленного перед ним подноса высокие бокалы с шампанским. Первый он сунул в мою всё ещё дрожащую руку, а второй поднёс к своим губам, перед этим отпустив официанта и сделав в сторону Николаева лёгкое движение в виде благосклонного тоста.
– Все мы смертны, увы. Вопрос только в том, когда и почему? Но для каждого он всё равно останется индивидуальным. Я бы даже сказал, сугубо личным. Почти интимным. – и сделал небольшой глоток, лишь слегка пригубив быстро пьянящий напиток. – А теперь не возражаешь, если мы тебя оставим? А то, боюсь, такими темпами мы доберёмся до Шевцовых где-то под самое утро. Хорошего тебе вечера, Егор Фёдорович, и старайся не налегать на спиртное. В твоём возрасте следить за своим здоровьем нужно с особенным вниманием.
В этот раз он решил взять меня не за руку (занятую, кстати, бокалом шампанского), а прижал свою свободную ладонь к моей спине почти там же, где до этого меня пытался приласкать Николаев. Эдакий, показательный жест собственника, только что поставившего на место зарвавшегося наглеца. И более ничего лишнего. Настолько крутой и ошеломительный манёвр, от которого даже у меня спёрло дыхание, подрезав нежданной слабостью и без того дрожащие коленки. А каково сейчас Николаеву, пережившему куда более глубокий шок от вполне реального ощущения уже приставленного к его глотке остро заточенного ножа?
И, судя по всему, я всё же успела на несколько секунд выпасть из окружающей действительности, больше двигаясь по инерции и только под управлением моего искусного кукловода. Слишком уж много успело произойти и за этот день, и за последние минуты, чтобы успеть после ударов такой силы так быстро очухаться. Теперь всё происходящее со мной напоминало какой-то дурной сон, где я, мало что понимая и совершенно ни черта не соображая, принимала участие не сколько в качестве действующего персонажа, а стороннего зрителя, только-только открывшего свои глаза в незнакомом ему месте. Вот и я так же. Удивлённо смотрела перед собой, на кого-то поглядывая по сторонам, но абсолютно ничего при этом не запоминала и ведать не ведала, куда и зачем меня сейчас ведут. Я даже успела забыть, что держала в онемевших пальцах правой руки всунутый мне бокал, вспомнив о нём лишь тогда, когда чуть было не выпустила его на пол. А ещё точнее, когда мой взгляд неожиданно наткнулся на… Кира Стрельникова, стоявшего всего в нескольких от меня метрах перед ближайшей к нам арке оконных дверей ресторана рядом с какой-то куклоподобной шатенкой.
