– У меня нет загранпаспорта…

– Фух! – выдохнул супруг, и мне даже показалось – весело. Нашел чему радоваться. А может, так и хотел – поиграть со мной в кошки-мышки? Но он не мог знать, есть у меня… или мог? С его-то возможностями! Я прищурилась, глядя на Бельского. – Я-то думал что серьезное приключилось. А тут всего-то бумажка.

– Без этой бумажки меня за границу не пустят, – ответила я. – Между прочим, вообще не понимаю, как сюда пустили.

– Потому что это мой личный самолет, – ответил супруг, белоснежно скаля зубы. – И чтобы попасть на борт, нужны не документы, а моя добрая воля.

– Интересно, а ваша воля на таможенников Швейцарии распространяется? Слышала я, что эта страна, в которой нет коррупции.

– Да успокойтесь вы, – рассмеялся Бельский. Сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда какой-то документ в красной обложке. – Вот, возьмите.

– Что это?

– Ваш загранпаспорт.

– Но… как…

– Секрет фирмы, дорогая супруга, – хмыкнул миллиардер.

Я подошла, пылая праведным гневом. Чего мучил-то?! Просто сказал бы, что удостоверение личности имеется, и всё. Так нет, надо было спектакль устроить. Ну, фанфарон! Устрою я тебе как-нибудь промывку мозгов! Взяла паспорт, развернула. Проверила. Всё верно. Сунула в сумочку. Уселась в кресло и демонстративно повернула голову к иллюминатору, изображая обиду.

– Завтракать будем, дорогая супруга? – спросил Бельский.

– Не называйте меня так, – ответила недовольно.

– Как же мне к вам обращаться? Светлана Николаевна?

– Лучше всего.

– Боже мой, какие мы строгие, – поёрничал Бельский. – Ну прямо «Былое и думы».

– В каком смысле?

– В прямом. Неужели не читали? Я думал, на филологических факультетах по-прежнему изучают творчество Чернышевского.

– Ошибочка. Я училась на журналистике.

– Верно. На отделении журналистики. Факультет, насколько я помню, ваш назывался филологическим. Жаль, видимо, нынешний уровень образования совсем уже скатился.

– Можно подумать, ваш был лучше. Хотите сказать, что всё это, – я обвела салон глазами, – вы купили только потому, что хорошо учились?

– Отчасти да.

– Ой, только не надо строить из себя отличника. Я тоже умею досье собирать.

– Очень интересно. И что накопали?

– Ваш оценочный лист из университета! – провозгласила я с таким победоносным видом, словно мне удалось добыть план «Барбаросса» до нападения Германии на СССР.

– И что же там увидели? – иронично спросил Бельский.

– Что вы талантами не блистали. Одни «четверки», изредка – «пятёрки».

– Правда? Ну, слава Богу! – делано выдохнул миллиардер. – А то аж страшно стало: вдруг родители узнают, и будет мне по попе ата-та, – после собеседник рассмеялся. Я поневоле заразилась этим его настроением, назревший было конфликт тут же растворился. В латте, наверное.

– Так что там ваш Чернышевский? Причем тут «Былое и думы»? – спросила я, сделав большой глоток вкусного напитка.

– У него главная героиня, Вера Павловна, вот прямо как мы с вами. После замужества жили в разных комнатах, встречались в гостиной, друг к другу исключительно на «вы», – ответил Бельский.

– И чем кончилось?

– Всё стало хорошо, когда однажды Вера Павловна пошла к мужу и осталась у него до утра.

– И не мечтайте.

– И не собирался, – усмехнулся миллиардер.

Мы продолжили пить кофе. У него, кстати, был отменный вкус. Бельский пил черный с сахаром, бросая на меня изучающие взгляды. Нашел себе игрушку!

Через десять минут маленький самолетик, ревя крошечными турбинами, выехал на взлетно-посадочную полосу, разогнался и довольно легко взмыл в рассветное небо. К этому времени я прильнула к иллюминатору и смотрела, как стремительно уменьшается всё внизу. Сначала исчезли люди, затем превратились в крошечные точки автомобили, а здания – в коробочки. После стали заметны только кварталы и серебристые линии рек, затем начались сначала небольшие, потом средние, и наконец большие зеленые и светлые пятна – леса и поля.

Наконец, самолётик резко нырнул в облака, и я уже подумала, что дальше весь полет пройдет в этой хмурой сырости. Но неожиданно маленький авиалайнер вырвался из плена и оказался в сверкающей вышине. Здесь ярко светило солнце, а облака внизу стали напоминать большой, пушистый и волнистый ковер, словно сотканный из ваты. Выше были только бескрайнее небо, которое казалось преддверием космоса. Даже подумалось: если мы дальше станем подниматься с такой скоростью, то вскоре окажемся в невесомости, пространство вокруг почернеет, появятся звезды. Они и теперь были видны, только лишь немногие, самые яркие, но даже они растворялись в ярком свете.

Я смотрела на всю эту красоту и пребывала в настоящем восторге. Не первый раз летала на самолете, но предпоследний был несколько лет назад, рейс проходил ночью, я толком ничего не запомнила – стоило сесть в кресло, как заснула, а очнулась лишь когда стюардесса по громкой связи предупредила о предстоящей посадке. А я ведь обожаю на самолетах летать – это такое редкое событие в моей жизни! Если же добавить к этому предвкушение от встречи с одной из самых красивых стран мира, то… у меня аж дыхание несколько раз перехватывало.

Бельский изредка посматривал на меня и улыбался. Наверное, я теперь напоминала ему маленькую девочку, которая счастлива только потому, что летит на самолетике. Но я не боялась показаться ему смешной и наивной. Ведь, если честно признаться, я такая и есть, а строгость, колкости, ирония и сарказм – лишь маска, под которой скрывается моя добрая и романтичная натура. Только если стану всем ее показывать, получу в ответ лишь нехорошее. Пробовала уже. Обожглась. Когда поверила Роднянской, например, и та меня предала при первой же возможности, записав в бездарности. Когда встречалась с одним парнем, а он, когда прекратила над ним откровенно стебаться и стала мягкой и послушной, вдруг разочаровался. Да, есть мужчины, которым нужны ласка и забота, а есть и те, кто без постоянного унижения ни дня прожить не могут. Вот такой мне и попался.

Я ушла в глухую оборону. Теперь вот лечу рядом с человеком, который нажил своё богатство, нацепив маску гораздо толще моей. Да у него там целая броня. Ничего толком так и не узнала о том, какие книги он любит, какую музыку слушает, что ему нравится пить и кушать. Как он общается со своими родителями, есть ли у него вообще близкие люди? Всё это мне предстоит узнать, но при одном условии: если Бельский хотя бы на час раскроет свой панцирь. А вот готова ли я быть с ним искренней? Тоже вопрос, кстати.

Пока рассуждала, не заметила, как погрузилась в глубокий сон. Ничего не снилось, но пробуждение оказалось таким, что лучше бы… Самолет качнулся. Я открыла глаза. Посмотрела на Бельского. Он сидел почему-то нахмурившись и смотрел в иллюминатор. Теперь уже тряхнуло, и я вцепилась в подлокотники.

– Что происходит? – спросила миллиардера.

– В воздушную яму попали, – постарался улыбнуться он, только вышло как-то неправдоподобно.

Бу-бух! Ощущение было такое, словно по нижней части самолёта кто-то стукнул огромным мягким кулаком. Но сделал это предупреждающе, будто намекая – дальше станет намного серьезнее, начинайте готовиться прямо сейчас.

– Ай! – вскрикнула я от неожиданности и сжала губы – незачем показывать, что мне вдруг стало очень страшно.

Бельский нажал кнопку вызова. Через несколько секунд пришел стюард. Миллиардер поманил его рукой и, когда тот согнулся пополам, что-то спросил. Член экипажа кивнул, ушел в сторону кабины.

– Артём Валентинович, может, посвятите меня в курс дела? – я постаралась говорить спокойно, хотя сделать это было очень непросто: самолет дрожал своим тонким телом, его буквально лихорадило теперь, как это происходит с человеком, когда у него высокая температура. Кажется, что ты замерзаешь, а на самом деле у тебя почти тридцать девять. У меня такое было однажды в детстве, когда сильно простудилась. Даже вспоминать страшно: лежала под тремя одеялами и всё равно тряслась, зуб на зуб не попадал.