— Они что, охерели? — повторил Мазур. — Здешняя армия — ну, в большинстве своем — будет на стороне президента. Чтобы с ней хлестаться всерьез, дивизии и полусотни «коробочек» маловато, даже при условии авиационной поддержки из Сан-Хосе — здешняя военная авиация не из бипланов состоит... Или янкесы рассчитывают перебросить подкрепления? Но это же полномасштабная война. А здесь им не Ирак. Я так прикидываю, Васкес получит от соседей по континенту дипломатическую поддержку, а может, и не только ее. Как бы к нему иные соседи ни относились, такое вторжение гринго многим не понравится. Не те на дворе времена.
— Умница, — сказал Лаврик. — Ни черта ты не потерял прежней хватки. Вот только рассуждаешь не в том направлении. Они не собираются устраивать агрессию против суверенной и независимой Санта- Кроче. Они хотят прокрутить «панамский вариант»...
—- Ах, вот оно что... — сквозь зубы сказал Мазур. — Логично...
Чтобы знать, что такое «панамский вариант», не требуются какие бы то ни было сверхсекретные допуски. Достаточно хорошо знать историю двадцатого века...
В самом его начале колумбийский президент категорически отказался предоставить американцам территорию для постройки канала, впоследствии названного Панамским. Ни патриотизмом, ни душевным благородством, ни прочей дурной романтикой здесь и не пахло: просто-напросто у руля прочно закрепилась проанглийская партия. Англичане, к тому времени лет сто яростно конкурировавшие с янкесами за влияние на те или иные страны Латинской Америки, решили присовокупить к своему Суэцкому каналу еще и Панамский. Ну, и занесли соответственно.
Вот только англичане были далеко, а американцы — близко... В один прекрасный день самая северная провинция Колумбии вдруг подняла мятеж, выкинула собственный флаг и объявила себя независимой и суверенной республикой Панама. Власти провинции и чины расквартированных там армейских частей и военных кораблей поголовно оказались на стороне новосозданной республики (прошло не так уж много времени, и пронырливые газетчики раскопали, во сколько американцам это обошлось — не такие уж и астрономические суммы). Вашингтон Панаму признал едва ли не раньше, чем флаг республики достиг верхушки флагштока. По случайному совпадению дрейфовавшие неподалеку от берега американские военные корабли вошли в панамские порты и высадили морскую пехоту. Англичанам пришлось отступить со скрежетом зубовным. Последствия общеизвестны...
Лаврик усмехнулся:
— Ну, коли уж ты остроты ума не потерял — да вдобавок обстоятельный инструктаж прошел — может быть, сам прикинешь, каким будет здешний вариант?
А что тут думать, — оказал Мазур. — Конечно, Месаудеро...
Другого варианта просто нет... Месаудеро — старинное название пяти провинций Санта-Кроче. Примерно пятнадцать процентов территории, процентов восемнадцать населения, половина морского побережья. От остальной территории республики отделена горной цепью — не Кордильеры и не Анды, но все же не холмики, а горы, и потому число дорог, связывающих Месаудеро с Санта-Кроче, ограничено. Своя специфика: в отличие от востока и юга страны там нет джунглей, вообще малообитаемых мест. Зато там — немало крупных асиендадо (главных врагов президента), оловянные рудники, а самое главное — именно там расположено примерно восемьдесят процентов разведанных запасов нефти, именно там в основном и гнездились национализированные президентом иностранные, в первую очередь американские нефтяные компании.
С давних времен, едва ли не с момента провозглашения республики Месаудеро держалось чуточку наособицу: много своих диалектных словечек, практически нет индейцев (а значит, и сопутствующих проблем), да и религиозные различия налицо: в отличие от остальных провинций республики, католических почти на сто процентов, в Месаудеро процентов шестьдесят населения — протестанты. Так уж исторически сложилось — именно там очень долго оседала основная масса юропо-протестантов (вообще там самый большой процент юропо в Санта-Кроче (что опять-таки служит питательной почвой для тех, кто культивировал «самобытность»).
Нередко случается — вслед за самобытностью как- то незаметно, на мягких тапках подкрадывается и самостийность. Очень долго местные «самостийники» были чистой воды теоретиками и ограничивались тем, что через своих депутатов в парламенте добились кое- какой автономии, правда, весьма ограниченной — полной автономии центральная власть давать не собиралась, прекрасно понимая, чем это может кончиться, если довести идею до логического конца. Во времена менее демократические (точнее говоря, не демократические вовсе) столица в средствах не стеснялась: и чрезвычайное положение в Месаудеро пару раз вводили, и по демонстрациям сторонников более широкой автономии постреливали без всякой политкорректности, и несколько видных деятелей «самобытности» самым загадочным образом пропали без вести.
Позже (когда стало ясно, какую роль будет играть нефть), случились две достаточно серьезных попытки повторения «панамского варианта». Провалились обе. За первой в самом конце позапрошлого века стояли опять-таки англичане — но проиграли американцам, как несколькими годами спустя в Колумбии. Высокая политика и большая стратегия — интересные штуки. В тот раз американцам по своим веским причинам было выгодно как раз поддержать целостность республики — и потому против сепаратистов в братском единении выступили войска Санта-Кроче и американская морская пехота, высокая политика и большая стратегия — штуки к тому же еще и переменчивые, как ветреная красотка. Лет через сорок уже американцы собирались сделать из Месаудеро вторую Панаму — но тут грянула Вторая мировая, потом — Перл- Харбор, и янкесам стало не до шашней с местными сепаратистами. Ну, а еще позже пришел дон Астольфо с его незатейливыми, но эффективными методами решения проблем — и все время его долгого правления месаудерские сепаратисты сидели по темным углам, постукивая зубами от страха. А вот теперь, значит, опять. Поневоле поверишь, что бог троицу любит...
- Да, вот именно, — сказал Лаврик. — Никакой агрессии. Взвивается красивый флаг, провозглашается незалежность, республика обращается за помощью к мировому сообществу, упирая на свою самобытность, делающую их едва ли не отдельной нацией. И в который раз поблизости по чистой случайности оказывается американская группировка и вновь бросается самоотверженно спасать свободу, демократию и независимость. А уж если они новую республику быстренько признают и подпрягут к тому же пару-тройку своих шавок, для Васкеса все чертовски осложнится, и Месаудеро может уйти в свободное плавание... Это очень серьезно, Кирилл. Серьезнее даже, чем в прошлые разы.
— И что, ничего нельзя сделать?
— Кажется, ничего, — зло поморщился Лаврик. — Если вводить туда войска, начнется натуральная гражданская война. В Месаудеро куча вооруженного народа — и отряды асиендадо, и «Национальные фронты». Их там целых три штуки, считается, что каждый враждует с двумя остальными, но как-то так получается, что жертвами терактов и убийств становятся исключительно противники сепаратистов. Есть даже не сильное подозрение, а уверенность: в «день Икс» они торжественно объявят о примирении и единым фронтом выступят за независимую республику —- все три жрут из одной кормушки, что старательно скрывают. Да и те армейские части, что в Месаудеро давно расквартированы, процентов на восемьдесят состоят из местных уроженцев, так что полностью полагаться на них нельзя, вот такой расклад. Президенту остается одно: демонстрировать пылкую любовь с нами. — Он помолчал. — Вообще-то сюда с визитом вежливости идет наша эскадра, три корабля — но, разумеется, не для того, чтобы ввязываться в военные действия, если они, не дай бог, начнутся. Чисто психологическое воздействие. Иногда в других местах, не так уж и давно, это помогало. Во всяком случае, как бы там ни было, а наших геологов и других гражданских специалистов, что работают в Месаудеро, давно никакие герильеро не трогали — в противоположность тому, что случалось в иных местах. Антироссийских выпадов не фиксируется, наоборот. Газетки, стопудово живущие на денежки сепаратистов, с симпатией поминают вклад русских и в победу на Гоан-Чуко, и в развитие рыбной промышленности. Вероятнее всего, они старательно дистанцируются от образа очередных американских марионеток — самобытные такие, толерантные. Ну, а то, что первыми им на помощь придут американцы, совсем другое дело — просто им оказалось ближе всех, да и свободу с демократией поддержать всегда готовы... Третий вопрос?
