Эго продолжалось менее минуты —- потом нападавшие опустили автоматы. В одном из разбитых окон появился зеленый камуфляжник и сделал жест, которого Мазур не понял. Но по самому его появлению внутри и так было ясно, что там все кончено.

Почти сразу же засвистела рация на плече капитана. Он прижал к уху кругляшок на черном проводе и довольно долго слушал. Мазур посмотрел влево. Сторожевик — чего с настоящим военным кораблем случиться никак не смажет — жалко и беспомощно плавал на боку, чуть заметно погружаясь; пластиковый он там или фанерный, взрывной заряд проделал большую дыру, в которую беспрепятственно хлынула вола... Будь он настоящим, тонул бы точно гак же — только быстрее.

— Докладывайте, капитан, — нетерпеливо сказал президент, когда Бобышев отнял кругляшок от уха и вставил его в гнездышко.

Бобышев вытянутся:

— Тов... сеньор верховный главнокомандующий! Сторожевик потоплен, группа противника, одиннадцать человек, уничтожена полностью, двенадцатый взят в качестве «языка». С нашей стороны убитых и раненых нет!

— Эффектно, ничего не скажешь, — покачал головой президент. — Что скажете, адмирал?

— Хорошая профессиональная работа, — сказал Мазур то, что и думал. — Ни малейших изъянов в действиях группы не нахожу. Правда... — он повернулся к майору. — Будь это в реальных боевых условиях, можно было пустить в ход и другой вариант...

— Конечно, — понятливо кивнул Грандовский. — Развернуть все стволы сторожевика к зданию и разнести его вдребезги, потом зачистить, если что-то живое ухитрится уцелеть?

— Вот именно, — сказал Мазур.

Майор развел руками:

— Ну, тут уж чем богаты... Сторожевик, увы, не более чем пластиковый макет, как и все его бортовое...

— Великолепно, сеньоры! — президент был в самом прекрасном расположении духа. — Адмирал, значит, вот этим, — он кивнул в сторону противоположного берега (где все еще никак не мог потонуть, хотя и погрузился почти полностью, макет сторожевика), — вы и занимались сорок с лишним лет?

— Не каждый раз, но часто и этим, — сказал Мазур.

— Впечатляет... — покрутил головой президент. — Двенадцать вышколенных, обстрелянных солдат — и словно собачка хвостиком смахнула...

— У вас хорошие солдаты, — ответил Мазур. — Я еще в прошлый раз убедился. Вот только у вас нет людей, подготовленных противостоять боевым пловцам, вообще учитывавшим бы их при разработке операций. До недавнего времени не было и пловцов...

— Зато теперь есть, — сказал президент. — Надеюсь, вашими трудами, сеньоры, будет гораздо больше, — на его лице появилась прямо-таки мечтательная улыбка. — А вот чочо[9] о боевых пловцах вообще не думают, должно быть, полагают, что у чисто сухопутной страны в них нет необходимости. Ну, на то они и чочо... — Он обвел всех довольным взглядом: — По такому поводу можно и устроить небольшой пикник на лоне природы...

Он отдал адъютанту какую-то короткую команду. Тот нырнул в вертолет, и Мазур вскоре понял, для чего с ними летели четверо в белых костюмах, по ухваткам и поведению ничуть не похожие из телохранителей. Они и принялись таскать из вертолета раскладной походный стол, табуретки-раскладки, пластиковые контейнеры (в иных позвякивало стекло, в иных — металл). По лицу президента было видно, что он чертовски рад возможности на какое-то время совершенно отрешиться от государственных дел и посидеть за бутылочкой на природе. Понять его можно — здешняя шапка Мономаха потяжелее многих других...

Мазур усмехнулся про себя, заметил, что оба бравых соотечественника стали держаться чуточку скованнее — молодое поколение, ага, сроду не сиживали за столом со столь высокой персоной. В отличие от Мазура, коему доводилось пить с несколькими президентами: некоторые из них (да что там, почти все) исключительно для приличия, дабы пресловутая западная демократия меньше косилась и не обзывалась...

А все-таки интересно помотала жизнь, подумал он, усаживаясь за стол (президент отвел ему место рядом с собой). Пил с парочкой диктаторов, парочкой более- менее легитимных президентов (а теперь с совершенно легитимным), с эль-бахлакскими революционными генералами, побывали в его постели нынешняя голливудская кинозвезда и африканская принцесса, и самая настоящая европейская принцесса из правящего и ныне лома. А однажды — так уж карта легла — помимо своего желания нешуточно повлиял на ход президентских выборов в США, о чем знала всего-то дюжина человек на глобусе. Занятные получились бы мемуары — только кто ж разрешит их напечатать? Можно, конечно, по примеру диссидентов советских времен написать в стол —- уж лет-то через пятьдесят могут и напечатать. Вот только... Во-первых, сам он еще полсотни лет ни за что не проживет, и ему будет глубоко все равно. Во-вторых, через пятьдесят лет многие громкие некогда имена изгладятся из памяти читающей публики (иные уже сегодня забыты), и мемуары будут напоминать труд по древней истории, пестрящий обширными и многочисленными примечаниями. Кому сегодня интересны борьба английской и испанской разведок шестнадцатого века? Или подробности придворных интриг при шведском дворе века восемнадцатого? Кучке гурманов, которых можно по пальцам пересчитать. Так что не стоит и за перо браться, чай, не Пушкин...

В Мальтовилье (пригородный район вилл, здешний аналог Рублевки и других подмосковных коттеджных поселков) Мазур ехал с одним из незнакомых ему «ребят» Лаврика. Белль с собой брать никак не стоило — разговор, который Мазур планировал, для ее нежных ушек, в общем, не предназначался. Еще и оттого, что речь должна была пойти не о каких-то служебных секретах, а о чисто личных делах, пусть и двадцатилетней давности.

Конечно, он искренне ее поблагодарил — было за что. Девчонка буквально в течение одного рабочего дня, словно торпедный катер по глубокой воде, пронеслась по восьмому кругу ада — здешней военно-спецслужбистской бюрократии, кое в чем не только не уступавшей цивильной, но даже ее превосходившей, с учетом секретности. После того, как обработала два серьезных ведомства, нашла искомое в третьем — Антитеррористическом центре. И честно призналась Мазуру: во всех трех конторах, конфиденциально понизив голос и предварительно взяв с собеседника слово хранить тайну, открытым текстом заявляла: запрос требуется по личному указанию президента, разумеется, устному, потому что далеко не все можно доверять бумаге, и за безобидным внешне запросом может крыться нечто такое, о чем и ночью под одеялом подумать страшно. И всякий раз срабатывало. Кто из полковников и даже генералов рискнет уточнить у президента, давал ли он такое-то поручение?

Одним словом, в хорошем стиле Таманцева из классического романа Богомолова — который Белль не читала и в жизни о нем не слышала. Невинно кругля глазищи, она сказала:

— Все равно никто ничего не узнает. Для пользы дела, мне продумывается, можно немного и переврать...

Мазур машинально, уже привычно поправил:

— Приврать...

И ни малейшего разноса не учинил. У самого рыльце было в пушку. Все они, включая Морского Змея и Лаврика, порой для пользы дела откалывали нечто подобное. И, между прочим, всякий раз сходило с рук.

Итак... Полковник в отставке Рамон Эчеверриа, последняя должность — командир полка «Чакумато» — бывшие «тигрерос», переданные из упраздненного ДНГ новообразованному Антитеррористическому центру (в прошлый приезд Мазура Эчеверриа был комбатом в этом полку). Стоп, стоп, что-то тут не сходится. ДНГ упразднен в пятом году, а в отставку Эчеверриа вышел в третьем, когда никакого «Чакумато» и не существовало, были только «тигрерос». Ну, вероятнее всего, те же бюрократические игры — в составленную гораздо позже справку-анкету кто-то внес новое название. Почему Эчеверриа вышел в отставку аж шестнадцать лет назад, когда ему и сорока не было, загадки не составляло: Белль тут же объяснила, что упомянутый в выданной ей бумаге термин означает «отставка по ранению». Крепенько должно было стукнуть мужика. Ну, такая уж у него была нескучная служба...