Чтобы такое впечатление закрепить, Александр отправил специальное послание Савари, зная, что его содержание сразу попадет к Наполеону. Как бы поделился с ним своими личными впечатлениями о встрече: «Ни к кому я не чувствовал такой предубежденности, но после нашей беседы она рассыпалась как дым». Ну прямо действительно был реально очарован. (А на самом деле просто приготовил тому достойную «ответку» на обман Савари всего штаба их армии перед Аустерлицем. И очень грамотно «раскрыл душу».)
Зато некоторое время спустя в одном из откровенных писем своей любимой сестре Екатерине высказался искренне: «Бонапарт думает, что я дурак. Пусть и думает! Хорошо смеется тот, кто смеется последним».
В общем, Наполеон был так уверен в себе и в правильности своей идеи о союзе, что ему потребовалось целых два года, чтобы полностью разочароваться в фигуре своего предполагаемого главного соратника. Уже в ссылке на острове Святой Елены, возвращаясь к воспоминаниям о своих встречах с Александром, он написал: «Русский император – человек, стоящий бесконечно выше всех остальных монархов Европы. Он обладает умом, изяществом, образованием; он обольстителен». Ну а каким еще может быть в его глазах противник, сумевший в Тильзите обмануть его самого и потом продолжавший это делать, правда, начиная с Эрфурта, только с помощью предательства и двойной игры Талейрана. И правильный, но запоздалый вывод: «Но ему нельзя доверять: он неискренен, истинный византиец эпохи упадка этой империи. Северный Тальма (известный французский актер)». Что тут можно добавить – не он первый прозревает с запозданием. В России не зря существует поговорка: «Чтобы я был такой умный, как моя жена (вариант – теща) потом».
А пока в Тильзите две недели они были почти неразлучны, а после ратификации окончательного текста документа, подготовленного с одной стороны Талейраном, а с другой Лобановым с Куракиным, обнимались и горячо лобызались перед рядами французской и русской гвардии, собранными на прощальный смотр (ну вот – это, оказывается, старинный дипломатический обычай, а мы-то над Брежневым с Хонеккером хихикали).
Вам решать, насколько Александр справился с поставленной перед ним задачей. Попробуйте сами оказаться на его месте. Посмотрим на ситуацию со стороны – и какую картину увидим? Россия была непременной участницей трех последних антифранцузских коалиций, неукоснительно выполняла все обязательства, отстаивала, как правило, чужие интересы, посылая свои армии на помощь союзникам даже в таких ситуациях, когда положение последних было уже совсем критическим.
И вот результат – Четвертая антифранцузская коалиция терпит провал, вражеская армия стоит на русской границе, а союзников больше нет. Не считать же таковым Англию. Она опять удачно отсиделась на своем острове.
Реальность просто заставляет задуматься наконец-то и о собственных интересах. Тем более что вопросы «Зачем, собственно, русские и французы убивали друг друга все это время? Из-за чего мы воюем?» были заданы Александру прямо в начале встречи. Ответа и объяснений Наполеон не получил, но это было уже не важно, после того как очень быстро выяснилось, что оба императора, оказывается, испытывают обоюдное желание тесного сотрудничества.
С Наполеоном все ясно, он к такому союзу стремился давно. А вот Александру пришлось мгновенно прозреть – прямо тут, на плоту. А что ему оставалось делать? Оказывается, он тоже стремился, но… всегда что-то мешало. Классно подыграл по ситуации – давно этого хотел, но, наверно, просто стеснялся сказать, ведь понимал – кто он, а кто Наполеон. А сейчас вот как раз подходящий момент! А тут еще и их декларируемая совместно ненависть к англичанам очень этому способствовала. Свою позицию Александр подчеркнул сразу, не дожидаясь наводящих вопросов: «Я ненавижу англичан настолько же, насколько вы их ненавидите, и буду вашим помощником во всем, что вы будете делать против них» (наверно, уже тогда предвидел их подлое нападение на союзную Данию, да и денежку они ему не додали за последнюю коалицию). Наполеон предсказуемо положительно прореагировал на ключевые фразы партнера «ненавижу англичан» и «буду вашим помощником». Лесть была на самом деле грубовата, но он охотно на нее повелся и объявил, что в таком случае «все между нами может устроиться, мир будет заключен». Но просто мирного договора ему было мало. Ему нужен был прочный союз, позволяющий взять Европу в клещи и решить наконец-то раз и навсегда проблему создания настоящей экономической блокады Англии.
Непреодолимых проблем для создания так желаемого им союза Франции с Россией действительно не было (только разногласия, правда, довольно многочисленные).
Но главное было сделано, идеология оставлена в стороне, общий враг определен, а остальное (ну прямо по Булату) все приложится, но заметьте, при обязательном условии: были бы помыслы чисты! У Наполеона с этим проблем почти не было, замысел о заключении союза вызревал уже давно, и первая попытка его реализации была предпринята им еще в 1800 г., во времена, когда как раз идеология, казалась бы, должна являться непреодолимым для России барьером. Но мы к истории развития франко-российских отношений еще вернемся. А пока продолжим анализ встречи.
На этих переговорах Наполеон предпочитал не мелочиться, чего ограничиваться только масштабами Европы? Он хотел думать о будущем (ниже приведу текст его воззвания из Познани), предлагал вообще раздел мира на двоих (но, естественно, исключительно за счет и против Англии). В конце 1806 г. им были ясно обозначены цели на будущее: возврат захваченных англичанами колоний и обеспечение безопасной торговли повсюду: «Здесь, на берегах Эльбы и Одера мы овладели Пондишерри, нашими заведениями в Индии, мысом Доброй Надежды и испанскими колониями». И эффект от появления этого воззвания оказал влияние не только на его армию, но и на всю Германию. Вот это размах, вот это перспективы!
Он уже опытный и прожженный политик, и щедр в обещаниях (правда, без конкретики отдельных моментов). Готов всем делиться с юным Александром (хотя не такой тот и юный, уже 29 стукнуло, и у них всего 8 лет разницы), правда, жизненный опыт несравним. Ну а уровни интеллекта лучше и не сравнивать. Отметим, что наш зато по-французски гораздо лучше говорит и сантиметров на 20 повыше. Некие неудобства последнее (насчет своих языковых проблем Наполеон никогда не комплексовал, принимал их как данность) при личных беседах, конечно, создает, но тут ничего не поделаешь, да Наполеон и по этому поводу никогда не заморачивался12.
Интересно отметить, что и сейчас, и тогда уже были известны приемы, нивелирующие разницу в росте и для масс-культуры, и для потомков. Предлагаю обложкой не довольствоваться, а посмотреть в интернете картинки их встреч, представленные французской стороной. Наполеон даже без треуголки везде изображен одного роста с Александром.
Так что переговоры шли достаточно непринужденно. Для французского Императора не было запретных тем. Особенно легко у него получалось делиться будущими приобретениями, согласно принципу «Это уже мое и это все мое, а вот это – пока не мое. Вот его и разделим, вернее, вы претендуйте, пожалуйста… пока, а там посмотрим!»
И Александр отлично исполнял свою роль младшего партнера, постоянно клялся в любви, но при этом скромно, но занудно играл в союзническое благородство – вместо предложенного ему раздела Пруссии с полной ее ликвидацией попросил у Бонапарта ну хоть что-нибудь оставить другу и родственнику. И достигает желаемого – четыре провинции (старая Пруссия, Бранденбург, Силезия и Померания) оставлены Фридриху Вильгельму III только «из уважения к Его Величеству Императору Всероссийскому». Прямо так в финальном документе и зафиксировано.
Зачем это было надо Александру? Как сам объяснял потом окружающим, якобы, чисто из практических соображений: боялся получить общую границу с французскими владениями и хотел сделать из Пруссии привязанную к России «прокладку». Но, мне кажется, лукавил, только перед ними хотел казаться деловым и расчетливым. А на самом деле, похоже, что клятва в верной дружбе над гробом Фридриха II произвела на сентиментального и впечатлительного потомка «русского рыцарствующего Дон Кихота» сильное впечатление.