– Не штуковины, дуреха, а диковины, – скривилась длиннозубая суровая Марна.

Инга помедлила, сделав вид, что поправляет завязки на рукавах. Хорошо бы на нее не обратили внимания, потому что горничные – это все равно что газета для швейцара Барно: самые свежие новости.

– Две тысячи! Да столько хлама даже во дворец не впихнуть! – всплеснула коротенькими ручками круглая Брида. – Говорят, там будет чешуйчатый Касмарский слон, только я что-то не верю, это ж какая громадина!

– Его еще вечером доставили, я сама видела. Посудина огроменная! Бортами чуть не черпала, – подхватила Аннета.

– Опять ты в порт бегала? Смотри на горбуна не напорись… – нахмурилась Марна.

Инга навострила уши. Во дворце любили поболтать про горбуна, но кто он и что в нем такого ужасного – кроме горба, конечно, – Инга не понимала.

– Да видела я горбуна, он там всю неделю ошивается!

– И ты тоже ошиваешься.

– Да там весь город! Грех же не поглазеть, что со всех стран на эту нашу Выставку привозят!

– А горбун-то что?

– Да ничего. Глазел, вынюхивал… Страх, а не человек! А с ним еще два каких-то типа… Такие же жуткие…

Инга поежилась.

– А еще в порту опять искры видели, – припомнила пухленькая Брида.

– Врут! – фыркнула Марна.

– Говорят, колдовство…

– Какое такое колдовство?

– Ну искры же! Из ниоткуда! Из воздуха!

– Только языками и треплют… Не бывает больше никакого колдовства, – отрезала Марна.

– А вот и бывает! – вмешалась Аннета. – Мне иногда такие сны снятся… Колдовские! Голова после них так и пухнет!

– Что ж в этом колдовского? – скривилась Марна. – У меня так каждое утро.

– Да нет, ты не понимаешь. Я как-то… – Аннета понизила голос, и Инге пришлось вытянуть шею, чтобы уловить хоть слово. – Как-то я проснулась с такой вот пухлой головой, а вокруг – искры!

– Не может быть!

– Своими глазами видела!

– Да врешь!

– А вот и не вру.

– А нас тут опять прынцесса подслушивает, – шепнула вдруг, оглянувшись, Брида.

Горничные захихикали. Инга вспыхнула.

– Вы бы тут не топтались, Ваше Величество, – заохала Аннета. – Грязно тут, поди не про ваши белы ручки. Кружева-то свои не перепачкайте. Ах нет, погодите! – Она дернула Ингу за рукав. – Нет на вас кружев. Как же так? Госпожа – и без кружев?

Горничные расхохотались в голос.

– А зря, зря! Вырядилась бы, сошла бы за куколку. Стража бы и перепутала, – подхватила Брида.

– И пропустила бы в залы к господам.

– А там – принц!

– А он-то что? Наш Принц Драная Кепка на всю эту красоту не смотрит.

– А и то верно. Ему бы псину новую или коня…

– Воздушного змея!

– Рогатку!

– Слыхали? – Аннета совсем отвернулась от Инги и понизила голос. – На той неделе он опять на прогулке «заблудился». Он так сычу своему сказал. А у самого весь зад в траве. Опять в гавань, наверное, ускакал. Мне шепнули, что он там в скалах прячет удочки. Самодельные.

– Во дурень, – фыркнула Марна.

Инга окончательно залилась краской и побежала мимо. Одно дело, когда насмехались над ней: положение у дочери кукольника было странным. Они жили во флигеле для слуг обособленно: и не прислуга, и не господа, а деревянные лакеи только добавляли неопределенности – вроде бы и прислуживают, но не люди. И наставник принца, которого за крупные округлые глаза навыкате только сычом и называли, тоже особа не слишком уж важная. А вот наследник…

– Разве можно насмехаться над самим принцем? – спросила Инга у кухарки.

Магда колдовала над суповым чаном, смахивая с широкого красного лба капли пота, а теперь оглянулась, ухмыльнулась, обнажив битый зуб, встряхнула мучным фартуком и приобняла Ингу свободной рукой.

– Так они ж дурочки, и смеются они необидно, – ответила Магда, дуя на ложку и отхлебывая на пробу суп.

Хорошо, что король не заходит на кухню. И без того по дворцу ползут слухи: хочет выписать повара из Лозенны, как принято теперь у передовых монархов. Вряд ли лозеннский повар хлебает суп из той же ложки, которой его размешивает. Только вот Магда, не слишком озабоченная, как она говорила, «модной вашей хихиеной», в сотню раз лучше какого-то там ученого умника.

– А мне обидно, – буркнула Инга. – И за себя, и за принца.

– А ты за принца-то не обижайся. Он-то там, а мы-то тут.

Магда потрепала Ингу по голове, а та сморщилась и, уставившись в начищенный котелок, принялась оправлять кудряшки.

– Ох-ох, я и забыла, – ухмыльнулась Магда. – Дело-то сегодня сурьезное, а? Выставка… Эх, повидать бы… Да нам-то не судьба.

Инга переступила с ноги на ногу и потупилась. Она как раз Выставку увидит, потому что среди двух тысяч диковин – отцовские чудесные куклы. А вот Магду туда не пустят.

– Я все-все тебе потом расскажу. Обязательно! – пообещала Инга, а потом осеклась. – Только…

– Что такое, лапушка? – Магда приобняла ее снова, и Инга зажмурилась.

От Магды пахло выпечкой, свежими травами и теплом, а еще Магда всегда ей улыбалась, и ее щербатая улыбка казалась Инге самой красивой на свете. Магда всегда находила для Инги словечко: не насмешку, как горничные, и не очередное задание, как отец, а слово-другое, после которых никуда не нужно было бежать.

– Я не вернусь, – шмыгнула носом Инга.

– Как так «не вернусь»? – не поняла Магда. – Уехать куда, что ль, решили? Король повелел?

– Да нет, Магда. Я сбегу, – шепнула Инга, не поднимая глаз.

Когда она об этом думала, то становилось стыдно. И как она бросит отца? И тут же противный голосок внутри бормотал: он же весь в куклах, нет ему до тебя дела… Ну а Магда? Кого же она будет, пачкая мукой с передника, вот так вот обнимать?

– А Гаспар-то пустит? – засмеялась Магда и всплеснула руками. – Ой, заболталась я с тобой, девонька! Суп-то, суп выкипает!

И бросилась к своей похлебке, а Инга так и стояла – пристыженная, огорошенная. Магда ей не поверила, но Инга знала: она точно сбежит.

– Мне бы для отца чего-нибудь захватить, – буркнула она и все-таки прижалась еще раз к Магде.

Может, больше и не удастся ее так обнять… А отец ведь сегодня даже не завтракал. Ну и кто за ним будет без Инги приглядывать?

– Ох, лапушка, и то верно. Про обед для твоего папки я и забыла, – засуетилась Магда. – Ну-ка, постреленок, сооруди-ка нашему мастеру поднос!

Поваренок, пробегавший мимо, зыркнул из-под колпака и скривился. Еще бы, прислуживать кукольнику с его дочкой тут никто не любил: а зачем, если у них свои слуги, Деревяшки? Вот и теперь за спиной у Инги маячил Гаспар – она чувствовала его пустой рисованный взгляд. Но Магда замахнулась на поваренка ложкой, и он порскнул к дальнему чану как миленький.

Когда Инга вернулась в мастерскую, всех чудесных уже разложили по коробам, похожим на гробы, и они лежали, устремив взгляды к потолку, как мертвые. Но даже там, возвышаясь на колких подушках из сена, они казались в тысячу раз живее Деревяшек, которые безразличным строем торчали у дверей. Сейчас, переводя взгляд с одних на других, Инга думала, что, несмотря на всю красоту чудесных и назойливость Деревяшек, последние ее пугают куда меньше.

Чудесные были, правда, куда красивее. Они имели гладкую, светлую, почти фарфоровую кожу, которая на ощупь казалась мягкой и по-человечески теплой. Что за материал такой варил для кожи кукольник, Инга не знала, он ей не рассказывал. Все грозился, что когда-нибудь непременно ее всему обучит, а она только испуганно кивала и поскорее отходила подальше.

Когда чудесную куклу запускали, ее лицо двигали особые шестеренки для мимики, спрятанные под кожу. Шарниры незаметно скрывались в гибких сочленениях, и, когда такие куклы шагали, у Инги по спине бежали мурашки: как страшно знать, что в таком живом теле нет души… А вот у всех остальных, судя по выражениям лиц, мурашки тоже бежали – но только от восхищения. Так и перешептывались: мол, как занимательно, вроде бы и человек, а на самом деле – кукла!