Когда мама училась психологии на втором высшем, она решилась на некоторые эксперименты: стала вводить в практику все, что изучала в теории. Например, чтобы замотивировать младшего брата выносить мусор или помыть посуду, давала ему карманные деньги. Мы же с сестрой должны были выполнять все домашние обязанности по старинке. На наш вопрос «почему так?» – мама отвечала просто: «Потому что мы … девочки».  Это немного  обижало в детстве, мы считали это несправедливым. 

Может быть, у брата предпринимательская жилка зародилась именно тогда, а выстраивание отношений по типу «сколько мне за это заплатят, столько и сделаю» пригодилось в жизни. Миша с самого детства пытался заработать, еще и еще. Я помню, когда ему было  лет десять, он решил разводить хомячков и продавать их. Тогда никаких интернетов не было. Конечно,  мама сердилась, что в его комнате постоянный запах, даже прибиралась сама в его аквариуме с хомячками, жалела их, чтобы не дай бог никто там не погиб, а брат успешно их продавал и… оставлял выручку себе. Вот это и был его первый бизнес. 

Дежурство и распорядок, знакомые  с детства, вновь помогли нам избежать бытовых конфликтов: по хозяйству все было понятно. Дежурили все: мама в понедельник, во вторник средняя сестра, я дежурила в выходные, так как в рабочие дни не успевала, готовили даже старшие дети-подростки.

Мы распределялись и на прогулки с младшими детьми. Благо у родителей есть придомовая территория.

В магазины мы практически не ходили – заказывали доставку продуктов раз в две недели.  Раз в неделю по очереди ходили до ближайшего магазина в полной экипировке (масках, перчатках), просто чтобы развеяться.

Все работало как часы: были завтраки, каши, как положено по детскому режиму, затем прогулки, активные игры, обед, часовой сон, полдник, снова игры, прогулки, ужин. Вечером каждый день мылись полы в доме – чтобы всегда было чисто, опять же, потому что были маленькие дети. Это очень помогло нам жить в ритме. А ритм помогал жить… Мы каждый день менялись, каждый день у нас были свежие обеды, ужины и чистый дом. Нам некогда было выяснять отношения: каждый был при деле, каждый был занят. Кроме того, каждую неделю я на два дня уезжала на съемки интервью в Екатеринбург, а остальную неделю работала из дома.

Бизнес мужа сестры пришлось закрыть: в Перми ввели очень жесткие ограничения. Сама сестра, Надя, сидела в декрете. Папу вывели с работы, мамин детсад не работал. Как и ожидалось, я осталась единственным работающим человеком, несмотря на пандемию, потому что у меня было несколько проектов: видео, журналистских, в том числе я писала интервью. Моя работа никаким образом не приостановилась.

Чтобы как-то отдыхать друг от друга и немного менять обстановку в доме, я предложила папе ездить со мной на съемки. Это было хорошим решением: пока папа рулит, я могу работать в машине.

В Перми были очень жёсткие меры по самоизоляции. Люди с улиц попросту пропали. Их не было видно. Кардинально иная картина была в Екатеринбурге. Когда мы приехали, на улице было полно людей. Они свободно гуляли, по большей части совсем без масок. Показалось, что мы приехали из какой-то резервации в очень свободный от пандемии город. Папа даже засобирался тоже пойти погулять, но я его не отпустила: ему шестьдесят, и я переживала, что он в группе риска.

Я забрала по дороге оператора. Мы оба были в масках и перчатках, и на съемках клиент очень сильно смеялся над нами по этому поводу. Снимали мы в торговом центре, который был закрыт для посетителей, но там находился офис нашего заказчика, и потому на съёмки нас пустили по договорённости с администрацией.

Немного жуткое впечатление представляют пустые ТЦ, что и говорить. В Екатеринбурге их огромное количество, и там постоянно толпы людей. И когда эти махины стоят пустыми – света нет, тёмные коридоры, закрытые стеклянные двери бутиков – все это напоминает апокалипсис из западных фильмов-катастроф. Сложно было поверить, что это не кадры из киноленты, а реальная наша действительность. И, конечно, до последнего была надежда, что это скоро закончится, и мы вернемся к привычной жизни, потому как все эти маски, перчатки, антисептики начинали раздражать. С другой стороны, я никак не могла понять, почему в Екатеринбурге люди вообще не верят в серьезность происходящего и не принимается никаких «ограничительных мер».

В тот же день мы вернулись в Пермь. Пока я работала, папа выспался и предложил ехать обратно. Все-таки работать в паре оказалось продуктивно.

Вернулись – и снова выступление президента.  И вновь родители с нетерпением ждали, что же объявит глава государства. Было 8 апреля. Путин заявил, что Россия не раз проходила через серьезные испытания: страна справилась с печенегами и половцами, «победим и эту заразу коронавирусную». Побеждать заразу он решил с помощью поддержки бизнеса, который будет сохранять рабочие места. Мама не сильно впечатлилась метафорами про печенегов и половцев, но вроде воспряла духом.

Взяла у брата денег в долг, чтобы выплатить сотрудникам зарплату, и начала разбираться, какие бумаги нужны для оформления кредита. Чем больше она во всю эту бумажную волокиту погружалась, тем больше понимала, что дело идёт к закрытию сада. Кроме того, частные детские сады без лицензии по региональным документам, нашлепанным бездумно краевыми чиновниками, не попадали под новые меры поддержки. Я попробовала выдумать какой-то выход – уж очень сильно мам любила свой сад, и предложила ей написать коллективное письмо губернатору. Связалась с коллегами в местных СМИ, для того чтобы обращение было опубликовано и привлекло внимание властей. В чатике владельцев подобных центров по уходу за дошколятами мама кинула клич «Кто за?». Мы составили обращение. Мама отправила его в чат нелицензионных частных садов края. Последовали долгие и жаркие споры, что «это» ни к чему не приведёт, я предложила прекратить пустую перепалку и все же попробовать найти выход.

Мама с каждым аргументом коллег, все больше теряла надежду на помощь от государства. Тогда мы пошли на хитрость. Документ должен был быть подписан всеми. Мы поступили так: каждая подписала, а потом мой муж с помощью фотошопа объединил все подписи под обращением. А иначе собрать эти подписи не было никакой возможности. Мы вообще не выходили из дома, и чётко соблюдали все меры изоляции. Нам даже еду (мясо, птицу, рыбу, овощи), как я уже писала, привозили раз в две недели, так сказать, оптом: мама заказывала провиант для дома в той же фирме, что и в детсад. И это было такое необычное ощущение полной несвободы, к которому сложно было привыкнуть. И потому я думала, что ездить по адресам и собирать подписи не вариант.

 Единственно логичное решение в данных условиях оформить документ – использовать виртуальные средства. При этом никого никто не обманывал. Помощь действительно была нужна. Правда, это ничего не поменяло. Активистов чиновники отправили читать нормативные документы и сверять ОКВЭДы4, которые вроде подходили, а вроде и нет.

У мамы совсем опустились руки. Ещё один вариант хоть как-то остаться на плаву – написать арендатору о снижении аренды. Мама была против. Ни средняя сестра, ни папа не могли её переубедить. Я попросила поговорить с мамой свою лучшую подругу, у которой один из бизнесов как раз сдача в аренду помещений, также она сама арендовала площади. Подруга поговорила с мамой, прислала ей пример того, как пишет запросы она. Мама долго еще собиралась с духом, она вообще очень долго доходит до каких-то вещей, сначала принимает предложения в штыки, оправдывается темпераментом флегматика – «долго доходит, как до жирафа». В общем, оплот недоверия пал, мама все же написала письмо с просьбой снизить плату за помещение. И арендатор пошёл ей на встречу – на шее у мамы остались зарплаты работникам и счета за коммуналку.