– Кажется, ты должна сама дать мне в руки мои таблетки и проследить, чтобы я все запил?! – он злобно ухмыльнулся.

– Обойдешься, – сказала Арина. – Запивай таблетки и, простите мой французский, не е…и нам всем мозг! Она тебя боится!

Георг недовольно скорчил рожу и протянул:

– Ну, дай мне сама таблетки. А то я пожалуюсь на тебя дяде.

– Это в тридцать лет ты будешь жаловаться дяде? Ну, вперед! А я пожалуюсь президенту, что вынуждена была пытаться сохранить тебе жизнь, но не смогла, потому что ты захотел сдохнуть!

Георг зло уставился на нее, затем запихал сразу все таблетки и капсулы в рот и взял стакан с водой. С набитыми таблетками ртом он сказал:

– У, ха ебя, хука!

Арина громко похлопала и сказала:

– Пей уже, полудурок!

Георг поднес стакан с водой к губам, но почему-то не мог пересилить себя и сделать глоток. Он пробовал снова и снова, но у него ничего не получалось. Казалось, что какая-то невидимая сила отталкивала этот стакан с водой прочь от его рта. Арина понаблюдала за этим минуту, а затем показала Герману и Ковальскому, чтобы они ее подстраховали. Как только они поняли, что нужно делать, и приготовились в случае слишком неадекватной реакции броситься на Георга, Арина подбежала к Георгу и опрокинула стакан на его лицо. Как только вода достигла рта Георга, он взвился и, выплевывая таблетки, начал совершать какие-то неимоверные телодвижения. Сначала он попытался достать Арину рукой, но она оказалась проворнее и вмиг отпрянула назад, попутно вытаскивая пистолет из кобуры. Затем с истошным криком Георг начал метаться по отсеку, ударяясь и отскакивая от стен, углов, предметов. Он кричал так, что у присутствующих, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. Крики Георга были настолько отвратительными, что Субботин, не выдержав, подскочил к медсестре и закричал:

– Что было в стакане?! Что ты дала ему?!

Медсестра, трясясь от страха, начала плакать и показывать на стоящую в углу отсека упаковку – бутылки воды, скрепленные полиэтиленом. Одна из бутылок стояла на столе, расположенного у стены. Бутылка была открыта, крышка лежала рядом. Арина подошла к столу, схватила бутылку и вернулась к медсестре:

– Ты готова отпить? Как еще доказать, что ты не хотела его отравить?

Медсестра с непониманием и страхом посмотрела на бутылку:

– Я не хотела его отравить, но я боюсь, – сказала она.

Арина вылила немного воды себе на руку и поднесла к носу: никаких резких запахов. Жидкость вообще ничем не пахла.

– Пусть она глотнет! – потребовал Субботин.

Арина кивнула, затем сказала медсестре:

– Открывай рот, я волью немного воды. Это будет доказательством, что ты не травила его.

Медсестра, плача и дрожа, открыла рот и зажмурилась. Арина влила ей немного воды и, дождавшись, когда медсестра проглотит всю воду, проверив ее рот, обратилась к ней:

– Как себя чувствуешь?

– Нормально. Кажется, это просто вода.

Арина повернулась к Субботину, а затем и ко всем остальным:

– Это просто вода, господа. Сейчас проведем еще один эксперимент.

– Мне опять что-то пить? – спросила медсестра.

– Пить, но не тебе.

С этими словами Арина схватила новую бутылку из упаковки и прежде, чем кто-то понял, что она собирается предпринять, отвернула крышку и сделала большой глоток воды. Затем обернулась к остальным и торжественно сказала:

– Господа, простите, но это обыкновенная питьевая вода.

– Но на что же тогда реагировал Георг? – изумился Бейдер.

Арина, не говоря ни слова, перелила воду в новый стакан, который стоял неподалеку, и молча, подойдя чуть ближе к Георгу, плеснула тому в лицо воду. Он снова завертелся волчком, закружился юлой, завизжал ультразвуком и принялся метаться по отсеку. Арина развернулась вполоборота к остальным, чтобы не упускать Георга из вида, и выдала заключение:

– Он реагирует на воду, как человек, у которого запущенная форма бешенства. Возможно, это она и есть.

Когда Георг немного успокоился, Арине вместе с Германом, Ковальским и еще тремя офицерами удалось его обездвижить, обмотав в несколько слоев военным скотчем. Затем этим же скотчем им удалось прикрутить его к каталке. Пока они справлялись с буйствующим пациентом, с тем происходили непонятные метаморфозы. Сначала он выкрикивал много ругательств в адрес Арины, Бейдера и медсестры, затем речь его превратилась в нескончаемый мат, а дальше Георг стал будто бы забывать слова. Он начинал говорить, но что-то сломалось внутри него. Текст, лившийся из его нутра, стал прерываться, как будто бы заедать. Разобрать можно только несколько слов из предложения. Затем и это было утрачено. Георг только вращал глазами и бессвязно мычал, дергаясь на каталке из стороны в сторону. Постепенно цвет кожи начал меняться, а температура тела – еще больше подниматься. Георга подключили к датчикам, но стало ясно, что, скорее всего, живым он не доедет.

Когда колонна начала подъезжать к метро «Ленинский проспект» и скорость движения значительно замедлилась, Бейдер подошел к окну и сказал:

– Ну, вот мы и въехали в пробку. Перед нами идет много военных колонн. Вот это да! Я вижу, что часть едет по встречке. Все двигаются туда, и никто не едет обратно. Очень интересно!

Все, кто мог, прильнули к окнам. Арина же осталась стоять на месте. Она не сводила глаз с Георга, все еще опасаясь, что он выкинет какую-либо дикую штуковину. Но Георг внезапно затихнув, только неподвижно глядел прямо перед собой с каким-то животным страхом. Глаза его наполнились слезами, и через секунду датчики громко запикали, а на экране показалась длинная линия. Георг умер. Ни старательные действия медсестры, ни разряды электрошока результатов не принесли.

Бейдер стоял и молча смотрел на тело Георга, медсестра была отправлена вместе с доктором Вьюговым в другой медицинский броневик, чтобы проверить повреждения, которые были им получены при падении. Георг лежал, все еще перемотанный военным скотчем и прикрученный им же к каталке. Бейдер не осмелился размотать его, решив сделать это, когда они приедут. Все-таки, скорее всего, тогда на месте будет дядя Георга, генерал-лейтенант Ничипоренко. Бейдер знал всю историю, связанную с младшим сыном Ничипоренко, которую он в свое время услышал от Арины, знал и о других темных историях, связанных с этим именем. А перед бункером докопался и до правды о темном прошлом самого Ничипоренко-старшего. Правда была пострашнее иного фильма ужасов. Что отец, что младший сын – оба были настоящими монстрами с почти неограниченными правами и чуть ли не лицензиями на убийство. Но загадкой оставалось то, каким образом Ничипоренко-старший достиг той должности, на которой он находился сейчас. То, что этот человек был далек от военных подвигов, а также то, что тактик и советник из него был хуже некуда, знали все. Он очень долго добивался звания генерал-майора. Помогли только связи его отца, который, и правда, был выдающимся военным.

На должность заместителя Воргана тогда претендовало множество достойных кандидатур, включая самого Бейдера. Ворган в свое время даже сказал, что Бейдер мог бы просто идеально вписаться в эту должность, если бы только он хоть сколько-нибудь был Воргану симпатичен. Но Ворган Бейдера, мягко говоря, недолюбливал. И все же… однажды он сообщил Бейдеру, что несмотря на то, что тот ему не нравится, когда-нибудь он, безусловно, поднимется выше и, скорее всего, все-таки станет одним из его, Воргана, заместителей. И вдруг как гром среди ясного неба – назначение Ничипоренко-старшего. Повышение последнего до генерала-лейтенанта и тут же – назначение.

«Так не бывает», – думало окружение Воргана и Бейдер, конечно же, тоже. Что-то здесь не так. Но что именно не так – сейчас Бейдеру было знать не дано.

Размышляя над всей этой ситуацией, Бейдер теперь внимательно рассматривал Георга Конева, прокручивая раз за разом предстоящий разговор с Ничипоренко-старшим. Возможно, когда они прибудут на место, там будет и отец Конева – Сидор. Последний являлся паршивой овцой в довольно многолюдном роду Ничипоренко-Коневых. Дело в том, что тот был настолько глуп, насколько это вообще было возможно. Нет, он не был болен, не получал травмы головы, не болел ничем в детстве. Он просто был наиглупейшим человеком. Наиглупейшим и крайне некрасивым. Поэтому, чтобы продолжить род, Ничипоренко-старший практически купил ему жену. Он нашел девушку, которая согласилась за достаточно внушительную сумму денег выйти замуж за Сидора Конева. Молодая женщина прожила с ним ровно до того момента, как их общему сыну, Георгу, исполнился один год. И потом, не подавая на развод, но подписав документы о том, что на наследство претендовать не будет, она испарилась из жизни и Сидора, и Георга. Конев-младший вырос вполне смышленым мальчиком, в том числе и благодаря дяде, который взял воспитание будущего военного исключительно на себя. Поэтому и с дядей, и с двоюродными братьями у Георга были отношения отличные.