Все получилось, как тот и предсказал. Особенно его поразило как его захватили в плен. Все произошло естественно и Рогожин не мог понять как Нольман все устроил? Неужели такое возможно?

Впрочем, больше всего Андрей думал о том, поступил бы он иначе в другой ситуации? Да. Он поднял руки, ибо у него был такой приказ. Но если бы его не было, хватило ли у него смелости не делать этого?

Как он должен был поступить если бы не приказ старшего майора? Гордо бросить врагам в лицо обвинения и умереть достойно? Но он ведь не желал умирать. Неужели он выбрал бы путь предательства?

Парень у окна отвлек его от мыслей. Он сказал:

– Я Серега. Осипов моя фамилия. Сержант Красной Армии. Бывший сержант.

– Андрей Рогожин. Рядовой Советской Армии. И тоже бывший.

– В бою ты, стало быть, был? В настоящем?

– И да, и нет, – ответил Андрей.

– Это как же? – спросил Сергей.

– А вот так. Сидел в окопе и стрелял по немцам. Попал ли? Не знаю? Затем увидел немца вблизи. Вот как тебя и в плен сдался. Что мне сказать? Испугался.

– Жизнь одна.

– Да. – согласился Рогожин и процитировал слова Островского. –«И прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно».

– Чего? – не понял Осипов.

– Слова Островского.

– А это кто?

– Писатель. «Как закалялась сталь» написал.

– Ты, стало быть, книжки любишь?

– Любил читать. Скрывать не стану.

– А мне все некогда читать-то было. Работа и работа.

– Читать тоже работа, Сергей. Я студентом был в Москве. А для студента это и есть работа. Но мне странно видеть тебя здесь.

– Чего это?

– Меня сюда направили потому, что я язык знаю. А тебя?

– Ты про эту школу? Я ведь тоже не совсем дурак. Семилетку закончил. Дак и сюда по знанию немецкого угодил.

– Sprechen Sie Deutsch? – удивился Рогожин. (Ты говоришь по-немецки?)

– Ich spreche Deutsch, aber nicht zu gut. (Немного). Получилось, что после ремеслухи я на завод попал. А там у нас был мастер. Немец по национальности. От него и выучил язык-то. Поначалу не хотел учить. Все говорил на кой он мне? А вишь как! Пригодилось.

– Только я из рядового состава сюда попал. Из тех, кого со мной из лагеря забрали. Тот офицер, что нас забирал – поручик Артюхин –меня и лейтенанта Любушкина забрал.

– Лейтенанта? – спросил Сергей.

– Политрука.

– Политрук попал в РОА? Чудны дела твои, господи! Я слышал, их стразу стреляют.

– Лейтенант Любушкин был не далеко от расстрела. Смерть рядом с ним прошла. Но его не зацепила…

***

Серега Осипов был сыном рабочего и сам после ремеслухи на завод пошел токарем и до самой войны токарил. Было тогда неплохо. Он с немецким мастером подружился. Карлом Карловичем того звали. Был он коммунистом, что от Гитлера в Советский Союз сбежал. От него Серёга немного немецкий язык освоил.

Но началась война и завод эвакуировали и переехали они в тьму тараканскую в пустыню, где под открытым небом завод ставили и станки запускали. Эх, и хлебнули они тогда лиха.

Жрать совсем нечего было. Каша пустая безвкусная. А работали по 12-15 часов. В бараках холод собачий, испарения от немытых тел.

И предложил ему тогда дружек Васька:

– Серёга! А не пойти ли и нам в военкомат завтра? На фронте то не хуже, чем здесь будет.

– Да кто нас возьмет? Нам по 17 только.

Но Васька не унимался:

– Да ты подожди. У них нужда большая в тех, кто семилетку закончил. А мы с тобой такие. У нас и школа и ремеслуха. Припишем себе по году и в училище. Они таких берут.

– А завод?

– Да у нас разряды не такие большие. Начальник нас отпустит. А не отпустит так в военкомате и спрашивать его не станут. А то загнемся здесь, Серёга. Ей-ей загнемся. Смены по 14 часов. И жрать почти не дают. Сколь мы без горячего? А в училище красота. Мне соседка письмо показывала от сына своего. Он в танковом училище. Опять же на фронт попадем – героями станем. Ордена носить будем. И почет, и уважение. Смекай.

И они пошли на следующий день после работы в военкомат, и все получилось. Попали они с Васькой в артиллерийское училище и спустя три месяца сержантами уже были на фронте…

***

Дабендорфская школа РОА.

Апрель, 1944 год.

Учеба.

В помещение казармы вошел офицер в форме с погонами поручика РОА. Он принес два комплекта одежды и за ним вошел солдат с двумя парами сапог в руках.

– Господа! – весело сказал офицер, бросая каждому комплект новой формы. – Живо одеваться и за мной! Новая жизнь начинается для вас.

– Новая? – Андрей пощупал серую куртку.

– Вас приказано отвести на занятия во второй взвод. Вас приписали к нему.

– А отчего мы здесь одни? – спросил Серега.

– А вы не поняли? Вы знаете немецкий. И вас приказано пока содержать отдельно. Я поручик Минаков. Командир второго взвода. Вам пока нельзя доверять, господа. Вы еще ничем себя не проявили. Но людей со знаем немецкого языка – мало.

– А чем мы могли себя проявить? – спросил Андрей.

– Ваше личное дело, Рогожин, читал наш командир, – сказал поручик.

– Я ничего не скрывал.

– Вы не обижены советами и жили в Москве, учились в престижном университете. Ваше дело не похоже на остальные. И скажу вам честно – ему оно не понравилось.

– Значит, вы мне не верите? – спросил Андрей.

– Капитан Ланге, наш командир, советовал отправить вас в лагерь обратно. Но я повидал таких как вы. Из вас получиться солдат. И из вас, Осипов, также. А сейчас – одеваться! Живо! Нас ждут.

И через пять минут оба новых курсанта в серой форме вышли из казармы за поручиком Минаковым. Он провел их в большой корпус для занятий, где 23 курсанта слушали лекцию о том, кто главный враг России.

Лекцию проводил сам капитан Рихард Вилфрид Ланге6, русский немец. Он высок ростом и широк в плечах. Говорил капитан по-русски чисто без акцента. На нем также была форма РОА, хотя Андрей ожидал увидеть на капитане форму вермахта, положенную заслуженным офицерам.

Родился Ланге в Риге в 1897 году и в 1915-ом окончил гимназию в Петербурге. Добровольцем ушел на фронт воевать за «веру, царя и отчество». В 1918-1920 годах сражался с большевиками в рядах Белой армии.

Затем стал эмигрантом. В 1941 году поступил в ряды вермахта в качестве военного переводчика. В начале 1944 года перешел служить в РОА после знакомства с Андреем Власовым.

– Господин капитан! – отрапортовал поручик. – По вашему приказу новые курсанты Рогожин и Осипов, готовы к слушанию лекций.

– Отлично, поручик! Внимание господа! Перед вами новые курсанты и будущие солдаты 1-й дивизии Русской Освободительной Армии. Я приказал привести их не случайно! Стать вперед!

Андрей и Сергей стали по стойке смирно посреди класса.

–Они пришли к нам добровольно! – продолжал Ланге. – Правда не сами перешли на нашу сторону во время боя, но согласились сотрудничать в лагере для военнопленных. Я задам вопрос – зачем они это сделали? Ответ прост – они испугались за свои жизни! Это еще вчера были наши враги. Те, кто исповедует большевизм. Меня могут спросить, отчего мы взяли их? Станут ли они воевать за наше дело? За новую Россию. Что скажет нам поручик Минаков?

– Станут, господин капитан! – ответил поручик. – И воевать они будут хорошо. Эти двое не трусы, хотя проявили трусость. Вот такой вот парадокс. Они испугались, и Родина отвергла их. Они совершили преступление против Родины. Той сталинской Родины. Они стреляли в «своих», и они перешли на сторону врага. У Сталина для таких только расстрел и вечное клеймо позора.

– Именно! – поднял руку вверх капитан. – Вот вы, Рогожин! Что скажете о причинах своего поступка?

Андрей не ожидал вопроса и только пожал плечами.

– Что же вы молчите? Скажите им, зачем вы пришли сюда?

– Я испугался лагеря, господин капитан, – честно ответил он. – А в лагере я испугался смерти.

– Но вы ведь пошли на фронт добровольцем, и вы комсомолец? Так? В личном деле нет ошибки?