Я вскрываю конверт. Внутри письмо, написанное тем же старомодным почерком:
Дорогой Патрик,
надеюсь, у вас все в порядке? Пишу вам с новостями, которые удивят вас так же, как удивили меня. Одно уважаемое агентство провело расследование, благодаря которому я получила к сведению важную информацию о моем потерянном сыне. Естественно, я подвергла сомнению правдивость этой информации, но, кажется, она может быть подтверждена несколькими неопровержимыми доказательствами: свидетельствами о рождении, данными переписи населения и другими официальными документами.
Моего сына в детстве отдали на усыновление. К сожалению, его уже нет в живых, но без моего ведома и, видимо, уже в позднем возрасте он встречался с женщиной, которая родила ему ребенка. Насколько мне известно, этот ребенок – вы. И хотя мы никогда не встречались, мы с вами состоим в близком кровном родстве – я ваша бабушка.
Вы наверняка догадаетесь, что я уже не так юна, как раньше, но все равно хотела бы познакомиться с вами. Я вполне здорова и готова приехать в гости, если вы не против.
С надеждой на скорый ответ
и с наилучшими пожеланиями
Вероника Маккриди
5
Патрик
Болтон
Июнь 2012 года
И что, черт возьми, я должен делать с этой информацией? Новая бабушка? Это точно не то, что мне сейчас нужно. Уж точно не одно из моих заветных желаний. Особенно если учесть тот факт, что она – мать моего отца, а я, давайте будем откровенны, никогда его особо не любил. Что логично, учитывая то, как он поступил с мамой.
Я тащусь наверх в комнату, комкаю письмо и бросаю в мусорное ведро. Оно пролетает мимо и падает на пол рядом с грудой грязного белья. Здесь нет стиральной машины. Рано или поздно мне все-таки придется взять себя в руки и найти поблизости прачечную.
Я записал себе несколько серий «Топ Гира», поэтому решаю посмотреть их, а затем пару эпизодов передачи «Кто хочет стать миллионером?». Мне нравятся развлекательные шоу. Какой смысл смотреть эти бесконечные программы про смерть, депрессию и убийства. Это никак не поможет вам в жизни, верно? Только заставит зря переживать.
Я успешно прожил первую треть этого дня, почти не думая о Линетт, это хороший знак. Встаю с дивана, потягиваюсь и подхожу к окну. Отсюда видно только грязные кирпичные стены и водосточные трубы. И какое-то потрепанное невзрачное деревце. Небо мрачно нависает над крышами домов. Солнце ненадолго выглянуло утром, а затем, видимо, снова устроило забастовку.
Труляля и Траляля чувствуют себя хорошо. Есть несколько прелестных маленьких побегов, которые так и ждут, пока их срежут, высушат и скурят. Просто чудесно. Растения соблазнительно улыбаются мне.
– Нет-нет, прекратите, еще не время, – говорю я им и поднимаю чертову бумажку с пола. Тщательно разглаживаю смятое письмо и перечитываю.
Эта женщина совсем свихнулась. В каком веке она живет? «Я подвергла сомнению правдивость этой информации…», «…не так юна». Это что – розыгрыш? Или она и в самом деле моя бабушка? Кажется, она провела основательное расследование, прежде чем мне написать.
Я никогда даже не пытался отыскать своего отца. Он того не стоит. Не могу вспомнить о нем ничего конкретного, но что я точно знаю: ему было абсолютно наплевать на меня и мою мать. Бедная мама. Этот ужасный день… Хочется стереть его из памяти.
Я стою и как идиот пялюсь на письмо Вероники Маккриди. Семья. Это ведь что-то хорошее, да? Но запутанное. А я уже в полном раздрае. И вдруг в двадцать семь лет получить в подарок до ужаса чопорную и, скорее всего, выжившую из ума бабулю – разве это может мне помочь? Думаю, нет.
Хотя мне все равно немного любопытно. А вы ведь знаете, как бывает с любопытством. Оно как червь грызет изнутри. Оно мучает до тех пор, пока ты наконец не сдашься.
Что может произойти при худшем раскладе?
Вероника Маккриди не удосужилась оставить мне свой емейл или номер телефона, поэтому мне придется отправить ей ответ обычной почтой. Бумаги у меня нет, но где-то завалялся блокнот. Да, вот он, валяется рядом с грудой книг и журналов, прямо под отверткой. Я убираю ее в карман куртки, беру ручку и пишу записку. Короткую и по существу:
Ладно. Когда вы хотели бы встретиться?
Я свободен на следующей неделе.
В любой день, кроме понедельника.
Я приписываю свой новый адрес и номер телефона наверху. Если захочет, увидит. Если нет – ну что поделать.
Знаю, невежливо писать ей вот так, но вообще-то эта женщина сильно меня разозлила. Было бы неплохо, если бы она нашла меня немного раньше, когда мне было, ну, скажем, лет шесть и я очень нуждался в том, кто бы позаботился обо мне. Это уберегло бы кучу людей от моей агрессии.
Пойду выйду на улицу, отнесу письмо на почту, заскочу на обратном пути в «Арфу» и побалую себя пивом. Может, позвоню Гэву. Встретимся там. Несколько месяцев назад у него умерла мать, у него болеет ребенок, а еще он вынужден терпеть меня. Ему точно не повредит кружка-другая пива.
Мысль о выпивке воодушевляет. Я снова сбегаю вниз по лестнице, письмо в заднем кармане джинсов. Воздух на улице влажный и тяжелый. Бегу вниз по улице. Мимо проносятся машины. По пути я думаю только о пиве, но как только бросаю свою записку в почтовый ящик, то, сразу начинаю жалеть, что так грубо ответил бабуле Веронике. Все-таки она пожилой человек. И наверняка ранимая. Не стоило писать так односложно и сухо, хотя ее письмо было действительно странным.
Интересно, ответит ли она. Часть меня считает, что да. Другая – что не ответит.
Начинаю думать (ладно, надеяться), что бабуля Вероника окажется миленькой старушкой. Представляю ее такой полненькой и румяной, с ванильным парфюмом. У нее живые блестящие глаза и звонкий смех, как у девчонки. Может даже, она будет говорить с легким шотландским акцентом. Привезет мне домашний яблочный пирог, завернутый в клетчатое полотенце.
Когда я стою у барной стойки со своей первой кружкой пива, у меня в голове уже есть план. Я знаю, что делать: приготовлю пирог к приезду бабули Вероники. Пирог – это круто. Точно, приготовлю ей пирог. Может, страсть к пирогам будет нашей с бабулей общей страстью. Сплотит нас. Будем обмениваться рецептами. И она скажет, что я унаследовал ее глаза, нос и любовь ко всему миндальному. А я расскажу ей о Линетт. И она будет такая добрая и участливая, как и положено бабулям.
Решено. Бабуля будет меня обожать.
6
Патрик
Болтон
Не знаю почему, но сегодня я проснулся куда более радостным, чем обычно. Я исполнен решимости начать новую жизнь. Выпрыгиваю из кровати, собираю с пола грязную одежду и запихиваю в полиэтиленовый пакет. У меня не осталось чистой одежды, но есть старая футболка с группой Gorillaz и рваные джинсы – они воняют чуть меньше, чем все остальные. Боже, я и в самом деле себя запустил. Жалкое зрелище. Пришло время взяться за ум. Открываю холодильник, но там пусто – если не считать одинокую бутылку молока. Придется обойтись без завтрака.
Я решительно выхожу из квартиры, спускаюсь по лестнице и оказываюсь на улице.
Я на высоте. Машин еще не так много, и на улице никто раздраженно не сигналит, как это бывает обычно. Солнце слепит глаза, и листья на деревьях сверкают, будто освещенные прожектором. Как же хорошо.
Это начало новой жизни. Теперь я одинокий, зато куда более цельный. Линетт была права в одном: если не следить за здоровьем, вся жизнь катится к чертям. Я тяжело дышу, пока бегу через парк до «Теско». Собираюсь как следует насладиться походом за продуктами.
* * *
В моей тележке: авокадо, финики, грибы шиитаке и шампиньоны, листья салата, кусок баранины, свежая мята, картофель, яблоки, хлеб с семечками, киноа и (ладно-ладно, я же не святой) моя награда за это все: две упаковки пива. Оплачиваю покупки кредиткой, пытаясь скрыть ужас от их стоимости. Если повезет, я совсем скоро получу очередную выплату по пособию.
