Королеве тогда исполнилось семьдесят лет. Выглядела она, даже после шестнадцати лет заточения, на неполные пятьдесят, а ее энергии и ума наверняка хватило бы на завоевание всего Востока вплоть до Багдада.

Годфри был лишен должности канцлера и отправлен в ссылку. Ричард не забыл его верности отцу.

А сэр Мишель, передохнув в отцовском замке и похваставшись барону Александру дарованным самим канцлером Англии рыцарским поясом, отправился путешествовать дальше. Теперь уже в качестве странствующего рыцаря.

Дороги привели его в бенедиктинский монастырь Святой Троицы, откуда благородного рыцаря Фармера-младшего и выставили со скандалом ранним утром 13 августа 1189 года. И неизвестно, как бы сложилась его дальнейшая судьба. Дракон Люфтваффе, которому было вовсе нечего делать в Нормандии двенадцатого века, изменил все.

– Здорово, – пробормотал Гунтер, когда сэр Мишель закончил свой длинный и несколько сбивчивый рассказ. – Весело вы тут живете… Вот никогда бы не подумал, что такой раздолбай, как ты, может быть знакомым с королями, принцами и канцлерами. Меня, например, к нашему канцлеру и близко бы не подпустили.

– У вас в будущем тоже есть канцлер? – поднял бровь Фармер, пропустив «раздолбая» мимо ушей. – А кто он? Родственник вашего императора?

Перед Гунтером на мгновение мелькнуло худощавое лицо с вечно настороженными небольшими глазками, смешными усиками и темной челкой, падающей на лоб. Германец решительно отогнал явившееся так некстати видение и буркнул в ответ:

– Он у нас и канцлер, и император, и принц, и все, что угодно, вместе взятое. Не будем о нем. Помяни беса к ночи…

По обе стороны дороги тянулись убранные поля с возвышавшимися через каждые пятьдесят шагов стожками соломы, левее, на зеленом холме паслось стадо рыжих коров, над которым кружили темные пятнышки птиц. Грунтовая утоптанная дорога шла прямо на восток, к Руану…

Почему-то сэру Мишелю взбрело в голову начать расспросы, для которых прежде времени или желания не находилось. Безусловно, гордый норманн никогда не стал бы связываться с «быдлом», но все одно – происхождение оруженосца сэра Мишеля интересовало до крайности. Конечно, можно поверить и на слово, и Джонни никоим образом не мог обмануть, говоря, будто он родич герцогов Валуа, но он что-то еще говорил о германских маркграфах, имевшихся в его древе родословия… Между прочим, сам сэр Мишель и весь его род происходили от Ивара конунга, по прозвищу Широкие Объятия, владевшего Данией, Швецией и восточной частью страны саксов, а сам Ивар, говорят, возводил свой род к Инглингам, потомкам самого Одина. Хотя гордиться таким происхождением вовсе не следовало – пристало ли христианскому рыцарю вести род не от Адама, а от какого-то языческого божка, вдобавок еще и одноглазого?!

– Слушай, Джонни, – начал рыцарь. – Вот смотри: я и мой папенька, и мои предки до прадедушки в родстве со многими благородными семьями Франции, Англии и Дании. Дедушка еще папеньке рассказывал, будто линия, из которой происходит моя мать, идет от принца датского Амелета из замка Хельсингер… Может, знаешь того принца, который прикидывался сумасшедшим, чтобы отомстить потом за отца?

Гунтер фыркнул, едва подавив громкий хохот. Ничего себе! Оказывается, шевалье де Фармер – прямой потомок шекспировского героя! Во дает! Хотя собственно, к чему это он клонит?

Сэр Мишель продолжал:

– Даже если между моим и твоим рождением прошло семь с лишним столетий и множество поколений, ты должен помнить своих предков. Как дворянин…

– Ну-у… – скривился Гунтер. – Понимаешь ли… Просто у нас дворяне не являются – вернее, не являлись – такой силой и не блистали таким положением, как у вас. Вот в России, например…

– Где? – не понял сэр Мишель. – В чем? Это страна такая?

– Ну да, далеко на востоке. За Германией и Польшей. Разве не знаешь? А вообще-то да, здесь о России мало слышали.

– За Германией и Польшей… – размышляя, пробормотал сэр Мишель и вдруг радостно улыбнулся, видимо, вспомнив: – Лет сто назад принцесса именем Анна, дочь великого герцога Ярицлейва из города Киева вышла замуж за французского короля Генриха Капетинга. Киев – это и есть Россия?

– Это такая… – Гунтер запнулся, – крепость. И город тоже. Но, в общем, ты прав. Так вот, про тамошних дворян. Однажды, лет двадцать пять назад по счету моего времени, там случился бунт. Власть забрали всяческие холопы-крестьяне и ремесленники, если по-здешнему выражаться.

– Холопы? – изумленно переспросил сэр Мишель. – Да разве так может быть?

Гунтер кивнул:

– Конечно. А всех дворян выгнали или перебили. Те, которые уцелели, успели убежать…

– Убежать? – возмутился рыцарь. – От холопов? Что, и рыцарского ополчения не собрали?

– Не перебивай! Ополчение, конечно, было, но его разбили. А те, кто переселился в другие страны, стали работать, как все остальные. Водителями такси, кучерами то есть, прислужниками в трактирах, ну и так далее…

– Сказки! – уверенно заявил сэр Мишель. – Чтобы дворянин, благородный, с родословной, восходящей к римским цезарям… Бегать с кружками в вонючем трактире? Нет, такого не может быть никогда! Дальше я и слушать не хочу, тем более мы сейчас не про этих дворян говорим, а про тебя. Ты-то от кого род ведешь?

– От мамы с папой, – рассмеялся германец. – Чего ты пристал?

– Видишь ли, – серьезно начал сэр Мишель. – Если ты действительно хочешь стать рыцарем, то хорошее родство обычно дает больше прав на шпоры и пояс. Можешь сходить к кому-нибудь из родственников, например…

«Великолепно! – усмехнулся про себя германец. – Значит, это будет выглядеть так: прихожу это я к каким-нибудь „родственникам“, если таковые здесь найдутся, и заявляю – я ваш дальний потомок, появлюсь на свет через семьсот пятьдесят лет, а сейчас я здесь проездом; мимо шел – дай, думаю, зайду… Да, кстати, не окажете ли протекцию для поступления в рыцари?.. Интересно, сумасшедшие дома здесь есть?»

– Знаешь, – начал Гунтер. – Все мои предки, имеющие хоть какой-то вес, еще пока не родились. Смешно звучит, правда? Если вспоминать самых далеких пращуров, то считается, будто наша семья происходит от одного из норманнских ярлов, саксонца или аллемана по происхождению. Звали его, кстати говоря, тоже Гунтером. Он служил у какого-то норвежского конунга, по имени Торин Путешественник, а потом сам завел себе дружину и взял в лен у короля германского земли, на которых выстроили наше семейное поместье. По-моему, это случилось ближе к концу девятого века.

Сэр Мишель, счастливо улыбнувшись, хлопнул германца по плечу:

– Ого! А говоришь, родственников нету! Можно будет съездить и навестить их!

«Действительно, – подумал Гунтер. – Райхерт уже наверняка существует, так почему бы однажды не проведать собственное поместье? Было бы любопытно посмотреть…»

– Ладно, съездим туда потом, – сказал он сэру Мишелю. – Сейчас времени нет и другие дела, правильно? Кстати, посмотри, с этого пригорка очень хорошо видна река. Это Сена?

Дорога проходила через гряду невысоких пригорков, поросших вереском, а далее спускалась напрямик к видневшейся (по оценке Гунтера, километрах в восьми) голубой полоске реки. Таким образом, до Руана оставалось ехать всего ничего.

Два всадника, миновав стоявший у подножия холма большой деревянный крест, поставленный, как следовало из надписи, в честь освобождения города Иерусалима от магометанских язычников в 1099 году, направились в сторону реки.

– Послушай, неужели так необходимо с ними знакомиться? – недовольно проворчал Гунтер, с подозрением оглядывая десяток всадников, поднимавших пыль в двух сотнях шагов впереди. Шедшие быстрой рысью лошади германца и сэра Мишеля понемногу нагоняли небольшую кавалькаду. – Опять нарвемся на неприятности…

– Если эти рыцари ехали по дороге, наверняка они могли повстречать Понтия, – рассудительно заметил сэр Мишель. – И вообще, каких бед можно ожидать от таких же дворян, как и мы, тем более под самыми руанскими стенами?