«Твое счастье, – ехидно подумал Гунтер. – Воображаю, что сталось бы с тобой, если б сейчас умели готовить шнапс или водку…»

– Так вот, – сказал германец, – на всякий случай отец Колумбан собирается изготовить достаточно хлебного спирта, чтобы можно было дать попробовать нашему зубастому Люфтваффе. Может быть, тогда полетаем. Мы, кажется, собирались в Святую Землю? Если получится, то доставлю тебя к границам Турц… тьфу, Византии меньше, чем за день. – Сказки! – уверенно сказал сэр Мишель. – До Константинополя месяца два-три пути. Или даже больше. Хочешь сказать, будто наш дракон так быстро летает?

«Наш дракон! Только подумайте! Сэр рыцарь, отягощенный сословными предрассудками и понятиями о вассалитете, теперь считает своей собственностью не только меня как оруженосца, но и мой собственный

<Это теперь «собственный». Еще несколько дней назад он принадлежал Германскому государству… >

самолет. Хотя Мишель не сказал «мой», а «наш». Впрочем, наверняка это дело времени. Если через месяц он будет требовать подать ему самолет к подъезду, будто карету, не удивлюсь. Феодал…»

– Отсюда до Константинополя, – Гунтер прищурил глаза, прикидывая, – нам добираться недолго. Если подняться в полдень и лететь без единой посадки, то как раз к закату будем в Византии. Впрочем, нет, – германец уже думал вслух, почти позабыв о внимательно слушавшем рыцаре, – дальности не хватит, у меня запас не больше тысячи километров. Следовательно, мы можем добраться только до Италии… – Ричард собирает крестовое воинство в Марселе и в королевстве Сицилийском, – как бы невзначай напомнил сэр Мишель. – А туда можно будет попасть?

– Можно, – кивнул Гунтер. Воображение уже нарисовало яркую и впечатляющую картину того, как несметная толпа суеверных рыцарей, сильно напуганных, а потому очень злых, несется с копьями и мечами на приземлившийся рядом самолет. Нет, идея использовать «Юнкерс» как средство передвижения порочна изначально. Это какой же шум поднимется! Однако, если все делать с умом, совершить посадку далеко от городов или поселков, глядишь, и не заметят… А ехать через всю Европу на дурацкой лошади совершенно не хочется!

Некоторое время они ехали молча, задумавшись каждый о своем. Сэр Мишель бросил пару недоуменных взглядов на Гунтера, напряженно сидящего в седле, и, пожав плечами отвернулся. «Странная посадка. Неужели в той Германии стало принято именно так ездить на лошади? Это же неудобно! А может, они и вовсе на лошадях не ездят, а все больше на драконах летают да на всяких машьинах? Хе, значит, Джонни попросту не обучен верховой езде?»

Он подумал немного и осторожно сказал:

– Джонни… А вы там, у себя совсем на лошадях не ездите?

– Иногда, для развлечения, кто хочет, – проворчал Гунтер, не догадываясь еще, к чему клонит сэр Мишель.

– А ты не хотел? – Рыцарь лукаво улыбнулся, надеясь, что оруженосец поймет намек.

– Иногда хотел… Но редко.

– Понятно… Ладно, вижу я, что тяжко тебе на лошади сидеть, ты вроде как не умеешь на ней ездить толком. – Сэр Мишель натянул повод, заставив лошадь идти шагом. – Ну-ка, езжай помедленнее и смотри, что я буду делать.

Далее сэр Мишель принялся посвящать Гунтера в тонкости и хитрости езды на «четвероногом друге». Нарочито медленно и с подчеркнуто преувеличенными движениями, он проехался вокруг Гунтера, рассказывая, как надо держать повод, как правильно ставить ногу в стремя, как, откидываясь назад, гасить, изгибая поясницу, толчки лошадиной спины, когда она бежит рысью. Гунтер старательно повторял все его движения, и, когда в качестве учебной пробежки, они затрусили рядом, заметил, что сидеть в седле стало намного удобнее и исчезло понемногу постоянное ощущение, что он вот-вот свалится в дорожную пыль, вздумай лошадь скакнуть в сторону или резко остановиться. Сэр Мишель остался вполне доволен первыми результатами своей работы и пообещал Джонни, что, едва выдастся свободная минутка, обязательно продолжит обучение.

Вдруг рыцарь пришпорил и без того двигавшуюся резвой рысью кобылу, кликнул Гунтера, чтобы тоже прибавил ходу, и, поднимая пыль, понесся вперед. Причиной тому послужило появление слева от дороги нескольких зданий, которые германец сначала принял за маленькую крепость. Серая, в два человеческих роста стена обносила с пяток приземистых домов, над одним из которых поднималась невысокая башенка, увенчанная потемневшим от времени деревянным крестом. Всадники быстро миновали ворота, ведущие внутрь ограды, возле которых слонялся угрюмого вида субъект в черной рясе и с выбритой макушкой. Субъект недружелюбно посматривал на всадников, крутя в руках посох, раза в два потолще, чем у отца Колумбана – такая дубина вполне могла проломить череп с одного удара.

«Монах, – подумал Гунтер. – Значит, монастырь. Интересно, это не та обитель, где набезобразничал мой рыцарь, а потом и наш общий дружок Понтий? Тогда я прекрасно понимаю, отчего настоятель выставил привратником эдакого громилу».

Когда монастырь остался позади, сэр Мишель позволил лошади идти помедленнее. Гунтер нагнал его и молча метнул раздраженно-вопросительный взгляд. Не привыкший к быстрой скачке германец сразу позабыл все Мишелевы уроки и едва не навернулся с седла, а при такой скорости падение с лошади могло быть чревато самое меньшее несколькими переломами. Сэр Мишель молчал, делая вид, будто ничего не произошло.

Наконец Гунтер не выдержал и, собрав весь отпущенный ему Богом сарказм, вопросил:

– Не ответит ли мне доблестный сэр, под чьим гербом я имею честь служить, как называлась та обитель смиренных братьев, мимо коей мы столь резво проскочили, и не там ли указанный доблестный сэр изволил наблевать в колодец?

– А не соизволит ли добрый оруженосец, – сэр Мишель мгновенно принял правила игры, – не обсуждать поступки опоясанного рыцаря и оставить мысли свои при себе? А на ваш вопрос, сударь, отвечу, что обитель сия действительно носит имя Святой Троицы, и столь некуртуазно обозначенное вами действие с колодцем было совершено именно в ее пределах. Доволен?

Оба дружно рассмеялись. Сэр Мишель, правда, несколько устыдился своей неприличной поспешности при проезде мимо монастырских ворот, но если и следовало в мире чего бояться, кроме Господа Бога, так это немилости Святой Матери-Церкви.

Пологие холмы остались позади, и теперь дорога шла по равнине, простертой до самого пролива, отделявшего Англию от ее владений на континенте. Пейзаж не отличался разнообразием – все те же поля сменяемые дубовыми и буковыми рощами, редкие деревни, иногда попадались дворянские замки, чаще совсем небольшие, но недурно укрепленные. О нормандских войнах короля Генриха здесь пока не забыли.

Вскоре от главной дороги ответвилась другая, не менее наезженная, ведущая к Руану, но сэр Мишель и Гунтер продолжили ехать вперед, не сворачивая. По пути стали встречаться путники, конные и пешие, рыцари (как заметил германец, все больше бедные и не слишком роскошно одетые) да крестьянские повозки с хлебом, репой и сеном. Очередной жаркий августовский день вступил в свои права.

Аржантанский замок, спрятавшийся в небольшом лесном массиве, показался незадолго до полудня. Даже издалека можно было увидеть на донжоне красно-белое знамя святого Георгия с королевским львом посередине.

– Боже мой, они называют это городом! – проворчал по-немецки под нос Гунтер, оглядывая открывшийся вид. Они с сэром Мишелем стояли возле ворот, дожидаясь начальника караула, который должен был разобраться с их делом.

Невысокая крепостная стена обносила довольно небольшое пространство вокруг невысокого холма, на котором был выстроен замок Аржантан. Сразу за городскими воротами виделись приземистые домики, простые и без всяких изысков, в большинстве своем одноэтажные. Ближе к замку и вершине холма городские дома становились более солидными – были видны с полтора десятка двухэтажных строений. Но все равно, городок удивительно походил на крупную деревню, и, если б не стена, стискивающая и без того слишком близко стоящие друг к другу дома (многие из них стояли, соприкасаясь стенами), то сходство стало бы полным. Тем более что из-за ворот слышались крик петуха и тоскливое коровье мычание. Надо полагать, в городке содержалось множество домашних животных, которых выгоняли на выпас за городскую стену, на луга, примыкавшие к Аржантану с запада. А запах, шедший со стороны городских улиц, стал ощутим еще при подходе к воротам.