– Голова с похмелья не болит? – осведомился он чуть издевательским тоном. – И вообще, какого… гм… дьявола, ты вылез и вмешался в беседу, не предназначенную для твоих ушей?

– Разбудили, – прогудел сэр Мишель, но глаз не отвел, пускай и очень хотелось.

– Бедняжка… – покачал головой Мессир. – Дорогой мой, а знаешь ли ты, что самая большая неприятность твоей жизни стоит перед тобой и ты даже держишься за нее?

– Не за тебя вовсе, я за Джонни держусь, – набычившись, проворчал сэр Мишель, медленно сняв руку с плеча Гунтера, шагнул вперед и встал рядом со своим оруженосцем. Прекрасно понимая, кем является высокий седой господин, рыцарь почти панически искал в памяти слова экзорцизмов и в то же время выискивал взглядом что-нибудь тяжелое на случай драки. Экзорцизм вспомнился раньше.

Мессир, очевидно собираясь подольше полюбоваться медленно закипающей яростью двух людей, скрестил на груди руки и расставил пошире ноги. Сэр Мишель начал произносить шепотом форму изгнания беса, а ночной гость скорчил такую физиономию, будто собирался заплакать или разжевал целый лимон.

– Ну что за безмозглая молодежь! – простонал он и махнул рукой. – Юноша, вы надеетесь пронять меня этим?

Сэр Мишель сбился, пробормотал невнятное ругательство и, не выдержав, вдруг прыгнул к сатане и завопил прямо ему в лицо:

– Катись отсюда, старый козел!!

Знакомый с электричеством Гунтер позже сравнивал исчезновение Мессира с выключением киноаппарата. Только что изображение было тут, а едва раздался крик рыцаря, поздний визитер исчез, как выключился. Правда, несколько мгновений висел в воздухе легкий, почти неразличимый дымок, но и тот рассеялся без следа.

– Изгнание дьявола… – Гунтер неожиданно для себя расхохотался. Веселья в его смехе было куда меньше, нежели истеричности. – Экзорцизм… Лихо ты его уделал!

– Это… – Сэр Мишель утер ладонью пот со лба и шумно выдохнул: – Джонни, это все правда?

– Разумеется! – все еще сотрясаясь от нехорошего нервного смеха, подтвердил Гунтер. – А ты, небось, подумал, я тут, пока ты спал, черту душу продал?

– Нет конечно! – возмутился сэр Мишель, но потом тихо спросил: – Честно, не продал?

– Идиот! – сплюнул Гунтер. Он желал добавить пару-другую словечек покрепче, но нежданно внимание привлекло некое движение наверху, там, где осталась стоять плошка со свечой.

– Иисусе! – прошептал сэр Мишель, поднося ладонь ко лбу. Рядом с чашкой, из ничего возникла рука со сложенными будто для щелбана пальцами. Простая кисть руки, существующая сама по себе. Указательный палец распрямился, щелкнул по глине подставца, плошка накренилась и, медленно-медленно вертясь в воздухе, полетела вниз, выплеснув вспыхнувший еще в полете расплавленный воск.

– Для начала… – послышался тихий вкрадчивый голос Мессира. – Первый подарок. От меня. Вам, господин Райхерт вместе с вашим, как вы выразились, собственным рыцарем. Расхлебывайте…

Гунтер и сэр Мишель несколько секунд наблюдали, как широкая полоса огня быстро поползла к стогу сена по разбросанным пучкам сухой травы, затем пламя охватило стог и взметнулось к потолку. Прежде чем сорваться с места и сломя голову выбежать из горящего сарая, Гунтер ухватил хладнокровную мысль: «А ведь этот господин мелочен, словно приказчик какой-нибудь… пакости мелкие строит. Несолидно, ой, несолидно!»

Они выбежали во двор, и тут Гунтер взвыл, схватившись за голову:

– Автомат!

И не успел шагу сделать, как сэр Мишель, ни на секунду не задумавшийся о том, что это – «автомат», конечно, та железная штуковина, и оруженосец дорожит ею пуще, чем он сам своим мечом, глухо рыкнув, кинулся обратно.

– Куда?! – только и успел крикнуть Гунтер. Рыцарь, прикрыв голову скрещенными руками, нырнул в адскую смесь огня, летучих искр и жара, исчезнув в облаке белого дыма.

«Начинается, – с ужасом и злобой одновременно подумал Гунтер. – Вот вам первая смерть, в которой виновен буду я…»

Некоторое время германец боролся с искушением самому броситься за сэром Мишелем и вытащить его, но рассудок решительно тому воспротивился. Огонь вырвался наружу сквозь щели в бревнах, сухое дерево быстро загорелось, огромные языки пламени лизали стены. Из дверей трактира выскочил Рыжий Уилли, в одном исподнем, за ним высыпали разбуженные треском горящего дерева и гулом огня постояльцы «Серебряного щита». До слуха Гунтера долетел отчаянный вопль хозяина:

– Пресвятая Дева! Что же это делается? Мой сарай! Этот ублюдок Фармер спалил мой сарай!

…И сэр Мишель кубарем выкатился из горящего дверного проема, рассыпая вокруг себя искры, яростно откашливаясь, ругаясь, отплевываясь и крепко сжимая в руках Гунтерову стрелялку. Одежда на рыцаре дымилась, волосы обгорели на концах, лицо перепачкано в саже.

– Кольчуга! – ревел сэр Мишель, катаясь по земле. – Кольчуга!

Гунтер неведомо как сообразил, что железные кольца брони раскалились, и немедля пришел на выручку нормандцу способом не слишком достойным благородного сэра, но весьма действенным. Чертыхаясь, он с натугой приподнял огромное корыто с заготовленным наутро пойлом для свиней и выворотил его на стонущего сквозь зубы сэра Мишеля. Раздалось тихое шипение, рыцарь некоторое время полежал, не двигаясь, затем приподнял мокрую, отвратительно грязную голову и, сплюнув, произнес:

– Послал Господь оруженосца…

– А ты хотел зажариться? – зло рявкнул Гунтер. – Кто тебя вообще просил лезть в огонь?

Сэр Мишель ничего не ответил, поднялся на ноги, обтекая вонючей жижей, и уставился на хозяина «Серебряного щита»; Уилли, поняв, что сарай уже не спасти, мигом раздал постояльцам горшки, кадушки, бадьи, все подходящее, найденное в доме. Теперь все, черпая воду из бочек, поливали стены построек, стоящих рядом с сеновалом. Если б не это быстрое, здравое решение хозяина – гореть бы всему двору. Сам Уилли, размашисто выплескивая из кожаного ведра воду на бревна хлева, надрывно орал:

– Завтра же к господину Александру пойду! Ужо он штаны вам спустит да научит уму-разуму! Это ж додуматься – все мое хозяйство, нажитое таким трудом, едва не разорить!

– Двинулись отсюда, а? – попросил Гунтер, но сэр Мишель, решительно мотнув головой, дал понять, что уходить никуда не собирается, пока не восстановит справедливость. Рыцарь приблизился к раскрасневшемуся, потному Уилли и спокойно произнес.

– Это не я поджег сарай – сатана!

– Ага, а бесенята ему помогали… – выдохнул Уилл, будто нарочно плеснув на бревна воду так, что она обрызгала и без того промокшего до нитки сэра Мишеля с ног до головы.

– Говорю тебе, здесь был Нечистый! – продолжал гнуть свое сэр Мишель. Тут Уилл медленно опустил ведро, пристально всмотрелся в глаза рыцарю и скрипнул зубами. Гунтер заметил, что двое пожилых, замкнутых монахов в светлых рясах цистерианцев, работавших поблизости, тоже прекратили лить воду из горшков и настороженно покосились на рыцаря, собиравшегося снова повторить свои жуткие слова.

Гунтер почувствовал, что не миновать еще одному пожару, на сей раз в сердцах искренно верующих в силы потусторонние жителей двенадцатого века. Правильно говорил Мессир, психология у них совершенно иная, а логика – железная. Говорил с сатаной – значит, его слуга!

– Так ты привадил на мой двор нечистого? – процедил сквозь зубы Уилли, крепко стиснув кулаки. Сэр Мишель, ничего не замечая, открыл было рот для возмущенной напыщенной реплики, но Гунтер, поняв, что сейчас настало время действовать, а не стоять истуканом, решительно шагнул к рыцарю, тяжело опустил одну руку ему на плечо, другой стиснул шею сзади так, что сэр Мишель захрипел от неожиданности.

– Молчи, – прошипел германец на ухо рыцарю и, подняв глаза на Уилла, больше всего напоминавшего сейчас быка, перед которым долго трясли красной тряпкой, любезно осклабившись, старательно выговорил на старофранцузском: – Мсье, мой друг перебрал лишнего да еще и угорел малость. Неужели вы сами никогда не допивались до зеленых чертей в глазах?

– А ты кто такой? – Уилл, поигрывая желваками, едва не рыл носком сапога землю.