— Хорошо, — она схватилась за сердце. — А Тео, Пэнс…

— Больше всех пострадала Пэнси Паркинсон. Она использовала Непростительное и её приговорили к году в Азкабане. Все остальные так же получили девять месяцев. Матери новоизбранных Пожирателей оправданы и уже давно по домам. Тебе большой «привет» передавали Летиция Забини и Блейз.

— Спасибо, Седрик.

— Летиция сказала, что больше не заведёт домашнего эльфа и будет сама справляться по дому.

— Убийство эльфа — это малейшая их потеря, — внезапно пальцы нащупали лист бумаги, свернутый в много раз и запрятанный в подкладку платья. — Седрик, это нужно отдать Гарри. Я обещала Сириусу передать Гарри это письмо, но забыла о нём. Странно, как его не обнаружили.

— Оно и неудивительно, — у Диггори в руках оказался кусочек свернутой бумаги. — Во сколько раз ты его сложила? В десять?{?}[Ирония. На самом деле, лист бумаги не нельзя сложить вдвое более 7 раз] Ты тогда спасла меня, Гермиона. И Забини ты спасла, рискуя собой.

Седрик с теплотой посмотрел на девушку и удалился из зала, пока к её клетке подошли авроры, которым предстояло доставить заключенную в Азкабан.

========== Глава 17 ==========

Свобода встретила его первым снегом. На улице было так же холодно, как и в его душе. Драко смахнул несколько снежинок с плеча и аппарировал подальше от этого ужасного места. Он никогда не сможет забыть всё то, что пережил за эти девять месяцев. Малфой теперь понимал, чем так страшен Азкабан — он заставляет тебя посмотреть на своё истинное отражение и поговорить со своими бесами.

Тепло исходящее от камина, сразу же ласково коснулось его бледной кожи, когда Драко оказался посреди гостиной Малфой-Мэнора. Он не был тут девять месяцев, но казалось, что прошла целая вечность. Будто бы его искренние улыбки на лице были и вовсе в прошлой жизни, когда мать наряжала ёлку перед Рождеством. Это всё было так давно — до чёртовой Войны. Всё, что было у него — было «до», а «после» осталась лишь пустота и кошмары.

Его серые глаза были полны тоски и боли, которые он так старался скрыть, чтобы Нарцисса этого не увидела. Меньше всего он хотел, чтобы мать беспокоилась и переживала о нём. Она не заслуживала всего этого — она просто оказалась заложницей Войны, как и большинство. Фамилия «Малфой» стала клеймом, заставив всех вокруг шарахаться от платинового семейства.

Он расстегнул верхнюю пуговицу пальто и тяжело вздохнул, когда услышал звуки приближающихся шагов. Миссис Малфой через мгновение показалась в гостиной, не сдерживая слёз. Она так сильно изменилась за то время, которое они не виделись, что радужки глаз парня вмиг потемнели. Он принял женщину в свои объятия, чувствуя её содрогающуюся грудь.

Она выглядела несчастной, и это невозможно было скрыть. Её кожа стала бледнее, чем обычно, а под глазами образовались тёмные впадины. Вместо красивой укладки волосы были собраны в обычный хвост, а красивое платье синего цвета смотрелось нелепо. В Нарциссе не осталось ничего от прежней хозяйки поместья — она была растоптана и уничтожена.

Больше не было той изящной леди Малфой, которой так восхищались все вокруг. Погасший взгляд и болезненный вид. Она стояла, съёжившись и часто вздыхая. Каждое её движение было машинальным и неестественным.

— Сын мой, — сквозь всхлипы произнесла женщина. — Я так рада тебя видеть.

— Я люблю тебя, мам, — он прижал её крепче к себе. — Я очень соскучился по тебе.

Это был дурной тон — вот так выражать свои эмоции. Драко всё детство учили быть сдержанным и вежливым: никаких ярких проявлений чувств и неуместных объятий. Но ему было глубоко плевать — как оказалось, именно дурного тона ему и не хватало. Впервые за много месяцев парень почувствовал хоть какое-то тепло в недрах своей души. Тепло от объятий мамы.

Они совсем другие люди. Он — взрослый парень, переживший достаточно боли. Она — женщина, сломленная Войной. Они в первую очередь — самая обычная семья, а потом уже — «те самые Малфои». Драко понимал, что нужно очень много времени прежде, чем люди вокруг перестанут приравнивать их фамилию к злу. И он сделает всё, чтобы изменить это.

— Я испекла твой любимый пирог, — Нарцисса отстранилась от сына и вытерла слёзы. — С яблоками.

— Это то, что нужно, — Драко тепло улыбнулся матери. — Я только зайду к себе в комнату и спущусь к тебе.

Нарцисса осталась неподвижно стоять посреди гостиной первого этажа, а Драко несмело направился в свою комнату. Спальня, где он спал последние несколько лет до того, как отправился в Азкабан, вызывала волну отвращения. Плотно зашторенные окна и никакого света — так же темно, как и в его душе. На столе стояла рамка с колдографией, а на полках всего несколько книг. Тут ничего не изменилось с того дня, когда он был тут в последний раз.

Казалось, что даже на подушках до сих пор осталось тепло его тела, будто бы он только проснулся пять минут назад. Единственное, что выдавало его длительное отсутствие — это толстый слой пыли. Тут не убирали и, похоже, что даже не заходили сюда. Драко оставил пальто на кресле и подошёл к окну, раздвигая портьеры. Величественный сад Мэнора укрыт белоснежным снегом — неживой и слишком неестественный, как и всё вокруг.

Чернила засохли, оставленный на столике выпуск «Пророка» датировался мартом месяцем. А сейчас был декабрь. Ещё одно напоминание о том, что он оставил свою мать на долгих девять месяцев в одиночестве.

Драко принял душ и накинул на себя новую белую рубашку, небрежно откинув точно такую же, только чёрную. Брюки синего цвета и новые туфли. Запонки с инкрустированными камнями остались лежать на столе — он больше не хотел напоминать всем, что он Малфой. И себе, в первую очередь.

Нарцисса сидела за столом в трапезной, ожидая сына. В чашках горячий чай без сахара, как он любил, а на тарелке кусочек яблочного пирога. Это угощение было со вкусом детства — сладкое, медовое и незатейливое. Оно помогло на секунду забыть о том, что сейчас происходило.

— А где эльфы? — внезапно спросил Драко, когда Нарцисса встала, чтобы налить чай.

— Я их всех отпустила, — робко улыбнулась женщина. — Я сама прекрасно справляюсь.

Война всех так сильно изменила. Она больно ранила и забыла подать бинты, чтобы остановить кровотечение и теперь каждый справлялся, как мог. Для кого-то лекарством стали работа и творчество, а для кого-то домашние заботы. Драко ещё не до конца понимал, что могло бы помочь ему.

— Ты с кем-то общаешься? — он не знал, насколько этот вопрос был уместен. — Ты же не сидишь в Мэноре целыми днями… Я имею ввиду, что общение помогло бы тебе…

— Конечно, — не совсем уверенно ответила Нарцисса. — Я по четвергам встречаюсь с Оливией, а вчера на чай заглядывала Мишель.

Имена матерей однокурсников заставили его напрячься. Что чувствует женщина, которая ждёт своего ребёнка из Азкабана? Мишель Паркинсон и вовсе осталась одна. Муж оказался последней сволочью, которого убила дочь и получила за это год в тюрьме. Пэнси была сломленной уже тогда, и Драко боялся представить, что с ней случилось там.

В пироге чувствовался привкус корицы, которую любил Люциус. Драко равнодушно относился к ней, а вот его отец часто напоминал супруге о том, что обожает привкус пряности. Кусочек Нарциссы оставался нетронутым, а голубые глаза были потуплены в поверхность стола. Ей не хватало рядом опоры в виде мужа.

Он боялся о чём-то говорить или спрашивать, потому что не знал, насколько ей больно. Малфой боялся, что одно неаккуратное слово усугубит ситуацию и отстранит Нарциссу от него. Это была не та история, где в конце каждого ждал счастливый конец — нужно намного больше времени, чтобы оправиться от жестоких ударов хлыстом, нанесённых Войной. Если это вообще было возможно.

— Спасибо за пирог, — он поцеловал Нарциссу в голову и заметил несколько седых волосинок. — Он был невероятным.

— Не за что, мой дорогой, — женщина накрыла своей ладонью руку сына. — Я рада, что ты наконец-то дома. Я сделаю всё, чтобы ты вновь стал счастливым.