— Это не спасло бы его, Цисси. Думаешь, я радуюсь, что пришлось провести нашего сына через ад? Моё сердце не меньше твоего обливалось кровью, когда я вручал ему камень Забвения…

— Что? — Нарцисса отпрянула от мужа. — Что ты вручил ему?

========== Глава 4. Семейные дела. ==========

Малфой-Мэнор. Сентябрь, 1996

Такой холодной осени давно не было. Всего за несколько дней ласковый, бархатный сентябрь стал пронзительно холодным, дождливым и ненастным. Мелкий, без передышки, дождь, уже порядком начинал раздражать. Тепла совсем не осталось. Ни на улице, ни в душе. Всегда аккуратные волосы Люциуса беспорядочно развевались из-за ледяного ветра. До поместья оставалось всего несколько шагов, но ноги, будто налитые свинцом, отказывались передвигаться. Каждый новый день отбирал всё больше и больше сил.

Некогда родной дом всем своим видом кричал о неприветливости и нежелании принимать гостей. А Люциус чувствовал себя именно гостем в Малфой-Мэноре. Он редко появлялся дома средь белого дня, чаще приходил ночью, когда Нарцисса уже спала. И вот сейчас Малфой-старший показался здесь утром, однако лишь потому, что в его доме была запланирована важная встреча. Дожили. Семейное поместье приравнялось четырём стенам для «деловых встреч».

Люциус пролетел по коридорам, не задерживаясь и доли секунды у стен. Было стыдно. Десятки осуждающих взглядов из семейных портретов заставляли чувствовать себя провинившимся мальчишкой. Люциус дошёл до того, что собственноручно наложил на каждый портрет заклинание, лишь бы они с ним не говорили, но это мало чем помогло. Особенно портрет Эдвены Малфой — матери Люциуса, заставлял чувствовать себя отвратительно.

Кто бы мог подумать, что такого человека, как Люциус Малфой, можно вывести на чувство стыда. Если для Малфоев и было что-то превыше любых принципов — то это семья. Живые портреты наблюдали за тем, что делает нынешний хозяин Мэнора. И совсем этого не одобряли.

С пустой головой и усталыми глазами Люциус ввалился в свой кабинет. Он не спешил к супруге и не рвался поскорее разорвать конверт с письмом от сына. Это было чересчур. Люциусу хотелось хотя бы на минуту забыться, отпустить себя и ворох проблем, но в его положении это было чревато последствиями.

Пока ты стоишь передо мной на коленях с опущенной головой — твоя жена будет жить и дышать. А сын? Твой сын должен примкнуть ко мне. Это ещё одно обязательное требование, которое сохранит твою семью, Люциус.

Голос Волан-де-Морта колоколом грохотал в голове и заставлял содрогаться. Люциус был взрослым мужчиной, любящим отцом и мужем. В обществе все его знали как гордого аристократа, который только и умеет, что кичиться несметным богатством и чистотой крови. Но сейчас он был просто напуганным человеком, сделавшим когда-то неправильный выбор и вынужденный теперь платить очень высокую цену. Эдвена изредка поглядывала на своего сына, который в тот же момент прятал от неё глаза. Ей ничего не оставалось, как смотреть в ответ с жалостью и осуждением.

— Ну, что ты смотришь на меня? — наконец-то не выдержал Люциус. — Что ты хочешь мне сказать? Что? То, что я не прав? Что я болван и идиот? Я это и так знаю, мама.

Эдвена молчала. Потому что так когда-то захотел Люциус. Он не выдержал бы обвинений из её уст. Ему хватало того, что его обвиняла Нарцисса, это било по совести, не хуже, чем пронизывающий взгляд матери. Иногда Люциусу казалось, что он просто сходит с ума от происходящего вокруг. Проблемы и недосказанности скапливались и формировали огромный снежный ком, несущийся неумолимо прямо на него. Он снова посмотрел на мать, которая принялась за книгу и больше не отрывала от неё взор, хотя из её глаз на страницы капали маленькие слёзки.

— Люциус, — голос Снейпа отрезвил рассудок Малфоя. — Ты хотел меня видеть.

— Да, — устало ответил Люциус. — Проходи.

— К чему такая срочность?

— Ты ведь слышал, что вчера заявил Тёмный Лорд?

— Слышал.

— И тебе нечего сказать по этому поводу?

— А что ты хочешь услышать? Я в любом случае поддержу Тёмного Лорда.

— Северус, — Люциус прокашлялся. — Как продвигаются дела с окклюменцией?

По взгляду зельевара Люциус понял, что тот в курсе. Глупо было полагать, что такой легилимент, как Снейп не прочтёт мыслей Драко. Да о чём шла речь, если даже сам Люциус, не владея малейшими навыками, без проблем читал своего сына, как открытую книгу. Он пытался списать это на то, что вырастил его и поэтому мог распознать любое проявление эмоций на лице сына. А теперь было понятно, что Драко на пушечный выстрел нельзя подпускать к Волан-де-Морту. Одна единственная мысль и от семьи Малфоев не останется и мокрого места.

— Ты знал? — сухо спросил Северус.

— Сложно было не заметить. Даже не знаю, как это не стало достоянием всего Хогвартса и магической Англии в целом.

— Как ты допустил подобное?

— Не тебе его винить, Северус, — съязвил мужчина. — Твоя ситуация ничуть не лучше.

— Но и фамилия моя не «Малфой». Что больше привлечёт внимание: моя влюблённость в маглорождённую ведьму или наследника семьи Малфоев?

— О влюблённости речи не было.

— Да и ещё в какую? — парировал Северус. — В саму Гермиону Грейнджер. В ту самую Грейнджер, которая является лучшей подружкой Гарри Поттера.

Люциус бессильно упал на диван, закрывая глаза. Пальцы сомкнулись на переносице. Он не знал, что ответить товарищу. Что вообще можно ответить на столь ясную истину? Не первый день и даже не первый год Люциус наблюдал за взаимоотношениями Драко и этой девчонки.

Первыми мыслями было размазать Грейнджер по стенке, чтобы на ещё одну поганую грязнокровку стало меньше, а потом он решил поделиться этим с Нарциссой. И не получил ожидаемой реакции. Его жена всецело поддерживала связь Драко и гриффиндорки. Нарцисса ясно дала понять, что берёт эти отношения под своё крыло и навредить им приравнивалось навредить ей лично. Поэтому Люциусу оставалось, стиснув зубы, просто-напросто наблюдать.

Понадобился год, чтобы он смог оценить масштаб изменений. Искренность, терпимость, внимательность, умение сопереживать. Гриффиндорка меняла Драко. Она делала его лучше. Люциус теперь видел в своем сыне не простого наследника рода Малфоев, не просто воспитанного с детства аристократа — он видел лучшую версию себя. Лучшую во всём.

Драко был способен на все те эмоции и чувства, которые сам Люциус не в силах уже испытать. И настал тот день, когда Малфой-старший был рад, что Драко не наступил на те же грабли, что не впустил в своё сердце мрак и холод, что не потерялся в идеалах собственного отца.

И что с этим сделал Люциус? Подставил своего сына под прямой удар и даже не попытался защитить. Преподнёс Драко Тёмному Лорду на блюдечке и теперь метался в агонии с жалкими попытками как-то смягчить ситуацию.

— Он не сможет скрыть своё сознание от Тёмного Лорда, — вновь заговорил Снейп. — Понадобится слишком много времени, чтобы хотя бы поднатаскать его. У него нет времени. Люциус, он убьёт Драко, как только узнает. А потом Нарциссу и тебя. И до девчонки он тоже доберётся. И молись Мерлину, чтобы убивал именно в таком порядке.

Северус был прав. Спорить не имело смысла. Люциус сам прекрасно это понимал и абсолютно не имел понятия, что ему делать. Перед глазами появился образ бездыханного тела Нарциссы рядом с Драко. Эта картина сдавила горло спазмом, заставив поперхнуться и закашляться. Самым большим страхом для Малфоя было потерять супругу и сына. Семья — это самое драгоценное, что у него было, а он уже, итак, достаточно успел втянуть их в неприятности.

— Что мне делать, Северус? — тихо спросил Люциус. — Я не могу допустить этого. Может, убить девчонку?

— И чем, по-твоему, это поможет? Её смерть в ту же секунду искалечит душу Драко, а не вычеркнет из головы факт того, что он любил. И задумайся хотя бы на минуту, что будет, когда твой сын узнает, кто приложил к этому руку. Он и без того достаточно ненавидит тебя.

— И что делать?

— Нужно лишить его этих воспоминаний. Нет воспоминаний — нет проблем.